Что касается Бога Машин, то его адепты тяготели к регионам, где была промышленность и электроника, а дикие места их волновали мало. Зато монстры там могли «прокачаться» какие угодно. Тут на любое количество игроков хватит.

Леса, села, просеки, редкие поля, холмы, проплешины лесов, множество крупных и мелких рек, озёр, разливов. Не знаю были ли их так много, но, кажется, климат и правда резко менялся и водоёмов журчало слишком много.

Мимо города Ангелов я героически промахнулся. Я понял это когда подо мной появилась покрытая рябью водная гладь, которой не было конца, а чуть подвисший навигатор радостно сообщил что это «Двинская губа».

Время в пути один час двадцать четыре минуты.

Едрён бульон. Сбросил скорость, развернулся вправо. Самолёт слушался руля потрясающе послушно, движения плавные и уверенные. Правда, турбореактивный двигатель жрёт ману как танк солярку, но, что поделать, за всё приходится платить.

Достал телефон, озябшими пальцами пролистал сообщение.

В описании моего задания было сказано, что рядом с Архангельском находится Северодвинск, военно-морской город, который успешно отбился от зомби и монстров, и даже пытался жить человеческой жизнью, но находился в некой «блокаде».

Аэропортов в регионе целых четыре штуки, причем ГосБезопасность рекомендовала мне тот, что на востоке, по другую сторону реки — основной аэропорт Архангельска. Тот, что южнее, Васьково, был помечен как «в блокаде». Остальные, Уйма и Катунино отмечены как «не работающие».

Надо бы госбезопасникам посоветовать проработать эти моменты с Яндекс картой, давать больше информации, так любому человеку понятнее будет.

В основном аэропорту меня должен встретить местный мэр, устроить приём, совещание, погрузить в «обстановку» и местную проблематику.

Так как к пафосу и чиновничьему болоту не питал симпатии, сбросил скорость, врубил невидимость и прошёл над Северодвинском в сторону Васьково. Посмотрим, что там за блокада такая что целому Перворождённому рекомендуют держаться оттуда подальше.

Туман летел клочьями, но полоса Васьково вполне себе видна, хотя и темновата. Наверное, влажная.

Маневрирую, так чтобы ВПП была для меня сориентировано «по прямой» и инерция двигала бы меня по ней, плавно снижаюсь и постепенно сбрасываю скорость, понижая нагрузку на двигатель.

Одновременно три процесса, снижение нагрузки на двигатель, понижение высоты, и удержание направления при порывах бокового ветра (чтоб не улететь к хренам с полосы в травку), причем слишком быстро снижать тягу нельзя, иначе машина просто упадёт, рухнет — очень сложно. И все мои «выученные навыки», не сказать, чтобы вообще ничего не строили, но полной уверенности не давали, я покрывался потом и бесконечно восхищался мастерством пилотов, которые «умели и могли».

Шасси, твою мать, шасси!

Дрожащей рукой жму, выпускаю шасси. Голова пульсирует в такт сердцу. С замиранием жду чтобы зажегся индикатор. Есть… на жопе шерсть!

Выживу — поставлю пилотам памятник из чугуна в столице своего царства.

Сбрасываю, сбрасываю, полоса подо мной стремительно движется. Дышу часто-часто. Осторожно, по миллиметру уменьшаю нагрузку на двигатель, одновременно стараясь удерживать равновесие, причём на малой тяге аэродинамика у «летающей трубы» не сказать, чтобы как у метко пущенного кирпича, но… трудно это, трудно.

Ниже, ниже, скорость меньше двухсот, полоса летит лентой, легонько двигаю штурвал вниз и, как бы я не готовился к этому моменту, с резким взвизгом покрышек происходит касание.

Чтобы не подпрыгнуть, то есть дабы касание не отпружинило технику обратно вверх, прижимаю штурвал вперёд, на «вниз», машину чуть-чуть ведён юзом, резко сбрасываю нагрузку на двигатель и выпускаю воздушные щитки-тормоза, меня несёт, несёт, катит вперёд. На земле машина на слушается руля, а полоса уже, мать его, кончается.

Разозлившись, я использовал имеющийся у меня козырь, фокус.

