Так и не повернувшись к нему, открываю бар и плещу себе коньяка ровно на палец.

– У меня к тебе тоже есть вопросы.

– Да? Удивительно, учитывая, что ты наверняка в курсе, что я абсолютно чиста перед законом.

– Речь не об этом, – в голосе Сидельника звенит с трудом подавляемое раздражение. Если бы я не знала его так хорошо, то, может, и не заметила бы…

– А о чем?

– О том, что тебя предупредили. Кто? Если даже я не сразу узнал.

– Какая разница? Разве важен не результат? Или ты бы хотел, чтоб меня на том обыске повязали?

– Не пори чушь!

Теперь раздражение Яр выплескивает на меня, не таясь. Его агрессия только подтверждает, что я не так уж и далека от истины. Делаю выводы и молчу, сцепив крепче зубы. Упрекать его в чем-то – не вариант. Он лишь обозлится. Мне такие враги на кой? Если бы еще так дьявольски внутри не болело…

– Тогда чего ты бесишься? Все хорошо, Яр.

– Мне не нравится, что у меня под носом происходит то, о чем я понятия не имею.

– Мне тоже, – делаю глоток коньяка. – Я хочу тихой спокойной жизни. И чтобы наше совместное прошлое не аукалось мне теперь. Я ничего у тебя не просила, Яр, но уж это ты должен мне обещать, тебе не кажется?

– С тобой не случилось ничего непоправимого.

Да. Но что ты для этого сделал, Яр?

– И на том спасибо. У тебя ко мне все? Я эти дни на нервах, хочется поесть и, наконец, выспаться.

В подтверждение своих слов закидываю над головой руки и сладко потягиваюсь.

– Что ты делала в центре репродукции?

Руки безвольно падают.

– А какое отношение это имеет к этой ситуации?

– Никакого. – Снова злится. – Я что, по-дружески спросить не могу?

– Можешь. Просто это как-то странно. Не помню, чтобы ты раньше интересовался моей личной жизнью.

– Это неправда. Ты мне не чужая.

Ярик шагает мне за спину и обнимает, крепко прижимая к себе за талию.

– А еще я чувствую себя таким виноватым… До сих пор.

Выкручиваюсь из его рук.

– Прекрати, пожалуйста. Все давно в прошлом.

– Да брось. В прошлом. Как будто я не вижу, как ты на меня смотришь. – Яр потирается лицом о мою скулу, волосы. А я, кажется, впервые за всю свою взрослую жизнь ничего кроме возмущения таким поведением не испытываю. – Да я и сам к тебе тянусь, девочка. Не могу забыть, сколько ни пытался.

– Яр, перестань. Это неправильно.

– Да и похер. Давай еще раз попробуем? – шепчет он, а я застываю в шоке, не веря тому, что слышу. – Хочешь ребенка? Будет… Все сделаем. Лучшие врачи, все передовые технологии… Я в этот раз так просто не сдамся.

Ну, просто охренеть!

– Не боишься, что развод разрушит твою карьеру? – вылупившись во все глаза, оборачиваюсь. Взгляд у Сидельника бешеный. Но даже сквозь него проступает вина. Охренеть, вот просто охренеть. – А, постой. Никакого развода не будет, верно? Ты хочешь, чтобы я согласилась стать твоей любовницей, Яр?

– Я тебе предлагаю семью, – набычивается Сидельник. Мне знакомо это выраженье лица. В конце концов, я знаю его всю жизнь. Ярослав долго запрягает, но если уж он на что-то решится, то потом его не остановить. – Все, как мы и хотели.

– За исключением того, что мне тебя придется делить с другой? – В полнейшем охренении от происходящего я зарываюсь руками в волосы. Руки немного дрожат. – Знаешь что? Давай-ка я сделаю вид, что не слышала этого. Ты просто перенервничал, ляпнул, не подумав. Бывает, так?

– Нет, Амалия. Я все для себя решил.

– И за меня, выходит, решил тоже? Напрасно. У меня давно своя жизнь. То, что ты предлагаешь, унизительно. У меня нет ни малейшего представления, почему ты решил, что я на это соглашусь.

– Ну а зачем еще ты бы стала окучивать моего сына?

– Что? – холодею я.

– Думаешь, я не в курсе, что он на тебя слюни пускает? Прибежал ко мне, поставил весь офис на уши.

– Кто прибежал? Когда?!

– Когда у вас начались обыски! Нет, конечно, спасибо ему большое, что он меня так оперативно вызвонил, но…

– К тебе пришел Дима? – перебиваю. – Серьезно?

– Дима, Дима, – сощуривается Сидельник, хищно на меня наступая. – Скажи-ка, милая, у вас с ним что-то было? Рвал он за тебя, как за свою. Что смотришь? У вас с ним что-то было, я спрашиваю? Ты спецом его охмурила, да? Чтобы мне насолить? И как? Он уже успел тебе присунуть?

