Мисс Вермильи выдаст вам аванс и 250 долларов на расходы. Надеюсь, что вы проявите профессионализм. И давайте не тратить время на болтовню.
— Сделаю все, что в моих силах, мистер Амни.
Он повесил трубку. Я выбрался из постели, ополоснулся под душем, побрился и смаковал третью чашку кофе, когда раздался звонок в дверь.
— Я мисс Вермильи, секретарша Амни, — сказала она разбитным голосом.
— Входите пожалуйста.
Она была баба что надо. Белый плащ с поясом, без шляпки, копна ухоженных платиновых волос, сапожки под цвет плаща, складной зонтик, серо-голубые глаза, смотревшие на меня с презрением. Я помог ей снять плащ.
Пахло от нее чудесно. И ноги в чулках-паутинках были до самых плеч, я пялился на них вовсю, особенно когда она закинула ногу на ногу и потянулась сигаретой к моей зажигалке.
— «Кристиан Диор», — сказала она, запросто читая мои мысли. — Больше ничего не ношу. Да зажгите наконец.
— Сегодня на вас надето куда больше, — сказал я, чиркая зажигалкой.
— Сейчас не время для флирта.
— Когда вам было б удобней, мисс Вермильи? — Она ответила ехидной улыбкой и, порывшись в своей сумочке, выудила коричневый конверт.
— Здесь вы найдете все, что вам может понадобиться.
— Ну уж и все.
— Кончай трепаться, болван. Я всю твою подноготную знаю. Почему, думаешь, Амни выбрал именно тебя? Это не он, это я. И хватит пялиться на мои ноги.
Я распечатал конверт. Внутри был другой, запечатанный, и два чека на мое имя. Один, на 250 долларов, был помечен: «Аванс в счет гонорара», а другой, на 200 долларов, — «Аванс в счет расходов».
— В расходах дадите отчет мне, — сказала мисс Вермильи, — а за выпивку платите из собственного кармана. — Я все еще не распечатывал второго конверта.
— Почему Амни думает, что я возьмусь за дело, о котором ничего не знаю?
— Возьметесь. Ничего особенного от вас и не требуется, за это я ручаюсь.
— Мне от вас не поручительство нужно.
— Об этом мы как-нибудь потолкуем за рюмкой дождливым вечерком, когда я буду не слишком занята.
— Заметано.
Я распечатал второй конверт. В нем было фото девушки. Она держалась непринужденно, но это могла быть и привычка к позированию. Темные или рыжие волосы, широкий чистый лоб, серьезные глаза, высокие скулы, нервные ноздри, хранящие тайну уста. Тонкие, строгие черты лица. Грустное лицо.
— И на обороте, — сказала мисс Вермильи.
На обороте снимка было отпечатано:
«Имя: Элеонора Кинг. Рост: 163 см. Возраст: 29 лет. Волосы: темно-рыжие, густые, волнистые. Осанка прямая, голос низкий, выговор четкий, одевается хорошо, но не вычурно. Косметикой пользуется в меру. Шрамов нет.
Характерные привычки: при входе в комнату поводит глазами, не поворачивая головы. Левша, но скрывает это. Играет в теннис, плавает, прекрасно ныряет, не напивается. Судимостей не имеет, но отпечатки пальцев сняты».
— Побывала в каталажке, — сказал я, глядя на мисс Вермильи.
— Мне об этом ничего не известно. И вам я советую не гадать, а следовать инструкции.
— Навряд ли это подлинное имя, мисс Вермильи. В 29 лет такая красотка почти наверняка замужем. Тут не упомянуто обручальное кольцо. Поневоле задумаешься.
Она глянула на часы.
— Задумаешься на вокзале. До прихода поезда осталось мало времени.
Она встала. Я подал ей плащ и распахнул двери.
— Вы на машине?
— Да. — Она было вышла, но обернулась. — У вас один плюс — не лапаете. И манеры приятные — в своем роде.
— Лапать — не мой подход.
— Но есть у вас и минус. Догадайтесь, какой.
— Пас. Не могу себе представить. Некоторым не по душе, что я еще не сдох.
— Нет, не это.
Я проводил ее и отворил дверцу автомобиля. Это была дешевая колымага, «флитвуд-кадиллак». Она кивнула на прощание и отчалила. Я вернулся наверх и сложил саквояж.
