Та же фигня с обманувшей ожидания паутиной: мух нет, и паукам тут мёдом не намазано. Одни голые гладкие стены, лишённые даже плесени. Вода под ногами не хлюпала – на мгновенье показалось, что лучше бы она была. Реально муторно влачить своё существование в этой трубе. Такое ощущение, что вот-вот невесомость объявится.

Впрочем, они уже не влачились – как-то незаметно постепенно набирали скорость. Темп задавал не только шагающий впереди Гнер – граги тоже зачастили ногами. Замыкавший колонну Троцкий явно успокоился. И Гортензия приободрилась. Тот первый панический страх забивала возрождённая и ставшая уже привычной установка: пока рядом их «сильные» люди, беды не случится. Щупы, наверняка, постоянно капают ею на мозги сомневающихся.

Кто бы ему чего полезного накапал – с тоской подумал Дон, ощупывая флягу с водой. Потом перешёл на маленькую баклажку в кармане – туда дед залил их профессиональное пойло. Концентрированное – не для всякого. Он вытащил свою драгоценность, выдернул зубами деревянную затычку, обмотанную тряпицей. Сделал малюсенький глоточек и уже через несколько секунд повеселел. А чего он, в самом деле, раскис? Пятнадцать километров – не пятнадцать лет каторги. Да и не пятнадцать уже. А если поторопятся, так и вовсе часа за три управятся.

Гадючки глянули на него и прыснули. Опять подслушивали задрыги! В неверном свете факелов, что несли впереди и позади него, их чёрных глаз почти не видать. А совести в них и при солнечном свете не разглядеть. Девчонки опять зафыркали смешками. Хотел он их приложить, да передумал. Лучше не сотрясать воздух понапрасну. Во всяком случае, здешний воздух – что-то он больно подозрительный. Практически нормальный. И туннель нормальный. И на душе нормально. И «системник» не бухтит. Слишком всё просто, чтобы быть хорошо. Ничего нет подозрительней хеппи-энда.

Давненько Дона не посещало ощущение относительной безопасности существования. Собственно, с первого же дня в этом мире. Нет, понятно, что на выходе из туннеля оно всё снова завертится. Может, покруче прежнего. Но, пока всё пучком. Остаться тут, что ли, навечно?

– А тут у них куда веселей! – оценил Фуф традиции исконного врага.

– Так у всякого свои завороты в башке, – проворчал Тарьяс, мрачно разглядывая руки скелета, привязанные к лотку.

Всё остальное валялось грудой костей на полу. Несколько длинных прядей волос на черепе намекали на их женское происхождение. Хотя, не факт. Но, думалось, отчего-то, о худшем из возможных вариантов.

– Тут ещё один! – брезгливо возвысила голос Лэйра, помахав факелом где-то впереди.

– Да их тут целая куча! – с неприкрытым превосходством проорал ещё дальше Руф.

– Вот чего нам в жизни не хватало, так это языческих жертвоприношений, – устало заметила Паксая, пытаясь удержаться на ногах.

Ей в спину тыкался рылом Бестолочь – намекал на свет в конце туннеля. Дескать, чего тут торчать над тем, что давно нельзя обглодать? Там-то снаружи бегают скелеты с мясом, вот и пошли скорей. Паксае пришлось подчиниться, дабы на помощь сыну не пришла мамаша. Её рыло катапультирует мешкающую подругу прямиком на выход.

Вдали вверху и вправду маячил пятачок яркого света – километра два осталось. На этой стороне подъём был не таким крутым, как на той. Зато оказался реально затяжным – ноги уже гудели от такой физзарядки. А тут ещё эти прелести северного менталитета: по обе стороны к лоткам прикручены мерзкие скелеты. На полу полно костей с черепушками – видать, место у лотка время от времени освобождают для новых клиентов. И чего людям культурно не живётся? Обязательно нужно где-нибудь дерьма навалить – брюзжал Дон, поторапливаясь на выход, до которого уже рукой подать.

Тут догнивали, гнили или только начинали гнить несколько относительно свежих трупов. Он абсолютно бесстыже проносился мимо, категорически игнорируя научные изыскания, которым предавались щупы во главе с КУСом. Ему эти психи не указ – он сам себе стабилизатор. Нравиться любоваться всяким непотребством – как каким-то альтернативным искусством – пускай любуются. А он им никакой не эстет. Он хочет выпить, пожрать и после завалиться спать, а не выблёвывать обед, припомнив эту выставку.

