Все, я запутался. Какой такой Рязный? Это где вообще?.. Зайчич залез в котомку и достал скудной еды, поделившись с рязными, я вспомнил, что мы с Мирой ели давно, и выудил из сумки последний кусок хлеба, разломил его пополам и протянул большую часть девчонке. Мира с воодушевлением схватила хлеб, но тормознула, и оглядела всех подозрительным взглядом, потом сплюнула в ладонь монетку, и спрятала ее в закромах, и только после этого принялась есть. А я и не знал, что самое ценное она хранит во рту! Сумку можно потерять, но это — нет! Дааа, делааа… Монету она ценила дороже всего.

— Так что, Зайчич, с рязными дел нет? — спросил я.

— Нету. — немного подумав ответил он, — Разные торговать не хотят. Камнями в нас кидались.

Вот как.

— А Вист с Варой откуда?

— Приблудились… Говорят, их выгнали, еды на всех не хватало.

Хм.

— А их почему не съели?

Зайчич подозрительно посмотрел на найденышей.

— А у нас своих не едят, нельзя… — пояснил Вист.

— А чужих можно? — поинтересовался я.

— Чужих… — Вист запнулся и замолчал.

— …можно, но чтоб никто не знал. — закончил я за него, и парень нехотя кивнул.

Понятно. Ничего нового. Мы сидели молча, грызя каждый свою еду. Хлеб подсох, но все еще был вкусен. Зайчич с рязными жевали какие-то овощи. Я заметил присутствие еще одного существа, точнее не я заметил, мне подсказал трогг. Я напрягся и ждал, но ничего не происходило. Спустя несколько минут я услышал, как тайный гость шумно сглотнул.

— Ну, что стоишь? — буркнул Зайчич.

Немного помявшись, в свете костра появился Мышишь. Выглядел мелкий сталкер помятым и недовольным, все получилось так, как сказал Зайчич: он пришел. Здоровяк протянул своему мелкому другу сморщенный клубень, и подвинулся. Мышишь ел, откусывая маленькие кусочки и тщательно жуя, неотрывно глядя в огонь. Молчание затянулось.

— А я видела вас! — неожиданно сказала Мира, глядя на собирателей.

— Где ты нас видела? — настороженно буркнул Мышишь.

— В Самаре, у старьевщиков. — пояснила девчонка, — один сезон, и еще половину назад.

Зайчич почесал подбородок.

— Даа, были мы там…

Рожу Мышиша перекосило, и он повернулся к другу, собираясь сказать какую-то гадость.

— Заткнись, Мышишь! — рявкнул Зайчич, — Или я тебя сейчас точно ударю! Ты меня достал своими придирками, сил моих больше нет!

Я посмотрел на обоих сталкеров, Мышишь сидел совершенно белый с перекошенным лицом, Зайчич же раскраснелся, и был похож на кипящий чайник.

— Он его всегда задирает. — сказала Мира. — Всегда! Все ему не нравится, все не так, все не эдак. То, что он делает правильно, а по другому — не правильно.

Мышишь уставился на девчонку пустым взглядом, а Зайчич улыбнулся ей.

— Так и есть. — сказал он, — Но это мой друг, я должен терпеть. Только сил моих больше нету!

— И правда, Мышишь, ты чего такой? — спросил я мелкого собирателя.

Тот потерял лицо, и сидел с самым обиженным видом.

— А чего он!..

— А чего он? — уточнил я.

— Все рассказывает!

— Ну и что? Зайчич добрый парень, ему нечего скрывать.

— Да! Добрый! И один раз у нас хабар украли из-за него и его трепа! — рявкнул Мышишь, и его кулаки сжались.

Он бросил злой взгляд на Зайчича, а здоровяк потупился, вздохнул, и вытер нос.

— Ну, рассказывай! — приказал мелкий.

— Я похвастал, что мы нашли место в руинах, где было много древнего хабара, хотели идти туда утром, а когда пришли — там было пусто.

— И давно это было? — спросил я.

— Давно… Мы тогда только начали собирать…

Я посмотрел на Мышиша.

— А ты злопамятный. — сказал я с осуждением.

— Какой?.. — не понял мелкий сталкер.

— Злопамятный. Ты помнишь плохое, и никогда не устанешь об этом напоминать.

— Да! — рявкнул тот, — Потому что…

— …ты просто говнюк, и тебе нравится издеваться над другом. — перебил я Мышиша.

Оба сталкера вылупились на мою физиономию.

