Шестьдесят девять, не хотите! Просто какая-то поза непристойная из забытой в веках развратнице «Камасутре». Вожделенное пивко преподлым образом оказалось за «кошмарные пятьдесят четыре» вместо заявленных манящих «тридцати восьми». И лишь только фигово моющее, но приемлемое для босяков мыльце оказалось честно восемнадцатирублёвым. Его, родимого и единственного, я и забросил в монструозных размерах, плетёную металлом тележку.
А необходимо отметить, что, разумеется, всенепременным манером в торговом зале присутствовало приличное количество «почихушников» и «кашлюнов». Они, «словно неожиданно» постреливали из-за всевозможных углов, хитросплетённых закутков и прочих торговых рядов. Я ловко пригибался, старательно припадал, падал и даже полз по-пластунски. Но полупьяный старикан с немытыми паклями-волосами, нечистым щетинистым рылом, удручающим перегаром и клюшкой в обязательной изоленте, всё же подло настиг меня. Я спуртом ринулся к кассе, надеясь опередить грязного дядю, ибо он обязательным образом был должен задержаться у винных полок.
Фигушки. Так очаровательно хорошо всё не бывает. У самой крайней от ряда с бухлом кассе некая пожилая, но эдак «интеллигентски молодящаяся тётушка» «благожелательно» посоветовала: «А вот на другой кассе всего один покупатель, так туда и… Пожалуйста…». По своей идиотической привычке быть некстати вежливым, я натянуто улыбнулся и понуро отправился на указанное местечко, и. Ну естественно – за мной моментально пристроился тот самый небритый, немытый, перегарный и кишащий бациллами клошар с «импровизированной тростью». Я обречённо принялся подавать «чумным императорскую длань», словно сам великий карлик Бонапарт.
Но не это пренеприятное событие было в сей момент самым гадостным. Я внезапно заслышал визгливый оклик: «Девушка, девушка!!!». Я сразу узнал этот «интеллектуальный голосок». Но вида, естественно, не подавал по понятным причинам – один взгляд на голосившую, и всё – ты непоправимо «зашкварен». Гей, гомик и пидарас. «Девушка, де-вуш-ка!!!!» – мерзкий ноющий тонкий голосок заметно повысился в тоне и в раздражительности – его почему-то не слышали и не замечали. Наконец, писк превратился в совершеннейший истеричный визг, и престарелая мегера в берете подскочила ко мне и, схватив костистою лапой за предплечье, просто-таки потащила меня к своей, а теперь уже и моей кассе, одновременно голося военной сиреной: «Девушка, девушка, это не вы оставили?!!» – указуя на стеклянную банку консервов такой непотребной цены, что я не приобрёл бы даже после сказочного наследства от дядюшки Ротшильда. «Нет, это не моё. Вы ошиблись» – неприязненно процедил я сквозь зубы. Мой вполне баритонистый тембр несколько обескуражил «невсебешную» фурию, и она несколько сконфужено залопотала: «Ой, вы, наверное, юноша. Просто с длинными волосами, и я подумала. Извините». «Да, я юноша. Да, вы ошиблись. Ничего страшного. Да, у вас железная логика, если с длинными волосами, значит, без вариантов девушка. Вы абсолютно правы и невиновны в своём ошибочном выводе».
С одной стороны, я без сомнения находился в определённом выигрыше, явно чахоточный полубомж оказался на безопасном для здоровья расстоянии. Но с другой. Вся эта разномастная кодла, что пристроилась за мной в пролетарской очереди явно предвкушала и даже жаждала бесплатного средневекового представления. Я же, еле сохраняя нелепое в моём положении английское достоинство, стоял «аристократическим лордом», красный как рак и глупо скрестив руки на груди. Да ещё нерасторопная кассирша, как нарочно, неправильно посчитала мою мелочь с паперти, то требуя, то смутившись, возвращая лишний рубль. Плебс, хоть и радостно лыбился, но рассчитанного «скандалиссимуса» всё же не случилось, и я степенно удалился, едва не ударившись в «тормознутые» двери на фотоэлементах.
«Глупая ты престарелая тётка, где ж ты видела такую плечистую, хоть и худую девушку, чокнутая ты дура» – так по-христиански и всепрощенчески ласково размышлял я, «психически» неся в дрожащей «от нервности» лапке здоровенную зелёную авоську из «Ашана» с крохотным кусочком мыла по проклятой этой нашей «акции».