Я не успеваю поймать свою руку. Она просто взлетает вверх и со всей силы впечатывается в его щеку, оставляя багровый отпечаток на пол-лица. Я в шоке. А вот Сидельник, наоборот, трезвеет. Его взгляд приобретает какую-никакую осмысленность. Он трясет головой. Я сжимаю дергающуюся от боли руку в кулак и осторожно убираю за спину. Эмоции между нами такие сильные, что, кажется, их можно пощупать.

– Извиняться не буду, – сиплю. Ярослав стискивает зубы и отходит на шаг. Прежде чем я успеваю хоть что-то добавить к сказанному, в гостиную заглядывает мама:

– Дети, манты готовы. Давайте скорей за стол. Тебе, Ярусь, со сметанкой? И чуть-чуть уксуса?

– Извините, Светлана Анатольевна, в другой раз. Мне бежать надо.

Мама переводит растерянный взгляд с меня на Сидельника. И, конечно, замечает яркий след от моей руки.

– Я провожу? – замечает растерянно.

– Да что, я выхода не найду? – кривит губы в натужной улыбке Яр. – А вы обедайте. Вон как Амалька похудела на нервах. Всего хорошего.

Я не дышу, глядя в его удаляющуюся спину. А стоит двери закрыться, без сил оседаю в кресло.

– Амалька, это ты ему врезала, что ли? – вздергивает брови мама, нарисовав пальцем в воздухе круг у щеки.

– Я.

– Ну и ладно. Ничего. Значит, заслужил, – треплет меня по плечу.

– Что тут у вас происходит? Где Ярик?

– Он уже ушел, пап. Пойдемте, там, наверное, все остыло.

– Амалька ему врезала, – сдает меня с потрохами мама. Истерика, с которой я с таким успехом боролась, становится поперёк горла. Я всегда думала, что мы расстались красиво. Как интеллигентные, разбежавшиеся, да, но все же родные люди. Но так вышло исключительно потому, что Сидельник ни на йоту не сомневался, что остается главным мужиком в моей жизни. А как только его уверенность в этом пошатнулась, все и полезло… Мстительная сволочь. Он рисовался передо мной: вот я женился, вот родил. Одного, и второго, видишь? Я ок. Это ты бракованная. И я жила с этим. Я его любила. Я соглашалась с тем, что сама виновата, да…

– Отлично, – как ни в чем не бывало, кивает отец. – Надеюсь, ты удовлетворена, и мне не придется бежать за ним, чтобы добавить.

Истерика прорывается громким влажным от слез смехом. Я обнимаю отца. Утыкаюсь носом в его плечо, вдыхаю вообще, кажется, никогда не меняющийся аромат папиного одеколона и заверяю со всей уверенностью:

– Я просто в восторге, да.

На деле же я до чертей напугана. Ясно же, что Сидельник никогда мне такого не спустит с рук.

О своем возвращении в офис я предупреждаю заранее в надежде как-то сгладить реакцию. Но все равно, когда я появляюсь, работа идет по одному месту. Все выходят из своих кабинетов. Взбудораженные, радостные, обеспокоенные по поводу будущего. Что-то тараторят, рассказывая, как это было. Жалуясь и ругаясь. Киваю каждому, говорю что-то ободряющее. Слов у меня в избытке, я полночи, блин, репетировала. А сама глаз не свожу с Димки, который тоже выглянул в опенспейс.

– Ребят, для волнений нет никаких причин. Серьезно. Давайте-ка соберемся через час в совещательной и подобьем итог. Что мы потеряли по технике, если компьютеры изымались, на каких участках в связи с этим встала работа, и так далее. От начальников отделов жду краткую сводку. Вы в курсе, что делать. Я хочу понимать, какие цепочки на данный момент нарушены. Дим, а ты ко мне сейчас зайди, ладно?

А тот стоит, и ни полслова от него. Уж не пошутил ли Сидельник, когда рассказывал, как тот за меня бился? Приятно, черт его дери. И по-настоящему ценно. Я же его отшила, а он, несмотря ни на что, не бросил меня в беде. Как будто всерьез воспринял мое предложение о дружбе. Или все еще надеялся на что-то большее. Но ведь это теперь, когда я с Мусой, еще более невозможно. И в какой-то мере даже жаль. Дима – отличный парень. Его в пример можно ставить. Ну, знаете, как сына маминой подруги. А какой красавчик! Ну, просто ведь загляденье. Вязну на секунду в его синем взгляде, гоню, гоню от себя ненужные мысли. Иду по коридору вперед. Здесь я знаю каждый угол, каждый поворот, каждый миллиметр пространства. Меня не было всего пять дней, а кажется, что я отсутствовала вечность. Не могу надышаться, не могу поверить в реальность того, что я здесь. И все как будто по-прежнему. Но ведь нет. В моем кабинете хоть и убрались, все совсем не так, как я оставляла. Папки не в том порядке, стулья стоят не там. Награды, дипломы и памятные сувениры расставлены как придется.