Ну а я, немедленно «соткавший из воздуха» милую песенку «Только не о Ямайке, чувак…», закончу своё диковатое повествование о земле обетованной и «вдумчиво» молящихся на культовую фигурку ямайского Микки Мауса – Бобушку нашего Марли. Яман!

Несколько нервно, но в общем, скорее расслабленно подходя к пресловутой «домашней Пятёрочке», я к своему неудовольствию обнаружил рядом неприятно-грязную кучку местных колдырей. Голосили они преувеличенно громко, ибо явно и надёжно были опохмелены с «доброго утречка». Какая нах…й зараза, какая эпидемия, этим мутантам было всё решительно нипочём. Разговор их безмятежный вертелся явно вокруг отсутствия хоть какой-то клошарской работы, и один из них, видимо, самый «ответственный», горячо доказывал, что «работёнка есть, и я даже могу с оной помочь». На что покачивающийся на ветру «главный анархист» компашки неприязненно перебил «жалкого штрейкбрехера» фантастическими по силе и откровенности словам: «Да я вообще работать не хочу! Пошёл ты нах…й со своей работой уё…ской!». Я, разумеется, молчаливо аплодировал в почтении и восторге.

Далее запьянцовские мужички во главе с лихим вожаком в засаленной высокой шапке ожидаемо потащились в чрево манящего удовольствиями народного универсама. Я ещё долго слышал их задорные возгласы: «Вась, ну чего, ещё бутылку брать?! Да не, ты чё, куда больше-то! Пивка возьми! Вот этого, белого!». Помотавшись ещё немного неароматными (алкоголь-пот-табак) обдолбанными привидениями, они несколько разочарованно вывалились наружу. Тут – в тепле и среди разноцветных товарцев различного назначения им очень и очень нравилось. Они были словно беспризорные дети в волшебной комнатке с игрушками, и как же тяжело и обидно было им покидать её.

Я же остался в фантастической комнатухе с различными блестящими финтифлюшками. Как вы сами понимаете, я был в той самой дебильной копеечной масочке, которая ни от чего, конечно же, не спасает. А только лишь приносит массу неудобств, в смысле затруднённого дыхания, обычному гуманоиду, да ещё запотевших стёклышек, ежели ты злостный, закоренелый очкарик, как я. Несмотря на относительное и снисходительное (со стороны Матери Природы, без сомнения) потепление, я был в кожаных чёрных перчатках, как распоследний идиот. Массовый, растак его, психоз, профессиональная геббельсовская пропаганда переколбасили даже меня, матёрого панка и нигилиста. До чего же вы доводите из без того забитых людишек, господа подонки и прочие ублюдоны?!

Итак, вот этими самыми, мягко говоря, не по сезону, перчаточками я скорёхонько забрасываю в тележку то, чем буду осторожно и строго регламентировано питаться ближайшую, скажем, неделю – свёкла в упаковках, репчатый лук прямо так, ряженка в «тетрапаках», водичка в полторашках, короче, прочее «и так далее». И, конечно же, появляется Вечная Престарелая Тётка, что моментально начинает шнырять то передо мною, то с обоих флангов, то преподленько с незащищённого тыла. И маниакально кидать в свою кошёлку абсолютно всё, что я только что счастливо сцапал. Она неприятно юрка, слегка скособочена, с постоянным маниакальным оглядом. Да! Обязательным образом от неё исходит старческий запах… смерти. Да-да, чего зря таить греха – это он, именно этот зловещий, пугающий душок.

Я с отвращением перебегаю от неё в другие, ненужные мне ряды, делаю нелогичные, неожиданные крюки и финты, но эта безумная, вонькая мегера настигает меня повсюду.

И вдруг она внезапно останавливается. Нет. Просто каменеет и цепенеет. Медленно снимает поганенькую, видавшую виды масочку. Появляется её сморщенная, какая-то закопчённая личина. Нос подозрительно начинает вертеться. И! Она оглушительно чихает. Во все стороны. Не закрываясь ладонью.