Глава 2
Задание было несложным. «Супер Чиф», как всегда, пришел по расписанию, а мой объект бросался в глаза, как кенгуру во фраке. В руках у нее была только книжка в бумажном переплете, которую она выбросила в первую же попавшуюся урну. Она присела на скамью и опустила глаза. Ее лицо было усталым и несчастным. Она поднялась и подошла к газетному киоску, посмотрела на большие стенные часы и вошла в телефонную кабину. Поговорила с кем-то, бросив несколько монет в прорезь.
Повесив трубку, женщина подошла к газетному киоску, выбрала журнал «Нью-Йоркер», посмотрела на свои часики и уселась читать.
На ней был дорогой костюм цвета полуночного неба и белая блузка. Костюм украшала большая брошь с голубым сапфиром — видимо, под цвет серьгам, которых мне не было видно. Волосы с темно-рыжим отливом. Она была похожа на свою фотографию, но оказалась выше, чем я ожидал. На ней были перчатки и темно-синяя шляпка с вуалью.
Женщина прошла сквозь арочный проем на стоянку такси. Потом она вернулась в зал ожидания, окинула взором аптеку и газетный киоск, справочное бюро, пассажиров на чистых сосновых скамейках. Несколько касс было открыто, но ее они не интересовали. Она снова присела на скамью, подняла глаза к большим вокзальным часам. Отогнула отворот перчатки и подвела часики, маленькую платиновую безделушку. Я мысленно сравнивал ее с мисс Вермильи.
Она не выглядела недотрогой или синим чулком, но рядом с ней эта Вермильи казалась обычной шлюшкой.
И на этот раз женщина долго не просидела. Она поднялась, вышла на перрон, вернулась, зашла в аптеку, задержалась у книжного ларька. Я понял, что она была здесь проездом, и никто не встречал ее.
Женщина вошла в кафе. Она села за столик, покрытый синтетической скатертью, пробежала меню, затем стала читать журнал. Появилась официантка с неизбежным стаканом воды со льдом. Дама сделала заказ. Официантка ушла, дама продолжала читать журнал. Было около четверти десятого утра.
Я вышел сквозь арку на стоянку такси, где поджидал носильщик.
— Обслуживаешь «Супер Чиф»? — спросил я его.
— И этот тоже.
Он глянул без особого интереса на доллар, который я крутил в руке.
— Я встречаю транзитного пассажира из вагона Вашингтон — Сан-Диего. Может, он уже сошел?
— В смысле совсем, с багажом?
Я кивнул.
Он призадумался, изучая меня:
— Только один пассажир и сошел, — сказал он наконец. — Как выглядит ваш друг?
Я описал Марлона Брандо. Носильщик покачал головой.
— Ничем не могу помочь, мистер. Который сошел — совсем не похож. Ваш друг, наверное, остался в беспересадочном вагоне — они же не обязаны выходить. Вагон прицепят к скорому семьдесят четвертому. Отходит в одиннадцать тридцать по расписанию. Состав еще не готов.
— Спасибо, — сказал я и дал ему доллар. Багаж дамы оставался в вагоне, что и требовалось установить.
Я вернулся к дверям кафе, стеклянные стены которого позволяли беспрепятственно рассматривать сидящих. Дама читала журнал, попивая кофе с кренделем. Я зашел в телефонную кабинку, позвонил знакомому хозяину гаража и попросил его забрать мою машину, если я не позвоню до полудня. Он уже привык к этому, и у него был запасной ключ.
Я вышел к машине, вынул из багажника саквояж и отнес его в автоматическую камеру хранения. В огромном зале ожидания я купил билет до Сан-Диего и потащился обратно к дверям кафе.
Дама сидела за тем же столиком, но уже не одна. Напротив нее уселся какой-то хлыщ и ухмыляясь, болтал о чем-то. Было видно за версту, что она с ним знакома и сожалеет об этом. Калифорния так и перла из него — от бордовых штиблет до желто-коричневой ковбойки, без галстука, под кремовым спортивным пиджаком. Он был шести футов роста, худощавый, с самодовольным лицом и избытком зубов. В руке он вертел полоску бумаги. Желтый платок в нагрудном кармашке его пиджака торчал наружу, как букетик нарциссов. Даме он на дух был не нужен — это было ясно как день.
Хмырь продолжал болтать и размахивать бумажкой.
Наконец он пожал плечами и поднялся. Он протянул руку и погладил ее по щеке. Она отшатнулась. Тогда он расправил бумажку и осторожно положил перед ней. Он ждал, ехидно улыбаясь.