Имана равнодушно выслушивает его причитания. Ее дело – забрать волчонка. И попытаться его воспитать. Шеф обещал, а как он будет выкручиваться – вопрос, которым она определенно не станет забивать голову.

За время, что их не было, щенок подрос. Лапы вытянулись. Если раньше он был просто пушистым комком шерсти, то теперь в нем проступили вполне узнаваемые черты. Волка… Ага.

Имана о зверье знает побольше многих. С такими питомцами надо быть всегда начеку. Поэтому, когда Зинаида Сергеевна, стряхнув снег, открывает засов в вольер, Имана осторожничает.

Хотя братья волчонка ведут себя приветливо и игриво, он сам не проявляет к ней никакого интереса. Лежит на лапах мордой и палит себя лишь тем, что изредка бросает на нее короткие, полные отнюдь не щенячьего превосходства взгляды. Если бы кто спросил ее, то она бы ответила – из всего выводка именно Волк – истинный лидер. Даже сейчас он всеми силами стремится к доминированию. И это очень тонкая грань. Его ни в коем случае нельзя ругать за это. Но в то же время…

Имана приближается вплотную к псу, а тот неожиданно ка-а-ак зарычит, как оскалится! Секунда, и Юра достает ствол.

– Ты что, спятил? – ровным голосом интересуется девушка у напарника. – Убери оружие. Все под контролем.

– Уверена?

Имана садится на корточки. Дает псу себя обнюхать, а потом, схватив его за холку, броском переворачивает на спину и прижимает к земле, демонстрируя, кто тут главный. Иначе авторитет у волка ей не завоевать.

– Ты отбитая на всю голову! – рычит Юра, когда они таки выводят пса из вольера. – Я все расскажу Михалычу, так и знай.

– Что расскажешь?

– Что он на тебя кинулся!

– Ага. Я была прямо в смертельной опасности.

– Он совершенно дикий!

– Слушай, хоть ты не начинай. Это животное. Иногда его агрессивная сущность как-то проявляется, но она вполне контролируема.

– И сколько же волкособов ты выдрессировала?

Имана закатывает глаза.

– Много разговоров. А нам еще в магазин. Нужно ему купить всякого.

– Михалыч будет счастлив, – оскаливается напарник.

– Миску я ему и за свои куплю, да, Волк? Эй! Фу!

– Он мне сейчас сожрет кресло!

– Не преувеличивай.

– Я не оставлю его здесь. Хочешь в магазин – шуруйте вместе. Ты глянь, он уже прокусил!

– Да где?

– Вот. Смотри. Его зубы отпечатались.

– Лучше ты смотри. За дорогой! А в магазин можешь и сам сходить, я за ним пригляну. На, вот список и карточка…

Юра отсутствует долго. Волк успевает обнюхать Иману с ног до головы, когда тот, наконец, показывается с четырьмя огромными пакетами. Имана отмечает, что миску Юра выбрал весьма странного кислотно-розового цвета. Она не в курсе, что таким образом ее напарник мстит щенку за покоцанное кресло. Потому что она так же не в курсе, что в мире простых людей розовый считается девчоночьим цветом. Это не вызывает в ней никакого противоречия. Как, впрочем, и в Волке. Собаки вообще по-другому видят цвета. Но Юра этого не знает и выглядит страшно довольным собой и своей шалостью. Он уверен, что и поводок, и ошейник у Волка максимально унизительных для любого приличного пса расцветок, и чувствует себя отмщенным.

Имана утыкается в телефон, на который приходит СМС о списании средств. Присвистывает. Косится на Волка.

– А ты дорогая штучка, – вздыхает она. Пес презрительно ведет кожаным носом и демонстративно отворачивается к окну. А со временем засыпает.

– Укачало, – комментирует Юра. – Хорошо хоть не наблевал.

С этим не поспоришь. Имана и не пытается. Возвращаются засветло. Все же март. И хоть здесь еще зима, и все белое-белое, день в значительной мере прибавил. Имана много думает о том, что непоправимое случится совсем уже скоро. Потому что в ее видениях снег и не думал таять.

Пес открывает глаза. Настороженно осматривается.

– Что сидишь? Пойдем, посмотришь свои владения.