Блинк, перемещаюсь на край ВПП, достаю карту и втягиваю в него «Миг-17 Великого Техногоблина»(когда он перестанет такие названия задавать?) буквально в процессе его стремительного движения к местным колючим кустам.

Хуф.

Накрапывает мелкий дождик, свежо.

Руки дрожат, вытираю лицо шершавой ладонью.

Дав себе несколько секунд на отдых, осматриваюсь и вижу среди мрачноватого пейзажа старое, по ощущениям, возведённое ещё при Сталине — здание аэропорта.

Прежде чем бегать по окрестностям, накинул невидимость, достал бинокль, посмотрел, что мы имеет?

Пейзаж северный, дымка от висящей в воздухе мороси, ветра почти нет, низенькие деревья или даже кусты, целые заросли, какие-то руины, то есть разрушенные временем строения, технические, крытые плитами пути, гордо стоящие остовы вертолётов, маячит группа зданий, в том числе аэропорта.

Переместившись чуть в направлении основного комплекса зданий, присел на одном из зачем-то разукомплектованных корпусов крупного вертолёта. Странно всё это. Людей на виду нет, зябко, уныло, тоскливо. Внутри здания поиск живых показывает мне два десятка существ, скорее всего — людей.

Но дальше ещё страннее — часть окон основного терминала выбиты и наспех забаррикадированы чем попало, у основных проходов брошена (а может, и специально выставлены) машины, причем какие попало. Снаружи, по крайней мере, на первый взгляд, никого нет. От кого они тогда спрятались? Не думаю, что люди внутри заперлись от нехером заняться, причины у них есть и вполне себе веские.

Ладно, что там думать.

Серией блинков перемещаюсь в центральный зал аэропорта, где несмотря на чистенький нордический ремонт, царит запустение, сырость и пустота.

Поскольку тут никого нет, скидываю с себя невидимость, и, присвистывая от наполняющего меня хорошего настроения и состояния — вообще-то я почти что посадил самолёт, второй полёт в моей жизни в статусе пилота, и почти идеальная посадка: иду в направлении двери с табличкой «охрана», рывком открываю и тут же совершаю блинк.

В кабинете было шестеро, двое из них спали, вздрагивая во сне, остальные занимались кто чем, в том числе один из них напряжённо всматривался в мониторы, половина из которых ничего не показывали, выдавая «нет сигнала».

Когда я появился, они все, в том числе те, кто только что спали, повернулись к двери, причем не просто повернулись, но и направили оружие.

Я (после блинка) уже стоял в середине жарко натопленной комнатушки и вдыхал аромат мужского пота, дешёвого табака, варёной картошки и подгорающей проводки.

— Старший кто? — спросил я, потому что по знакам различия понять что-то уже не было возможно. Они дёрнулись, но скорее по привычке. Один из них лениво и устало осмотрев меня с головы до ног пробурчал что старший сидит в диспетчерской, и нечего тут ходить без стука.

Я оставил его тираду без ответа и даже не дослушал мысль до конца, переместившись блинков в диспетчерскую, где за единственным работающих столом диспетчера дремал, приобняв автомат, молодой парнишка.

— Экхе-экхе, — я сел рядом и театрально громко покашлял, потому что времени пока «спящая красавица» досмотрит свои сны — не было.

— Кто спал? Я не спал! — он вскочил и попытался отдать честь пластиковой пальме, украшению кабинета.

— Доложитесь! — рыкнул я.

— Старший сержант Белобородцев, за время вашего отсутствия происшествий не было! — с трудом сфокусировавшись на мне и беспокойно разыскивая знаки различия, указывающие на звание, скороговоркой выдал боец.

— Да ты не напрягайся так, Старый, — я махнул ему рукой, чтобы он сел, взял со стола пыльные чайные кружки, встряхнул, поставил, достал из инвентаря виски «лоусон» и налил нам обоим пару глотков.

Сержант припал на стул, сцапал кружку и выпил, зажмурившись и прижимая холодную керамику ко лбу вместо закуски.

— Вы из штаба флота?

— Я старший лейтенант Восковитин и прислала меня государственная безопасность.