Ну ладно, почти что неразумные нерусские люди, что заполонили нашу изувеченную Россию. Что с них взять – сельские горные жители, пусть будет так. Как чихала мне чуть не в изумлённые глаза смуглявая шустрая азиаточка, заставляя меня тут же напяливать беспечно забытый карантинный намордник и спешно ретироваться на второй этаж. Или такой же чернявый, тощий, вполне ещё моложавый «восточный элемент», что обрушил на мою, почти обрадованную свободой «безмасочную» душу такой шквал растреснутого кашля с удушливым чихом прямо на свежем «марьинском» воздухе. Бог с ними, они, возможно, и вправду не понимают, что творят – воспитание, знаете ли, «своеобразное».

Но ты-то старая ведьма, ты же явно воспитывалась в нашей советской школе, где ещё учили говорить «спасибо» и мыть руки после уборной! Ты что, совсем тупая? Стащить с себя защитную антивирусную марлю, чтобы сподручнее было чихать!!!!

Ну вот когда ещё я решусь несколько нервно, но в общем, скорее расслабленно, подкатить к пролетарскому нашему магазинчику, дабы пополнить нехитрые «продзапасы комендантского часа»? После сих «трагических» эпизодов, полагаю, не ранее, чем через пару «ентих самых «факин» карантинных» деньков…

И снова я, плотоядно облизываясь, потащился на упыриху-Горбушку, массово скупать пластмассовые коробочки с цветными картиночками. Новьё. Музямба. На последние «гробовые» бабуленции. А что вы хотите, «граждане, делающие «благородное «фи» – полные дискографии недоступных, казалось бы, уж навеки «Funkadelic», да «Parliament»!!!! Это вам не фунт турецкого изюму. И не фунт дурного лиха. И даже не фунт стерлингов. Это вам гениальный бармалей Джордж Клинтон со своим бродячим выводком музыкантов-собутыльников и бэк-вокалисток «группиз».

Одним словом, бью мохнатой лапкой в остервенении, как голодный котяра, припавший к блюдцу с молочком. Из вагона в вагончик, с двумя нудными пересадками, топ-топ. И вот, по возможности легко выпархивая из очередной электронной дверцы подземного транспорта, ошалело наблюдаю следующую «человеческую коллизию».

Некий, так скажем, «не очень русский» человек с иссиня-колкой щетиной и характерным горным акцентом пытается эдак «нестандартно», но и «по-простому», да нехитро познакомиться с молодой, явно славянской женщиной, очень элегантно одетой и демонстративно неприступной. И что же, по-вашему, он куртуазно говорит? Не-ет, не гадайте, я бы сам не додумался на вашем месте до подобной галантерейности. Забегая перед её неприязненными очами и неприлично учащённо дыша в её фарфоровое лицо, с неповторимым прононсом абрека он торопливо и нахально лопочет: «Мадам, ты как, мадам?».

Бедная «мадам», я думаю, после сего «благородного» приступа на дамское сердце просто «никак». И вроде не улыбнуться нельзя, ну хотя бы вскользь. И модную девушку крайне жалко – ну вот за что ей терпеть подобную наглую деревенщину «с Юга»?

Что делать, я продолжаю свой бесконечный путь меломана. И всё же краем любопытного писательского глаза я вижу, как «чрезвычайно стильная дамочка» не выдерживает «джигитской» дерзости, нервно разворачивается к щетинистому прилипале и проявляет «слабоволие» – что-то весьма экспрессивно высказывает «горному орлу», конвульсивно тряся маленькими кулачками в тонких перчатках. Орёл же, в свою очередь, проявляет «слабовоние» (разумеется, мой авторский, эксклюзивный термин) – встревоженно, пожалуй, испуганно и даже трусливо ретируясь восвояси, не хлебавши, как говорится, солоно.

Ну что же, уже как-то легче лететь к заботливо приготовленным, в ровных, словно банковских стопочках, жемчужинам негритянского фанка. И я даже сладострастно предвкушаю, как я гаерски подмигну чернокожей милашке Бетти Дэвис с обложки её чумового дебютника и «нахально до обольстительности» протяну: «Мадам, ты как, мадам?».

Находясь в вынужденном заточении, я счастливо пережил аж три (!) качественных запоя, и всего-то за какой-то жалкий месячишко. Песен же в обозримом прошлом сочинено всего парочка. Детки мои милые, что же вы так нечасто теперь рождаетесь… Но отмечу всё же без не слишком мне свойственного хвастовства, что эти две новорождённые песни получились просто очаровательными. Не, серьёзно. Превосходные две мои дочки.