– Земледельцы подождут! Здесь есть место, где мы действительно можем быть полезны! – заявила она, а наши спутники, не Фениксова племени, не чующие подступающего ужаса, лишь поддержали: платили-то за каждый день.

Как я не бился, не пытался отговорить, доказать свою правоту – бесполезно! И, чтобы не заклеймить себя окончательно трусом, сдался. Не могу сказать, сильно ли я потерял доверие и уважение со стороны остальных членов отряда, но был крайне уязвлён словами Магды. Тогда я покинул это общество, выкурил натощак трубку, меня вытошнило, и напросился к конюшему при гостинице переночевать.

Старик принял меня радушно, провёл в комнату без окон, три на три моих шага. Стоять там приходилось скрюченным, чтобы не задевать потолок. И потому я сразу сел на домотканое покрывало поверх низкого и широкого соломенного лежака. На деревянном ящике у входа горел трёхвилочный светец. Острое пламя на конце лучин вспыхивало ярче, когда пепел опадал в чашу с водой. Я лёг у дальней стены и почти сразу уснул.

Пробуждение в полной темноте было непрошеным и грубым. За стеной прямо передо мной находилась конюшня. Вход в неё располагался с обратной стороны здания. И я отчётливо слышал, как прибывают повозки, ржут измученные лошади, скрипят телеги, звенит снимаемая упряжь, ругаются и о чем-то спорят люди.

Вновь вернулся дурной запах, что ощущался в дороге. Вдобавок левая рука отяжелела, будто стала чужой. Я не покинул своего ночлега, не желая выяснять подробностей. Но когда прибывшие разошлись, а лошади начали хрустеть сеном и хлебать воду, конюший, освещая всё вокруг рогатым канделябром, привёл в мою комнатушку кого-то низкорослого в плаще с глубоким капюшоном, скрывающим нечто пугающих форм.

– Господин, вы не спите? Нет?! Умоляю, присмотрите за этой несчастной девочкой! Вы же врач?! Постоялый двор переполнен, даже на сеновале все места заняты, а малютка совсем одна. Никто не хочет её брать себе.

– Поспишь тут с таким шумом и гамом… Отведите её на моё место в гостиницу!

Я скинул покрывало, которое натянул на себя во сне, и левую руку вновь начала выкручивать изнутри боль. И уже знакомый ужасный запах – ощущение беды, нет, даже близкой смерти – шёл именно от этой девочки.

– Господин, – конюший поставил светильник на ящик и вздохнул так тяжело и протяжно, будто принял на свои худые старческие плечи вес небосвода со всеми его звёздами и лунами, – нет больше свободных мест. Даже ваши спутники перебрались в едальню при входе, уступили свои места тем приехавшим бедолагам. Прямо сейчас господа врачеватели помогают нуждающимся.

Вот так удар под дых! Получается, я сбежал от служения своему предназначению?! Права была Магда! Стыд и позор мне!

– Я иду к ним! Я – врач! Моё место рядом с больными! – едва сдерживая закипающий гнев, выпалил я, поднимаясь.

– Но больной прямо перед вами, – старик понурил голову, положил руки на плечи девочки и чуть подтолкнул её ко мне.

Резко встав с ложа, забыв о высоте потолка, я врезался макушкой в деревянную балку и мигом осел. В глазах потемнело. И сила Феникса вновь не пришла мне на помощь. Вот если бы я раскроил себе череп… Нет, нельзя такое желать!

Когда мрак перед глазами рассеялся, я увидел, что конюшего нет, а низкая фигурка стоит рядом, едва не касаясь моих коленей. Хотел было отодвинуться, но не смог. Врач я в конце концов или нет?!

– Девочка, что у тебя болит? – Я оттянул веки пальцами к вискам, настраиваясь на работу. Вспомнил про нашу повозку, где среди других вещей так глупо забыл свой врачебный чемоданчик.

– Тут, – девочка медленно подняла руки к голове или к тому огромному, выступающему, что скрывал капюшон.

Канделябр, оставленный конюшим вместо светца на ящике, давал чуть дрожащий, но яркий свет. Я с неприязнью увидел, что тонкие запястья маленькой пациентки связаны золотой цепочкой. Порвать, снять её казалось проще простого, но отчего-то девочка этого не сделала.

– Я видела плохое. И сказала это. А потом меня… – она замолчала. Не уверен, что хотел знать ответ полностью. Девочка мотнула головой назад, но глубокий капюшон не упал. Но на краткий миг я увидел под ним нечто пугающее.

