– Кажется, то как мы ездили к Карине на день рождения. А еще помню, как на обратном пути мы хотели заняться любовью на заднем сиденье, но звонок твоего отца сбил весь настрой. А когда мы приехали домой, ты приготовил мне горячую ванну с кокосовым молочком и мы продолжили, с чего начали, – вру я томным голоском, мысленно сворачивая его в бараний рог. – Это было поистине волшебно.

Матвей реально сидит уже весь на изжоге. Он почесывает макушку и кажется не может поверить такой удаче.

– Кать, так это ж было две недели назад, – задумчиво произносит. – Получается, это твое последнее воспоминание? Больше ничего не помнишь? – я отрицательно качаю головой. – Вообще-вообще?

Эмоции у Матвея бьют через край, но я вижу, с каким трудом ему удается сдерживать их, дабы не навлечь на себя подозрения.

Знал бы он, что и мне приходится держать себя в руках, чтобы хорошенечко не съездить кулаком по его смазливой и наглой роже.

– Врачи предупредили, что последние недели могут безвозвратно затеряться в моей памяти, но это пустяки. Ты же мне расскажешь, что я упустила? – предоставляю ему шанс примерить на себя роль мужика и самому во всем сознаться. – Мы вместе восстановим все мои воспоминания. Правда же?

– Ага, – заторможенно отвечает, кивает, шестеренки в его голове прокручиваются в усиленном режиме, – Подожди, что прям навсегда? Ты можешь никогда не вспомнить события последних двух недель?

– Есть такая вероятность, – досадливо пожимаю плечами. – Так что было, Матвей? И почему ты прислал мне те сообщения? Почему ты просил нам дать еще один шанс? Мы что, поругались?

Лукьянов тут же падает на колени, вытягивает руки и начинает буквально душить меня, увлекая в крепкие объятия. Сжимает меня руками настолько сильно, что кости хрустят.

– Девочка моя, как же я сильно скучал. Я места себе не находил. Клянусь, с этого дня мы больше не будем ругаться! Я все для этого сделаю! – осыпает мое лицо поцелуями. Мокрыми, противными. Нашептывает на ухо: – Я ведь думал, что потерял тебя, но я исправлюсь. Я все исправлю.

С каждой минутой мне все сложнее дается изображать из себя дуру.

Но я убеждаю себя, что все это делаю во благо себе же. Раз такое дело, мне нужно воспользоваться случаем, чтобы успеть созвониться со своим юристом, проконсультироваться, показать, что на данный момент имеется у меня против Матвея, и свести к миниму все риски. Какой бы гордой я ни была, в этом поединке я еще поборюсь… Я возьму свое! Отожму до последней капли. Я выведу предателя на чистую воду. Направлю течение в противоположную сторону, чего бы мне этого ни стоило!

– Ну что ты? Все ведь обошлось. Я здесь, рядом с тобой, – зарываюсь пальцами в его мягких волосах пшеничного цвета, оставляю поцелуй на небритой щеке, несмотря на лютое отвращение.

А муж только крепче меня обнимает. И целует на порядок глубже. Так, словно я – это все, что у него осталось.

Так и поверить не трудно.

Если бы у меня были реальные провалы в памяти, я бы поверила ему. Безоговорочно. Я сиропом растеклась бы в его теплых объятиях.

Но в реальности его прикосновения вызывают у меня лишь жалящее чувство. В реальности мне выть хочется! Из-за того, что у него не нашлось мужественности сознаться во всем. Вместо этого он предпочел снова водить меня за нос.

– Скажи, а по какой причине мы поругались? Наверное, ты опять смолил одну за одной у себя в кабинете?

Матвей сначала замирает, затем медленно отстраняется от меня. В глаза намеренно не смотрит. Голову склоняет.

– Нет. Мы вели речь…

– О чем? – подгоняю его, поскольку пауза затягивается.

– О сурмаме, – выдает он, после чего существенно оживляется. Подскакивает с места, словно на него снизошло озарение. – Точно! Я был против того, чтобы прибегать к услугам непроверенной женщины. Неизвестно, как все обернется. Это же незаконно. Она может просто не отдать нам ребенка. И в этом случае суд будет на ее стороне. Понимаешь?

Да тьфу на тебя!