– Ой! – вдруг взвизгнула за спиной Лэти.

Он пронёсся мимо неё, даже не удостоив взглядом добычу малявки. Понёсся бы и дальше, но манипулятор указал сожителю на крайнюю степень важности поступившей информации. Куда та поступила мимо него, Дон спросить не успел.

– Она живая! – завопила Лэти, как резанная.

Раздался нестройный топот множества ног растянувшихся по туннелю путников. Они ещё на середине дороги настолько уверовали в успех предприятия, что окончательно оборзели и перестали цепляться друг за друга.

– Точно живая! – чуть ли не с восторгом констатировала Лэйра.

Стабилизатору пришлось остановиться. А затем и обернуться, борясь с таким удобным желанием подло удрать. Все сгрудились у стены, отгоняя Гортензию с Бестолочью. Лишь они ещё держались рядом с людьми – все их мужики давно удрали на свободу.

– Вот же сволочи! – пыхтела Паксая, явно взявшись рвать путы голыми руками.

– Да, погоди! – боролся с ней в общей сутолоке муж. – Я сам! Пальцы убери, а то отрежу.

От толпы отпочковался дед и поманил внука пальцем. Дон хотел, было, брякнуть, мол, оттуда говори, но что-то помешало. Он встряхнул головой и «что-то» обрело более чёткий формат. КУС телеграфировал стабилизатору сногсшибательную новость: первая же аборигенка, встреченная на северном материке, оказалась щупом. Дон не то, чтобы не поверил – от всей души не желал этого делать. Ещё одна гадина на его шею – просто катастрофа! И откуда только взялась…

А, кстати, откуда она и в самом деле тут взялась? Ноги сами собой поднесли стабилизатора к находке. Обморочную девицу как раз устраивали на полу – Лэти с Тарьясом уже выудили из рюкзака и расстелили пару спальников. Дон отпихнул плечом сестрицу и склонился над жертвенной овцой – настроение неоправданно бодренько подпрыгнуло вверх. Он и в прошлой-то жизни терпеть не мог брюнеток, и в нынешней его окружали только эти крысы. А тут роскошная – хоть и тощая замызганная – блондинка с шикарной светлой гривой грязных спутанных волос. Жизнь-то и вправду налаживается – мелькнуло в душе чувство глубокого удовлетворения. Что ж, ещё одна неотразимая – во всех смыслах – гадюка. Не так уж и плохо.

А в башке предостережение: объект приходит в себя.

– Хватит облизываться, бабник! – вспылила сестрица и закатила ему оплеуху: – Сделай же с ней что-нибудь!

– Не могу при свидетелях, – сыронизировал Дон, уворачиваясь от второй плюхи.

Фуф с Гобом и дед заржали, Тарьяс фыркнул. Гнер преспокойно откололся от коллектива и потопал на выход. Там уже маячила грузная длиннорылая фигура, что расквакалась на весь мир. Лэйра поспешила следом – Троцкий вызывал именно свою драгоценную цацу. Где-то там же Ромео взывал к своей Джульетте, но та игнорировала нежные визгливые призывы. Потому, что дед уже протрепался о природе её коллеги. Как же тут обойтись без всестороннего охвата? И втягивания жертвы собственных неприятностей в неприятности явившейся из-за моря компании.

В толпе-то бездомных бродяг, поди, веселей кручиниться о злой доле – ехидничал Дон, любуясь мутными прелестными голубейшими глазками. Какой бы тупостью сие не казалось, но сейчас он реально ощущал, будто не видел женщины все эти восемь с лишком лет. Черномазые мартышки не в счёт: ни те, кого иногда имел он, ни те, что ежедневно имеют его.

Тут до него дошло, что КУС уже вовсю занимается новенькой. А стабилизатор, как идиот, пускает перед ней слюни. Развить конструктивную тему не удалось: прилетел призыв Лэйры, и он нехотя отодрал себя от более привлекательного объекта системы. В том, что он именно он, Дон нисколечко не сомневался. И покуда поспешно трусил на выход, вовсю фантазировал, припоминая приёмы ухлёстывания за девами из прошлой жизни. В этой ими пока что пользоваться не доводилось: всё и без того складывалось в его пользу чаще, чем иной раз хотелось. Правда, только с женщинами – на щупов у него ни единой эмоции не вставало. Но, теперь всё так интригующе изменилось…