Оставались пресловутые пиво и паста. Делать было нечего, и я истово двинул к очередной «Пятёрочке», той, что поменьше и несколько роднее. Каковы были её расценки на зубную пасту и пиво мне уж и не припомнить, так как я был обескуражен диковатым зрелищем. Мужичок, годиков определённо повыше средних, явно засланный своей супружницей за провизией, был чрезвычайно и даже чересчур благовоспитан. Он неловко продвигался с увесистым кульком с провиантом от кассы к выходу, одновременно неуклюже толкая ненужную теперь тележку. И вот тут-то его и подвела чрезвычайная и даже излишняя «интеллигентность на три копейки», очень, знаете ли. Показная. Даже, пожалуй, показушная.
Есть такие люди, которые, за чтобы они не брались и не принимались, всё делают, словно мамонт в зале ваз Музея Востока. Иногда таким бывает и ваш покорный слуга. Но только лишь иногда. А вот этот сорт гуманоидов просто заклят, заколдован и проклят сей тотальной неповоротливостью, неуклюжестью и, вообще, всё у них невпопад и невовремя. Так вот. Завидев вдетые друг в друга линейки тележек, приготовившихся покорно принять горы покупок, он принялся старательно пихать свою в тот ряд, где, по его мнению, явно одной и не хватало. Это у него получалось крайне неважно. Тележка-бедолажка непрерывно выскакивала предательской пулей из непокорного отверстия своей недовольной товарки. Тогда упрямый полноватый дядёк краснел от неловкости, покрывался нервным потом, но неотступно продолжал своё неблагодарное деяние. От отчаяния и уже истеричных каких-то своих толчков, он принялся весьма амплитудно разворачиваться всем своим полноватым туловищем. При этом он уже психически разворошил все стройные ряды тележек, свой же ряд он просто разворочал и раскидал напрочь так, что все тележки его «взлётной полосы» разлетелись и укатились по всему предбаннику магазина. Мало того, при всём этом «интеллигентском» жесте помощи «несчастной челяди», он нещадно задевал и даже просто лупил уже окружающих и даже в страхе уворачивающихся женщин, детей и стариков огромной своей авоськой со снедью. Ему было так страшно стыдно, что, полагаю, это был самый кошмарный миг его маленькой жизни. Его стало невыносимо жалко. Но он всё равно продолжал своё патологическое представление. Глазеть на самоунижение бедного существа было крайне неприлично, но я был вынужден это делать, так как он перекрыл все возможные и невозможные проходы в царство гастрономии. Наконец, выждав, когда временная брешь всё-таки появилась, я отчаянно юркнул вовнутрь.
Тут меня ожидало новое комическое приключение. Две нахальные и крикливые сикухи вызывающе хаотично шлялись по народному гастроному. То есть, чисто визуально они могли запросто потянуть и на четырнадцать, но полудетское «лолитское» поведение упорно указывало на то самое молоко, что на дерзких губах явно не обсохло. Явственно противоестественное акселератское развитие и разгулявшиеся, не совсем оформленные хулиганы-гормоны заставляли этих недодевушек уже быть совершеннейшими кокетками. А посему, завидев инопланетянина-меня, они тут же принялись голосить ещё громче и заметнее, ещё сильнее размахивать конечностями в каких-то полосатых чёрно-белых гетрах и вообще отчаянно изображать хитрющую «идолшу» всех российских сопливых девочек Билли Айлиш. По залу недвусмысленно распространился аромат дешёвых энергетиков в замесе с табачищем. И тут случилось то, от чего я просто отскочил к соседнему отделу, дабы хорошенько отхохотаться. Одна, с позволения сказать, девчушка нахально и явно напоказ выдал второй, что ненамного скромнее: «Ты чё ходишь, как от бутылки беременная?!». И, разумеется, обе вульгарно, но не без ПТУ-шного обаяния, заржали хулиганским дуэтом. Потом они ещё долго выбирали какие-то хрестоматийные «чупа-чупсы», химические резиновые конфеты, не переставая, впрочем, зыркать «на прикольного олдового пацана», который и купит им сигареты и пиво. Хрен бы я вам чего купил, малолетки вы непромытые! Уроки учить, и в «чат для девчат»!
