И вновь очередные сладкие «тупости» закружат из-под дурного пера вашего поэта в заточении: «Только научился пить воду, а её уж нет, как нет…». Так часто случается, когда ваш давний обормот-приятель героически решает оборвать череду пропащих дней под «спиртуозой» – трое-четверо суток на чистейшей, драгоценной водице, и вдруг. Она закончилась. Пить определённо что-то необходимо – такова уж жалкая человеческая природа. И я продолжаю обречённо лакать проклятое пиво, отчаянно восполняя запасы испарившийся живительной влаги.

Нравится ли мне всё, не всегда красивое и изящное «это»? Нравится! А это ваше унылое и уставшее: «Никому не нравится ничего.». Достали. А мне нравится всё!!! Мне нравится ЖИТЬ!!!

Я стал чрезвычайно опытен и хитёр. Покупать сразу четыре рюкзака разнокалиберной «синьки» в теперешние, словно жутко сошедшие с провидческих страниц Джорджа Оруэлла, «временищи» было бы крайне безответственным. Ошалевшие от выдуманной заразы и тотального надзора граждане могут и спонтанно озвереть, завидев такое спиртовое изобилие в руках какого-то жалкого, явно не трудящегося на фабрике и рыночной палатке, тощего интеллигентика-волосатика: «А, сука! Откуда это у него столько бабок и на такое буржуйское бухло?! Надо, б…я, падлу тряхнуть, проверить, обшмонать, отп…здить и сдать, куда полагается!!! Развелось, понимаешь, дармоедов-блоггеров! Снимает, понимаешь, сучонок, всё подряд, потом приличных трудящихся выкладывает, деньги гребёт электрическим совком и квасит, пидарасина, в полный рост!!!!». Думаю, что и не слишком-то я и преувеличил в «простодушных» реакциях «корневого народа».

Короче, закупаюсь я сугубо осторожно, понемножечку-потихонечку уже целую бесконечную неделю. Испанская вкусняшка Rioja, итальянская «коронка» Sanjiovese, наши массандровские сладенькие «портвешки», армянские самохвальные «коняшки» о пяти звёздочек, ну и прочие «по мелочи опохмелочки», вроде столовых коробочек Don Garcia. Их уже так немало, моих разнокалиберных утешителей, что уставшая от одиночества душа уже сейчас, до Вселенского Праздничка так и пытается выпрыгнуть к весенним, душистым, как свежая зелёная травка, небесам.

Сегодня педантично запланировал последний заход за «майским горючим – ещё элегантный пузанчик коньячку «Авшар» и парочку «чего-либо на ход ноги», на что падут «графские лучистые глазоньки». Немедленно примечаю двух мрачновато-затравленных азиатских гостей, что уж намного более «карэнный масскичи», чем ваш недоделанный дворянский отпрыск. Один на грязноватой кассе, второй мается осёдланным ишачком в полупустом торговом зале. Оба крайне не уверены в национальной принадлежности друг друга, а посему «по-родственному челомкаться» не спешат. А так бы страстно желалось услышать знакомый аромат и журчание далёкой речи из дома, где мама. Да, как-то не срослось. С явным сожалением проводив друг друга какими-то обиженными щенячьими глазами, восточные граждане так и не сказали друг другу ничего «очень родного». Не решились прощупать национальную почву простым, да вербальным «ты откуда, брат?»

Другое дело, когда я вполглаза засёк очень похожий случай в «зашкваренном злою заразою» метро. Чуть наискосок, напротив друг друга сиживали два очень похожих на «магазинных», не слишком «мытых» субъекта из Средней Азии. Тот, что был к несчастью прижат к моему плечу, изматывающее обдавал меня «сказочным флёром» никогда не чищенных зубов и дивными ароматами неделю как «уставшего от физических трудов мужчины» без перемены рубашек. Второй же «наискосок и напротив» явно не мог понять, куда со страшной космической скоростью несёт его странный московский поезд. Он поминутно вскакивал и зачем-то абсолютно непонимающе всматривался в «зашифрованную» схему метрополитена, беззвучно шевели губами и вновь обречённо падал на насиженное местечко. И тут, наконец-то восточная его судьба-удача богато одарила его – не отдавая себе отчёт в спонтанно происходящем, он отчаянно запричитал что-то вполголоса на жарком языке праотцов.