– Помочь снять его? – скрипнул зубами я, поёрзал на месте, вытер вдруг вспотевшие ладони о штаны.

– Да. Только не бойся. Он тоже снимается.

Что за «он», я узнал, когда аккуратно откинул капюшон с головы малышки, и едва сдержал вскрик. На голову девочки был надет огромный змеиный череп без нижней челюсти. Он перевесился на сторону, и сквозь пустую глазницу на меня с надеждой взирали детские глазёнки.

– Как тебя зовут? – я постарался, чтобы голос звучал доброжелательно, хотя больше всего хотелось кричать и ругаться: кто такое сделал с бедной девочкой, у кого вообще хватило ума надеть давно мёртвое на едва живое?!

– Соломея. А тебя – Педро… – тихо сказала она, пока я выпутывал застрявшие слипшиеся пряди грязных волос из трещин внизу черепа.

– Откуда ты знаешь моё имя? – замер я.

Странное дело – либо запах стал развеиваться, либо я уже привык, но теперь меня почти перестало мутить, да и рука больше не болела.

– Я вижу будущее. На чуть-чуть. Я пришла в тот город рассказать, что они заболеют, потому что прокляты богом Солнце. А они мне не поверили. И заболели. И сказали, что я виновата. А я не виновата! – она топнула ножкой и захныкала, когда цепочка на руках от резкого движения сильнее впилась в кожу.

– Ты и меня увидела? – я уже насчитал дюжину синяков на руках и шее Соломеи. Она кивнула.

– Тот город, люди, они разозлили своего бога Солнце. Он был там всегда, – шумно сглотнув, отчётливо заговорила она, стиснула обеими руками моё колено. – Люди завидовали другим городам. Сказали, что их бог им не помогает. И они сожгли его храм. Солнце обиделся и начал жечь их. Другие боги не остановят его, пока тут так плохо. Они боятся его. Они перед ним малы.

Да, боги и в самом деле иногда чудили. Но чтобы так?! Один из главных богов – Солнце – слишком гневлив. Хотя его можно понять: люди вечно недовольны когда его много и когда мало, а золотой середины для всех сразу нет.

Я подавил раздражение и ярость – они мне точно не помогут. Когда череп был снят, взору при жёлтом свете свечей предстало маленькое осунувшееся лицо без бровей и с глазами чуть на выкате. Хоть оно и было непозволительно юным, отчего-то казалось мне старушечьим. Хотя одна особенность и вовсе отрицала принадлежность девочки к людям: веки и виски покрывал блестящий налёт. Я чуть повернул голову Соломеи, различил контуры мелких чешуек. Всё верно: передо мной была одна из племени Боа-Пересмешников. С ними ещё дел иметь не доводилось. Череп, положенный рядом на тюфяк, будто за мной наблюдал, и я не мог не наблюдать за ним.

Видимо, испугавшись моего взгляда, девочка постаралась заслонить череп рукой, но вновь цепочка, натянувшись, причинила ей боль. Я осторожно ощупал путы, обнаружил двойную застёжку и, попросив малютку потерпеть, подтянул концы и расцепил крючки. Когда цепочка скользнула мне в руку, я машинально отметил, что на таких носят на шее таблички для быстрых записей, очки или курительные трубки, хотя плетение выглядело незнакомым и сложным.

Сунув безделушку в карман, я оставил девочку в комнате и стремглав побежал к нашей повозке за врачебным чемоданчиком. И снова удар – сотоварищи уже разобрали свои, мой же валялся в самом углу рядом с сундуком выходного платья и мешком провизии. Но я мысленно возблагодарил свою предусмотрительность, что перелил все микстуры и снадобья из стеклянных флаконов в узкие металлические трубки с плотными крышками.

Когда я вернулся в комнату, Соломея сидела на краю лежака, прижимаясь к черепу змеи и поглаживая его тонкими пальчиками с грязными, неровно обгрызенными ногтями.

– Где твои родители? – Молчание в ответ.

– Кто сковал тебя этой цепочкой? – Тишина

– Сколько тебе лет? – На ответ я не надеялся, но постарался по-доброму улыбнуться девочке, одновременно поставил чемоданчик на пол, открыл, раздвигая полки и отсеки. Чуть придвинул ящик с канделябром, ведь свет никогда не бывает лишним.