— Это было эгоистично с моей стороны, — тихо сказал Баэль, рассеянно подбрасывая монету между пальцами.

Я покачал головой и посмотрел ему прямо в глаза.

— Это был не эгоизм — это была любовь.

Выражение его лица резко изменилось, на нем появилось выражение шока.

— Любовь? Это смешно, — усмехнулся он.

Мои губы сжались.

— Возможно, ты не понимаешь, каково это — быть влюбленным, но это не значит, что ты можешь так легко отмахнуться от этого. — Я наклонился вперед в кресле, положив локти на колени и выдерживая его пристальный взгляд. — За триста лет я ни разу не видел, чтобы ты дважды взглянул на женщину, но в тот момент, когда она вошла в мое царство, ты был потерян для нее. Нет смысла отрицать это.

Он посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом, прежде чем, наконец, опустил глаза. Он отрицал свои собственные эмоции, но я знал лучше — то, как он смотрел на нее, говорило о многом. Наконец, медленно кивнув, Баэль пробормотал что-то себе под нос, что прозвучало как согласие.

— А ты? — спросил он.

Я ожидал его вопроса и приветствовал его. Я медленно пробежал глазами по ее спящему телу, впитывая каждый дюйм этой светло-коричневой кожи, каштановых волос и веснушек. Она не была похожа ни на одну женщину, которую я когда-либо знал.

— Я полюбил ее с того момента, как увидел. — Я не утруждал себя подбором слов. Для этого не было причин. Я был правителем этого чистилища, и это царство подчинялось моей воле. Если бы я захотел любить ее, то полюбил бы, и тьма расступилась бы, куда бы она ни пошла. Мне оставалось только убедить ее в этом.

Он моргнул, глядя на меня в явном шоке. Я не винил его. Затем медленная улыбка растянула его губы, злоба моего друга-обманщика вернулась в его глаза. Я ухмыльнулся в ответ, потому что мы оба знали, что это значит.

— Значит, мы делим ее, — сказал он. В его голосе не было ни намека на трепет.

Я кивнул.

— Мы делим ее, если это то, чего она хочет. Она все еще думает как смертная. Ее восприятие любви искажено и порочно. Всегда есть шанс, что она отвергнет это, даже если это то, чего действительно жаждет ее сердце.

— Это совсем не то, чего я ожидал от тебя, друг мой, — сказал Баэль, подбрасывая монету в воздух и помахивая перед ней рукой, но только для того, чтобы она растворилась в воздухе.

Я усмехнулся.

— Я устал отказывать себе. Возможно, я ждал ее. Притяжение ее души было подобно магниту. Влечение к ней росло с каждой секундой, пока она оставалась на Карнавале.

Чего многие не знали обо мне, так это того, что это место было частью моей собственной души. Во многих отношениях продолжением меня самого. Я знал все, что происходило в этом мире. Я мог чувствовать души, когда они входили, и я оплакивал их, когда они уходили.

В этом мире было много богов, и некоторые из них разделили мою судьбу. Чистилище было бесконечным, и мне выпало уникальное удовольствие наблюдать за его частью.

Когда Мория Лаво вошла в мое царство, мне показалось, что мое призрачное сердце забилось в самый первый раз. Я чувствовал в ней родственную душу и планировал удерживать ее столько, сколько она захочет. Бабушка молилась о том, чтобы Лоа сохранил ее в безопасности, и я откликнулся. Я не думаю, что Аннет понимала, о чем просила. Сделка была заключена, и я собирался вечно оберегать ее внучку рядом со мной и в моей постели.

Я проснулась от раздражающего звука облизывания. Моя щека была влажной, и, когда я открыла глаза, я поняла почему. Лафайет стоял над моим лицом, облизывая мою щеку и тяжело мурлыкая. Я усмехнулась, протягивая руку, чтобы погладить его мех, и от моего прикосновения он потерся носом о мое лицо, как будто говоря «доброе утро», даже если технически здесь не существовало такого понятия, как утро.

Я все еще лежала в роскошной постели Баэля, и в комнате все еще царил полумрак от мерцающих теней. Свечи здесь, казалось, не тронуло время, потому что они никогда не догорали.

