Матвей смотрит на меня взбешенным глазами, затем переводит тягучий взгляд на кабинет, из которого я только что вышла.

– Стой здесь! – отрезает он в приказном порядке, после чего на полном ходу несется в кабинет Андрея Родионовича и без стука врывается внутрь.

В полнейшем спокойствии я выхожу на свежий воздух. Мне больше нечего бояться.

Стою на крыльце клиники. Опершись о перила, жду Матвея и сама изучаю рекомендации врача, из которых следует, что завтра в полдень мне необходимо явиться на прием к психотерапевту, практикующему в этой же клинике.

Ох, и не люблю я, когда кто-то копается в мозгах и пытается залезть под кожу, но так и быть, наведаюсь для галочки и к психотерапевту. Новый опыт, как-никак.

Минуты через три на крыльце показывается Матвей.

– Кать, извини меня. Андрей мне все объяснил. Я был не прав. Самое главное сейчас – это твой покой, – целует меня в висок. – Наверное, из-за всего случившегося у меня нервы стали ни к черту, – произносит он с понурой головой.

В нем говорит совесть или я с чем-то путаю ее – с желанием быть на шаг впереди.

– Еще бы! – хмыкаю я, не давая себе издать злорадный смешок. Он застревает в глотке и растворяется.

Лукьянов вымучивает вялую улыбку и, взяв меня за руку, ведет к машине.

– Впредь постараюсь держать свои эмоции под контролем. Я окружу тебя заботой и покоем. Договорились?

А нехило так Андрей Родионович промыл ему мозги.

– Договорились, – киваю я лишь бы заткнулся уже и не раздражал меня своим присутствуем.

Однако давящее присутствие Матвея мне приходится терпеть еще некоторое время: и в отделе полиции, где я заполняю заявление о нападении, и в супермаркете, куда я предлагаю заехать за продуктами, и куда Матвей сроду со мной не ходил. Всегда он ограничивался доставкой или вешал все на меня или на нашу домработницу, приходящую к нам три раза в неделю.

И даже, когда я прошу Матвея заскочить ненадолго в студию, желая проведать своих девчонок, он не отходит от меня ни на шаг. Уши так и греет.

Разумеется, посплетничать с подружками у меня вообще не получается. Перекидываемся лишь парочкой фраз и, убедившись, что в студии за мое отсутствие не возникло существенных проблем, я отправляюсь домой… под конвоем мужа.

Такое ощущение, что Матвей замыслил план, заключающийся в том, чтобы не спускать с меня глаз.

– Если ты думаешь, что покой и забота заключаются в ежесекундном контроле, то ты крупно ошибаешься, – решаю я предъявить, сидя перед трюмо в самой что ни на есть антисексуальной пижаме.

Я уже вовсю готовлюсь ко сну, наношу на лицо ночной крем, а Матвея в это время приспичило поработать за ноутбуком. В спальне. Полулежа на кровати. Что происходит впервые на моей памяти.

И эти его сопение и клацанье по клавиатуре уже порядком меня допекли.

Поразительно, насколько быстро в прежде любимом человеке начинает раздражать буквально все. Начиная от его имени, заканчивая тем, как он дышит. Ему достаточно просто сходить налево.

После моего замечания Матвей отвлекается от экрана. Моргает, словно не понимает русского языка, а затем усмехается и зажимает двумя пальцами переносицу, разгоняя напряжение.

– Считаешь, это уже чересчур? – спрашивает без гонора, кивая на ноутбук, лежащий у него на животе.

– Более чем.

Я нахожу его взглядом в зеркале, снимаю поочередно серьги с ушей и наношу на мочки духи. Обалденный аромат с древесными нотками и пряной амбры, от которого у Матвея то и дело развивается приступ удушья.

– Зачем мучиться и ради меня ломать себя и свои привычки? Я же вижу, что тебе тут неудобно. Если нужно поработать, так иди в кабинет. Со мной ничего не случится, если ты оставишь меня одну, – вежливо выпроваживаю его.

Он призадумывается на краткий миг, после чего закрывает крышку ноутбука, подскакивает с кровати. Матвей подходит ко мне и устраивает обе ладони на моих плечах, массирует их, оглаживает ключицы.

Наши взгляды пересекаются в зеркале с подсветкой. Мой коварный взгляд опытной обольстительницы в перерез его – по-мужски голодному, хищному.

Я словно перенеслась в прошлое. В то время, когда Матвей хотел меня постоянно. В любом виде. С присущим азартом. С необузданным желанием, которым двигали одни лишь первобытные инстинкты.

Это было, когда мы еще не столкнулись с проблемой вынашивания ребенка. А после третьей такой неудачи секс для Матвея стал чем-то вроде банальной потребности. Нуждой, которую можно справить, не снимая с себя штаны с носками.

Не спорю, бывали и исключения. Но того вожделения в глазах, что наблюдаю сейчас, я давненько уже не наблюдала у Матвея.

А что, собственно, изменилось? Что могло повлиять на это? Пока для меня это остается загадкой.

– Ты права, Катён, в этом я перегибаю, – он склоняется надо мной, опутывает руками мою шею, кончиком носа ведет по изгибу вверх до щеки, а после мурлычет прямо в ухо, заставляя кожу покрыться противными иголками.

Я ненавязчиво убираю его руки с себя и разворачиваюсь в кресле, заставив его выпрямиться.

– Не только в этом.

– А в чем еще?

– Тебе необязательно игнорировать свои интересы и принципы и ходить всюду за мной по пятам, как чокнутый сталкер.

– Малыш, я же хочу как лучше, – парирует он.

– Прекращай пугать меня, а то я уже начинаю думать, что в кабинете Андрея Родионовича тебя подменили, – смеюсь я, встаю с кресла и пересиливаю себя, чтобы скользнуть губами по его скуле. – Веди себя как прежде. Так, как будто ничего не случилось. Создай для меня привычную атмосферу. Так мне будет гораздо спокойней. А я в свою очередь подумаю над тем, чтобы снять запрет на секс раньше установленного срока.

Знаю, за какие веревочки нужно подергать… чтобы заставить его косячить.

Лукьянов поигрывает бровями и демонстрирует мне похотливую ухмылку. Урчит, точно кот, выпрашивающий сметану.

Он вскользь пробегается по мне взглядом и едва заметно вздрагивает от увиденного.

– Ты что, в нашу походную палатку нарядилась? – тычет он на мою пижаму пальцем и брезгливо кривит губы.

– А это мой дорогой, "ждун", – расправляю на себе необъятную вещь мышиного цвета с мордой известного персонажа. – Правда же, она классная?

– Ага, класснее еще не видел, – кивая заторможенно, соглашается, а по вытянутому лицу и не скажешь, что вещичка зашла.

Просто Матвей привык лицезреть меня в красивом нижнем белье. Никогда я не позволяла себе предстать перед ним в обычной хлопковой ночнушке. Всегда отдавала предпочтение кружеву и шелку.

Ради него, кобеля такого, старалась. Да вот только все без толку!

– Ждун, говоришь? Это что, какой-то намек? – слышится подозрительность в голосе и взгляд его сосредоточен на моем лице. – Ну и чего же ты ждешь, позволь узнать?

"Твоего краха!" – вертится на языке.

– Как чего? Того дня, когда нам можно будет заняться любовью! – восклицаю я.

Лукьянов протяжно хмыкает, сканируя "двухместную палатку", в которой если кто-то и может предаться любви, то разве что микробы.

Вижу, он в полной мере не оценил мою находчивость.

Стоит предо мной, как истукан, потерявший связь с реальностью. И тут вдруг он резко хватается за горло всей своей пятерней, начинает с усилием прочищать глотку.

– Что-то мне нехорошо. Дышать нечем… горло опухло, – молвит он между хрипами.

Ну наконец-то! А то я думала, у него выработался иммунитет к моим "секретным" духам, на которые у него аллергия.

Помнится, не сразу я поняла причину его удушья. А как дошло, так сразу запрятала флакон подальше. А Матвею я не рассказала. Неудобно было, ведь эти духи он сам же мне и подарил… А со временем как-то забылось об источнике аллергена.

Но я и не предполагала, что когда-нибудь еще воспользуюсь ими.

И вот их час пробил!

– Дорогой, что с тобой? Принести воды? Жди, я мигом, – подрываюсь с места, как ошпаренная, разыгрывая ужас и панику.