Не придумал ничего иного, кроме как намеренно спекулировать тем, что я не могу выносить ребенка самостоятельно.

– Понимаю, но это наш шанс. Единственный и последний, – натягиваю я на лицо улыбку, а внутри меня уже вовсю свербит. Ситуация едва ли не выводит меня из равновесия.

– Да, Катён. Сейчас я это понимаю. Я пересмотрел свои взгляды. Сейчас мне плевать на все, лишь бы ты была счастлива. А если ты будешь счастлива, то и я. Мне больше ничего не нужно будет.

– Дорогой, я так рада это слышать, ты просто не представляешь, – мысленно закатываю глаза.

Я же мечтала услышать нечто подобное из уст своего некогда любимого мужчины!

Вот только не тогда, когда он вконец оскотинился. Не тогда, когда назад дороги уже нет!

– Я тогда поищу в интернете информацию, – говорю я, на что плечи мужа напрягаются.

– Не надо. Я сам что-нибудь придумаю. Есть у меня один знакомый. В свое время они с женой обращались за помощью к сурмаме. Думаю, он сведет меня с нужными людьми, кто всем этим занимается.

Не будет никакой сурмамы. У него и в мыслях этого нет, потому что ему не дает покоя ребенок от любовницы.

Не удивлюсь, если план Матвея заключается в том, что она и выступит в качестве суррогатной матери. Она и родит нам "нашего" ребенка.

– Как скажешь. Я полностью доверяю тебе в этом вопросе, – с благодарственной улыбкой глажу его по щеке, а он чмокает мою ладонь, верит, что я как дура купилась.

– Кать, а почему ты мне не перезвонила? Ты же говоришь, что увидела от меня сообщения.

А вот и те самые оплошности, которых я так боялась.

Думай! Выкручивайся!

– Я пришла в себя только под утро. Хотела тебе позвонить, но сеть все никак не могла поймать. Там глухо, как в танке. До самого обеда я билась с врачами, чтобы они меня отпустили домой, – отвечаю вполне правдоподобно, причем ни один мускул на лице моем не дрогнул.

– Но ты же могла спросить у кого-нибудь телефон, – Матвей напирает.

Я усмехаюсь и отмахиваюсь.

– Ты же меня знаешь, я привыкла самостоятельно выпутываться из трудностей, не прибегая к посторонней помощи.

Цокнув языком, Матвей вновь увлекает меня в объятия.

– Знаю, солнце мое. Ты у меня чертовски упрямая. За это я тебя и люблю.

Эти телячьи нежности меня доконали уже!

– Ты не возражаешь, если я приму душ? – выпутываюсь из его объятий, оттягиваю ворот своего платья и деланно принюхиваюсь. – Кажется, я вся пропахла больницей.

– Тебе так кажется. Но я не возражаю, сходи, отдохни сегодня как следует, а завтра съездим в клинику, – Матвей приводит меня в замешательство.

Сердце ухает камнем вниз. Разбивается вдребезги.

Только не это.

– Зачем?

– Провести повторное обследование. Нам надо убедиться, что провалы в памяти никак не повлияют на твою мозговую деятельность.

– Да все в порядке с моей мозговой деятельностью! – посмеиваюсь нервно, не в силах усидеть на месте. Подо мной словно угли раскаленные.

– Я нисколько не сомневаюсь, но перестраховка лишней не будет! А после заедем в полицию и напишем заявление о нападении, – щелкает меня по носу и уходит в столовую, чтобы сварить себе кофе.

Чуть позже я заглядываю в свою сумочку и понимаю, что пока я переодевалась и искала телефон адвоката, Матвей прошерстил ее. Он выкрал из нее заявление на развод.

Черт с ним с этим заявлением! Пусть задницу им подотрет!

Но как мне быть с тем, что он решил перепроверить мой диагноз?

Неужели я настолько плохо притворяюсь, что он не поверил мне?

Или я накручиваю себя?

Есть вероятность, что Матвей действительно печется о моем здоровье.

Но лучше все же перестраховаться.

И пока что единственный человек, который ознакомлен с моей ситуацией – это Дамир.

Захожу в ванную и пишу ему сообщение:

"Есть вопросик. Матвей захотел перепроверить мой диагноз. Он планирует отвезти меня на повторное обследование! Как мне быть?"