Я села, позволив Лафайету спрыгнуть с меня, и откинула кудри с лица. Я снова была одета, в легкое платье. На этот раз цвет был терракотовым, прекрасно сочетающийся с моими волосами. Это, должно быть, дело рук Баэля.

Полог палатки открылся, расшитая бисером занавеска, висевшая перед ней, раздвинулась, и внутрь вошли Баэль и Теодор. Тео был одет, как обычно, во все черное: пиджак на голой груди, увешанный пятью или около того длинными ожерельями, черные брюки, без обуви и модная трость, которая на самом деле ему не понадобилась для ходьбы. Сегодня он тоже был в шляпе, а вокруг талии свободно болтались подтяжки.

Трахни меня… Эти мужчины были до смешного красивы.

Однако Баэль надел другой фрак, на этот раз глубокого изумрудно-зеленого цвета. И снова без рубашки под ним, в черных армейских ботинках на шнуровке, которые он любил носить со своими узкими кожаными брюками. Он был весь в ожерельях, пирсинге и забрызган блестками. На ком угодно, только не на нем, это выглядело бы безумием. На нем безумие, казалось, смотрелось идеально.

Баэль нес поднос с чайными чашками и стеклянным заварочным чайником, и когда он шагал по комнате, за ним тянуло табачным дымом. Во рту у Тео была изогнутая трубка, руки он держал в карманах, когда неторопливо направлялся ко мне.

Я не могла не чувствовать себя немного напуганной этими двумя. То, как они привлекали внимание одним своим присутствием, было ошеломляющим, но в то же время соблазнительным. Я хотела взобраться на них и ускакать навстречу несуществующему закату. Возможно, у меня была небольшая проблема с влечением к вещам, которых я немного боялась. Это была рабочая теория, но я начинала в нее верить.

— Доброе утро, Дорогая, — сказал Баэль, ставя поднос на прикроватный столик рядом со мной. — Надеюсь, ты хорошо выспалась.

Теодор ничего не сказал, но его пристальный взгляд впился в мой, словно пытаясь прочитать каждую мысль, которая приходила мне в голову.

— Я так и сделала, — нерешительно ответила я, прежде чем взять одну из чашек с подноса и отхлебнуть из нее. Это был «Эрл Грей» со вкусом лаванды и шоколада.

Баэль сел с одной стороны от меня, в то время как Теодор занял позицию с другой. Лафайет без колебаний запрыгнул Баэлю на колени. Баэль щелкнул пальцами, и в его руках появилась чашка чая, исчезнувшая с подноса рядом со мной.

— Как ты вообще это делаешь? — Спросила я, хмуро глядя на его руки.

Баэль рассмеялся над моим вопросом и наклонился ближе, его губы почти касались моего уха.

— Коммерческая тайна, — прошептал он, прежде чем отстраниться и подмигнуть.

— Выпей, — сказал Теодор. — Сегодня нам нужно сделать кое-что важное, и я не хочу терять время.

Баэль закатил глаза, но мой интерес внезапно возрос.

— Я думала, времени здесь не существует? К чему такая спешка? — Насколько я знала, в этом мире время текло по-другому. Я была почти уверена, что в реальном мире все тот же день.

— Для тебя это так, — объяснил он. — Вот как это работает. Когда душа находится в переходе, время приостанавливается в мире бодрствования. Пока ты не решишь остаться или уйти, время будет оставаться в застое, не позволяя твоему телу сделать выбор за тебя.

Холодок страха пробежал по мне, когда я лихорадочно вглядывалась в лица обоих мужчин.

— Итак, если я приму решение… — нерешительно начала я.

— Время пойдет своим чередом, и твое тело в конце концов сгниет. — Слова Тео не были резкими, но они были прямыми.

Я содрогнулась при мысли о том, что мой труп остывает и разлагается в моей постели. Было трудно смириться с тем, что это было реально — что с моим выбором здесь я не смогу вернуться к тому, как все было раньше. Это был критический момент, и что бы я ни выбрала, возврата к блаженному неведению не было.

Голос Баэля был настойчивым, когда он сказал: