— Тут ничего забавного, идиот! — она прошипела, шлепнув его по лбу еще раз. — Что, если бы нас кто-то увидел?!

— Тебя бы затопило завистью!

— Это мог бы быть Флекс, ты об этом подумал?!

— Ты до сих пор думаешь, что ему не все равно?

— Ты такой невыносимый придурок, Джаки. Серьезно, у меня слов нет, ты…

— Тихо, тихо, не кричи, — с успокаивающей уверенностью, сказал Джаки, аккуратно похлопывая Зури по плечам. — Народ спит. Не то что бы мне не плевать, но ты боишься!

— Драть тебя… — Она отвернулась, стукнув его по груди. Слабо, почти нежно в этот раз.

— Это было предложение? — нахально спросил Джаки.

— Ага, в твоих сладких снах, что ты смотришь в одного!

— Бессердечно и жестоко, — Джаки улыбнулся. Охотница выскользнула из его хватки и пошла наверх. Он позвал снизу, — Теперь я узнаю тебя, краснощечки.

— Это все твоя вина, как обычно.

— Как жалко, не так ли? Мы могли бы зажечь звезды нашим жаром.

— Спокойной ночи, Джаки! — она крикнула за захлопнувшейся дверью.

— Ты многое теряешь!

— Найди Яну и поговорим!

Он более за ней не следовал. Выскользнув из своих неуклюжих ботинок, охотница прокралась в просторную комнату. Ее ступни были беззвучны, ее губы источали победоносную улыбку, они смаковали ощущения. Крадясь мимо дивана, она остановилась и нахмурилась. Она заметила Флекса.

Флекс до сих пор спал, спустя все это время. С рукой поперек лица, он невинно посапывал с открытыми губами. Охотница опустила глаза перед ним. Ее пальцы на ногах ерзали вместе, ее стыдливый румянец вернулся. Она ничего плохого не делала, не так ли? Это просто была длинная, длинная луна, не больше.

— Эй, Флекс… — она нежно прошептала.

Его бормотание было не услышать, он спал. Охотница улыбнулась и поцеловала его в щеку. Она боролась с дрожью в своей груди. Что, если он не спал? Если притворялся? Что, если он слышал? А если и слышал, то что с того? Она не сделала ничего такого… Это все Джаки, это он, он как всегда!

Виток Зуриных мыслей кружился в ее голове, отправляя охотницу в какие-то дальние дебри. Оставив ружье в стороне, сбросив кожаную броню, она одна стояла на балконе, прижимаясь к перилам — в штанах, грудной повязке и ничем больше. Ветер ласкал ее кожу, ее веснушчатые плечи. Костер стал лишь дымящейся золой в ночи. Последние остатки толпы расходились по домам, и лишь забор из эссенции освещал станцию, защищая от фантазмических угроз.

— Какого это?

Ее душа убежала в пятки. Балкон другой комнаты, рядом с ее, он не был пуст. С вечной улыбкой, ее пугающий знакомый копировал позу Зури. Его вороные локоны развевались на полуночном ветру.

— Я не знаю, о чем ты, Фэйз…

— Пролить свою первую кровь. Совершить свое первое убийство. Этот момент особенный в жизни любого убийцы.

— Я никого не убила! — пугливо сказала Зури. — Он… он напал на нас, и затем превратился в монстра! Разве у меня был выбор?

— Три оправдания в одном предложении. Действительно, ты учишься быстрее, чем я представлял.

— Я ничего не оправдываю! Просто…

— Ты думаешь, что то, что ты сделала, было из чистых побуждений. Похвальная мысль, — сказал Фэйз. Его улыбка расширилась. — Но ты и вправду веришь, что хоть один убийца в этом сломленном мире не убежден, что за его преступлением была правда? Кто не уверяет, что у него была хорошая причина, чтобы забрать жизнь?

— Я не убийца!

— Ты стала ей, Зури. Это должно было случиться, так или иначе. Ты была взращена убивать. У тебя есть талант, что было продемонстрировано этим утром.

Ее зубы сжались. Она отвернулась, пытаясь спрятать свою безумную дрожь.

— Ты хотела бы остаться в Поселке, — продолжил Фэйз, — охотясь на шаргвинов всю свою жизнь. Это то, чем, ты полагаешь, занимаются охотники.

— Так и есть, — она сухо выдавила.

— Тут то я думал спросить, почему, ты считаешь, рабовладельцы, налетчики, охотники за головами и прочие негодные типы избегают Поселок как пасть самой Азмы? Теперь-то я вижу, что это лишь совпадение.

Его жестокая улыбка не угасала в ночи. Он игрался с Зури. Она хотела сбежать, хотела закричать. Но она осталась на месте, обездвиженная горькими сомнениями.

— Убить шаргвина или убить личность… — сказал Фэйз. — Разница лишь у тебя в голове. Чем больше ты убиваешь, тем меньше ты чувствуешь эту разницу. Пока она не исчезнет.

— Я больше никого не убью… — с мокротой в глазах, заявила Зури. — Я не убийца.

— Тебе придется, — отметил Фэйз. — Та сила, которой ты перешла дорогу, ей никогда до этого не бросали открытого вызова. Никакая тень не любит быть в центре внимания.

— Что это за сила?

Мужчина выпустил тихий смешок.

— Это, Зури, ты узнаешь по-плохому. Местные не превозносили тебя как героя. Они превозносили тебя как мученицу.

Щеки Зури вздрогнули. Ее сухая стена недружелюбия рухнула, и слезы брызнули из ее лазурных глаз. Сквозь трепет своих губ, она спросила,

— И что мне делать, Фэйз?

— Будь собой.

— Сверхчувствительной размазней?

— Жесткой, эффективной убийцей. Тебя даже не нужно пытаться, просто прекрати сдерживать то, что внутри.

Охотница плакала, но ее губы восстали. Они сказали без какой-либо мысли,

— У тебя есть для меня подарок?

— Ты действительно быстро учишься.

Охотница поймала его на одном инстинкте. Это был маленький пульсирующий фиал, меньше вишни, сделанный из странного мягкого стекла. Эта штука жужжала меж пальцев Зури. Она чувствовалась живой, будто бы фиал дышал. Внутри были жидкие серебряные нити, как дым в воде.

— Что это? — Зури спросила.

Она оглянулась. Балкон напротив был пустым. Ни души не было на полуночных улицах, и лишь дальние завывания фантазмов раздавались эхом за барьерами эссенции.

Она вновь была одна, оставшись с фиалом и мерзким чувством в груди.

С тех пор, как Парагон был поглощен Азмой, его главный оппонент — город Мрамортопь — остается самым большим и могущественным поселением во всем сломленном мире. Размер Мрамортопи поражает воображение, с некоторыми его пирамидами достигающими небес. Мрамортопь гордо стоит среди болот, бок о бок с огромными ящерами и гигантскими грибами.

Мрамортопь это фанатичное, военизированное государство, коим правит строгий кодекс, попросту названный «Топькод». Топькод священен для каждого жителя города, и того же ожидается и от гостей.

Звест никогда не пробовал подобную еду. Она была экзотической и вкусной — филе клинкотритона внутри желатинового куба на костяной тарелке. Могло показаться, что к Звесту было особое отношение, но нет. Каждый в обеденной зале разделял точно такую же трапезу, точно такие же кубы такого же размера.

Посетители, дипломаты, но, в основном, аскетичные местные экиры в их диких одеждах; обеденный зал был переполнен. Советник все не мог привыкнуть к месту своего нахождения. Этаж был без стен, кроме белодревесных наклоненных балок, скрещенных наверху этой огромной пирамиды. Каждый раз, что Звест смотрел сквозь отсутствующие стены, его чувство беспокойства росло. Он чувствовал себя слишком старым и измотанным, и захватывающая экзотика была бременем для его глаз.

Там были просторы. Внутри грибного леса, внутри бесконечных болот, самое большое поселение, что он видел, блистало в своей имперской стати. Даже одна белодревесная пирамида была больше Поселка, а тут было множество таких заросших лианами небоскребов. Даже не сама архитектура потревожила советника, а, скорее, дикая природа этого места. Воздух полнился спорами, они падали с воистину колоссальных светящихся грибов. Грибы не достигали небес, но были близки, и визжащие вирмы цвета хаки летали под их пульсирующими шляпками.

Покачав головой, Звест позволил своим глазам вернуться к желе. Он задумчиво надкусил. Под зелеными баннерами с эмблемами вирма, местные казались безразличными, обедая среди рядов деревянных столов. Местные не обращали внимания на устрашающих экирских стражников, что занимали весь уровень. Атлетичные, мускулистые, закованные в костяную броню, держащие глефы; даже один подобный патруль мог захватить любую общину. А снаружи их было еще больше…