На поводке идти Волк ни в какую не хочет. И все бы хорошо, это тоже можно было бы переломить, наверное, вот только Имана понимает зверя как никто другой. Ей самой на поводке некомфортно. И толку, что он у них разный.

– Рядом тогда иди, – замечает тихо. Какое-то время Волк следует команде. Ровно до тех пор, пока не замечает оккупировавших раскидистый куст трясогузок. И вот уже летит кто куда. Волк – вперед, птицы – с воплями в разные стороны.

– Фу, Волк. Рядом.

– Что, Малышка? Не слушается? – смеется кто-то из парней. – А Михалыч предупреждал. Что делать будешь? Он же его выставит при первом же косяке.

Отмахнувшись от них, как от настырной таежной мошки, Имана опять хватает зверя за холку и оттаскивает в сторону.

– Что? Ты с ними поиграть хотел? Поиграем. Ты только слушайся, понял?

– Нет, Волк. Ни за что. Ты не будешь со мной спать. Как ты вообще пробрался в мою комнату?

Чертыхнувшись про себя, Глухов вжимается спиной в стену. Здесь достаточно темно, чтобы никак себя не выдать. Другое дело, что свехразвитый нюх собаки может стать для него проблемой.

– Да что с тобой?! Нет. Ты идешь в вольер. И будешь спать в будке.

В ответ на тихий голос девчонки пес громко и недовольно рычит. Герман очень спешит. Если бы не это, он бы с удовольствием понаблюдал за попытками Иманы приручить дикого зверя, но время стремительно уходит. Его ждут. А ведь еще надо незаметно вернуться.

Имана оттягивает пса дальше вглубь территории, где для него организовали вольер. В тот же момент Глухов отлепляется от стены и тенью скользит дальше. К воротам, а потом и за них.

К ночи холодает. Разбухшие снежные тучи летят по небу, то выплевывая, то опять поглощая блеклый блинчик луны. Герман крадется по накатанной колее между двух бесконечных сугробов, выстроившихся сплошной стеной. Снег мелкой крошкой метет в лицо, забивается в ноздри и за шиворот. Притихшая тайга стоит окутанная серебристой инеевой дымкой. Хорошо. Но уже весны хочется.

Среди деревьев ему чуется хруст. Не останавливаясь, он идет дальше, чутко вслушиваясь в тишину. Показалось? Похоже на то.

Через пару минут луна совсем прячется. Ни черта не видно. Можно, конечно, достать фонарик, но когда он почти решается сделать это, наконец, разбирает в темноте контуры заранее брошенной здесь машины. Та заботливо прогрета. Дверь открыта. Глухов поправляет кобуру. И хмыкает про себя – шпионские игры. Правда, если сравнить с теми операциями, в которых ему довелось побывать, эта – и не операция вовсе.

Герман ныряет за руль, ведет носом, изучая незнакомый аромат, наполняющий тачку, выворачивает колеса и выезжает на дорогу. Здесь движение уже более-менее оживленное. И его машина вряд ли привлечет к себе чье-то внимание. На это он и рассчитывает.

Тачка, естественно, левая. Номера никак с ним не связаны. Да и марка, надо сказать, довольно ходовая. Тут таких – через одну. Притапливает. Минует по объездной город. Выезжает на трассу. Сначала еще мелькают какие-то магазинчики и заправки, а дальше – мотель, и на многие километры – все. Он тормозит у одной из круглосуточных забегаловок для дальнобойщиков. Натягивает шапку пониже, и еще капюшон толстовки сверху накидывает. Его уже ждут. Высокий бритый наголо мужик неопределенного возраста – начальник местного УВД. Мужик новый, тоже со стороны. Глухов надеется с ним поладить. Ведь он не просто так именно в этих краях выдвигается. У него полно задач, о которых простые смертные никогда не узнают. Одна из них – наведение порядка в тех сферах бизнеса, что здесь остаются в тени еще, кажется, с девяностых. По самым скромным подсчетам сумма ущерба от этой деятельности исчисляется миллиардами. И потому Герман не питает иллюзий, что будет легко. Но он надеется, что такими вот назначениями сильно облегчит себе жизнь после выборов.

Взяв поднос, Герман набирает себе сомнительного вида снеди. И подходит к прикорнувшей за кассой кассирше.

– Триста сорок два. Двадцать, – зевает та, растирая лицо пухлыми ладошками с ядреным маникюром.