Мой изнурительный сосед, заслышав интонирование родной речи, моментально заголосил от счастья, истово вскочил и немедленно подлетел к «раскрывшемуся сородичу»! Сколько же было «налопо́тано» азиатских слов за эти ничтожные мгновения, что я ещё находился в душном вагончике – европейскому ничтожному человечку не перечесть. Крепко обнявшись, словно разлучённые когда-то братья-погодки, они с пулемётной скоростью, и не делая ни малейших пауз, даже чтобы перехватить горячее дыхание, оглушающе громко бубнили нечто сакральное о многочисленной родне, о замечательной хлебной работе, что обязательно их ожидает, о прекрасных съёмных квартирах на моей любимице – станции «Динамо» и прочих самых важных во Вселенной вещах. Я же, признаться, тоже был безмерно счастлив – сдёрнувший с соседнего места азиатский мужчина наконец-то нежданно-негаданно лишил меня «радости наслаждаться различными иноземными миазмами».

Я восторженно выскочил на родной моей станции, предвкушая финальную закупку «русской эйфории», ловко обогнул ещё двух близнецов-азиаточек, что так же, как и «вагонные», шокирующе без перерывов лепетали своё бесконечное, замешанное «балы-бала, «женская консультация», балы-бала, «Билла магазин», и, опытный и хитрый, залихватски цапнул последний армянский пузанчик коньячку, да пару «утренних, бодрящих» Донов Гарсия! И плевать мне теперь на новые опасные и унизительные «временищи», на «стращателя» Джорджа Оруэлла с его доставшим «Тыща девятьсот восемьдесят четвёртым» – уставшая от одиночества душа сегодня обязательно впрыгнет к весенним, душистым, как свежая зелёная травка, небесам!

Снова воспоминания с далёкой Горбушечки. Совсем я старпёр? Да вы даже знать не знаете, какой я знатный старпёрище! Окончательный и бесповоротный.

Закрыта моя нелюбимая и возлюбленная Горбушка. На веки вечные, быть может, Или нет? Я бы пережил любую чёртову депривацию драгоценных «си-дишек», но самый первый диск Акцепта, 1979-го годочка, с обложкой, «где баба с пилой», заказанный, привезённый. Лежит там, родимый, мёрзнет. Или наоборот, плавится от немыслимой жары. Жары невнимания.

Жара невнимания неслабо затронула всех нас, гадко сытых и некрасиво голодных, но фик со всем этим, я ж всё про мою хитрую Дилершу Горбуленцию.

«Сольники Билла Уаймена?» – словно матёрый гиперуслужливый официант с салфеточкой на руке наперевес, безумно комично предложил моему «корефану в законе» Серёже седеющий патлатый дядёк в очках и полнейшем меломанстве.

Сольники великого басиста Роллингов «чёта как-то сёдня не пошли», но как же это было потешно увидеть и заслышать.

Я записываю все эти дурацкие строчки совершенно бухим, и в придачу беспрестанно грызу хлебные палочки «Mix Bar», так дико напоминающие по вкусу советские (я безобразный старпёр, помните) наши эти штучки из длинных, мать их, коробок. И мне нихренашечки не стыдно. Вот.

Ещё пару словечек о славных продавцах с не менее прославленного «Горба». Один (или одна, не помню) в распьянцовском удальском угаре, с коньячной пеночкой в углу рта кричал: «Да я этих геев, пидарасов и жидов убивал бы нах…й!!! Вешал бы жёстко!!! Сидеть бы рядом не стал, так богомерзко!!!».

Буквально через пару недель я с ужасом заметил «у рабочего станка» вышеуказанного крикуна (или крикунши, как вам больше полюбилось) именно вот того самого «гея, пидараса и жида». На мой же растерянный вопрос, мол, а как же насчёт «вешал бы жёстко», мне было поразительнейшим образом «отповедано», словно козлина Онегин бедняжке Татьянке: «А мне пофик, кто он, жид, гей или пидарас! Лишь бы бабло приносил! Он поднял наш филиал (!) на такой невиданный уровень продаж, что никто и никогда.».

Ну, пиз…ец же. А я ведь «душевно» выпивал с этими «беспринципными беспринципами».

А бесконечная (или уже конечная?) Горбуха была когда-то наполнена не то что пиратскими сиди-шками, как две капли воды похожими на иностранных «благородных», а просто тупо болванками, с нарезанными «недоступными кинами и музыками». Они, сердешные, кругленькие, были повсюду. Горы болванок хранились в округленьких таких же коробочках. По десять штук. По двадцать. По сто. И по «х…яццать».