— Да да. Ты просто говнюк. Зайчич сам понял, что произошло, и это до сих пор его гложет. И ты каждый раз засовываешь свои грязные пальцы в эту рану. Зачем? Что ты хочешь получить? По морде? И получишь, его терпения осталось чуть-чуть.

Мышишь переваривал информацию, и я заметил, что кое-что из сказанного он вынес.

— Он все помнит, — продолжил я, — и никогда не забудет. А ты забудь, это дело прошлое. Вас бы убили за тот хабар, Зайчич тебе жизнь спас, а ты его грызешь, нелюдь.

Судя по рожам, собиратели прониклись моей речью. Но Мышишь сдаваться не собирался, он не мог признать ошибку, и сидел молча, уставившись в огонь. А вот Зайчич выглядел разбитым, и я его прекрасно понимал: сложно терпеть издевательства раз за разом.

— Так что, куда вы дальше? — спросил я.

— Не знаю. — ответил Мышишь. — В Москву… Наверное… Не знаю. Опасно.

— А здесь остаться?

— Здесь не хорошо, жрать нечего, воды нет, разные — злые.

— В Москве все не просто, но устроиться можно, думаю у вас получится.

— Мы пойдем, скоро. — сказал Зайчич, а Мышишь даже ухом не повел, хотя в обычной ситуации уже вцепился бы в друга зубами.

— Удачи вам, сталкеры. Давайте разделим караул, и будем спать.

Первыми поставили дежурить меня и Миру, потом сталкеры, и под утро рязные. Мы сидели около костерка, изредка кидая в него припасенное топливо, чтобы поддержать жизнь слабого пламени. Мира сидела подтянув колени к подбородку, и положив голову на лежащие на коленях руки, она выглядела безмятежной, но я видел напряженный взгляд, и казалось, что даже ее уши шевелятся, вслушиваясь в темноту. А вот мне не сиделось. Точнее не мне, а троггу. Нелюдь проснулся, и жаждал деятельности.

“Пойдем! Пойдем!! Нам надо есть!”, ныл он.

Нет!

“Пошли! Самое время! Никто нас не увидит! А запасу на черный день скажем, что пошли ссять, и заблудились”.

Нет!

“Не хочешь — как хочешь”, сказал трогг, и его интонация мне не понравилась.

— Мира! — тихо сказал он, — Я это… Ссять пойду. Не ходи за мной, ато у меня не получится. И никому об этом не рассказывай.

Мира выпучила глаза на трогга, и кивнула со странным выражением морды лица. Я потерял контроль над телом, трогг встал и ушел в темноту. Да, зрение у него не в пример лучше человеческого, хотя я точно знаю, что трогги слепы от рождения, у них нет глаз. Видимо, скверна внесла некоторые корректировки в это тело. Трогг двигался быстро и бесшумно, его движения были плавными и текучими. Хищник. И куда мы так летим?

“Я чую мясо”, ответил он.

А больше ты ничего не чуешь? Людей там, мутантов? Нет?

“Нет. Мы тут одни”.

Мы выбрались из здания, пересекли площадь, потом перешли трассу, и остановились около бурого леса. Я помнил, что он бурого цвета, но сейчас лес выглядел серым, и слегка фосфорицирующим. Я напомнил троггу, что у нас мало времени.

“Да. Дичь тут”, ответил он.

Трогг аккуратно крался к лесу, чуть постоял на границе, и шагнул внутрь. Я увидел светлое пятнышко, которое шевелилось, и понял, что это либо кошка, либо собака, либо еще какая-нибудь мелкая зубастая живность. Трогг приготовился к прыжку, но резко замер, и посмотрел налево. Вдали, среди чуть светящихся стволов деревьев, я увидел черное пятно. Пятно шевельнулось, и сместилось в сторону. Мать! Кто это??

“Тот, кого тут быть не должно”, бросил трогг.

И я понял, что он эту дрянь не видел, и не ощущал. Зверушку он, значит, унюхал, а вот это вот — нет.

“Да, оплошал”, посетовал он, “В этих местах есть свой охотник”.

И мы будем с ним драться?

“Нет. Мы просто уйдем. Это его территория”.

О как. Трогг вытек из леса и перемахнул трассу. Охота была неудачной…

“Мы будем голодны. Это очень плохо”, посетовал он.

Ну хоть меня не вывернет от того, как ты что-то жрешь. Но кто это был?

“Охотник”.

Охотник? Кто это?

“Охотник — это дитя матери, потерявшее с ней связь. Ты называл их черными, но те черные еще не стали охотниками”.