— Нет полюсов кроме меня, — самодовольно заявил огромный блондин, усаживая в кресло и выглатывая свою дозу алкоголя.

— Ты — уже не власть, — покачал я головой, — Граф Реджинальд Хайтауэр мертв окончательно и бесповоротно, есть только дракон. Для мира, привыкшего убивать чудовищ, даже говорящих, это…

— Далеко не ерунда! — благодушно отмахнулся Акстамелех, — Ты прекрасно знаешь, как работает политика. Предложи я любому крупному правительству то, что предложил тебе — и мне на блюдечке с голубой каемочкой принесут всё, что угодно. Земли, города, рабов, сокровища. Вы, человеки, отдадите что угодно за такой козырь. Стоит мне только захотеть, и через неделю этим континентом будет править Кадархиалла.

— Не будем спекулировать, — поморщился я, — Пока одна страна будет тебя защищать — остальные объединятся против неё. А дальше всё вернется на круги своя. Убивать можно не только голой силой, но еще и экономикой, чумой, магией…

— Да-да, не будем, — скорчил гримасу Акстамелех, — Ты готов меня выслушать?

— И очень внимательно.

— Правильно, смертный. Слушай очень внимательно, ибо ты сейчас узнаешь о том, кто был первым гостем из другого мира на этом нелепом шарике грязи. Это был я. И был я задолго до того, как здесь появилась Книга…

От такого вступления я даже прекратил прикидывать свои шансы запулить в козла «шаром ашара» и начал слушать.

Дракон просто-напросто прилетел в своё время на Сердечник, а затем затихарился здесь, впав в большую спячку и проснувшись лишь тогда, когда на планете стали практиковать магию. Примитивную, убогую, невероятно сложную в освоении, но всё-таки магию. Полагая её, родимую, предвестницей прогресса, Акстамелех начал чередовать периоды спячки с периодами активности, время от времени становясь частью человеческой цивилизации. Опускаться до того, чтобы помогать людям, он не собирался, а вот наблюдал с удовольствием.

И он был там, в Шумере, когда появились первые гримуары в виде каменных и глиняных плит, на которых были выписаны заклинания. Смеялся над ними, проливая выдержанное вино на свою грудь, обнимая роскошных персидских дев и пиная униженно кланяющихся рабов. Ему казалось весьма забавным то, что эти тощие обезьянки, не в силах запомнить даже мало-мальски простое заклинание, додумались доверить знание мертвой материи. На фоне других (волшебных) обезьянок, всячески тужащихся с развитием собственной памяти, это казалось криком отчаяния.

Стоит ли говорить, что дракон спустя несколько десятков лет поперхнулся вином, наблюдая ни много, ни мало, но магический инструмент в виде книги, чьи возможности были равны тренировавшемуся всю свою жизнь магу? Да, всего лишь несколько десятков приемов магии, но, чтобы их использовать, нужна была только энергия! И ничего более!

— Я решил изучить этот феномен, узрев в нем будущую опасность для себя, — пояснил вальяжно развалившийся на диване дракон, — Мне показалось, что люди смогут создать нечто чудовищное, буквально бога магии, сокрытого в предмете, который можно носить с собой. Допускать же подобного было нельзя, все должны знать своё место. Поэтому я…

Ожидалось, что принялся за исследования или расспросы магов, но дракон, как я с сожалением понял, остался драконом. Акстамелех начал коллекционировать ранние поделки персидских волшебников, пытаясь понять, каким образом человечество пришло к принципу построения трехцепного гримуара (вершины человеческого гения на тот момент). Не все владельцы нужных ему предметов отдавали их добром, так что ящерица все сильнее и сильнее увлекалась сбором, даже попав в учебники истории как некий мифический герой, неуязвимый к магии. Вопрос «а не было ли это твоим основным мотивом?» я благоразумно задавать не стал, но для себя сделал выводы о том, каким именно образом тысячелетнему существу не надоедает жить.

Он просто дурак.

По-дурацки и окончился великий поход дракона за знаниями. Идя по своей дороге приключений, Акстамелех наткнулся на бредущего навстречу волшебника, с которым решил пообщаться до того, как дать ему по голове и ограбить на всю магическую мишуру. А волшебник ему популярно объяснил на чистом шумерском языке теорию магии, где материалы, из которых создают гримуары, имеют определенный запас прочности и проводимости, поэтому несмотря на всё торжество местной магической науки и потенциал таких полезных книг — он, потенциал, конечен.

После чего, успокоенный дракон, даже не став убивать деда, вернулся к себе в Шумер, провел там несколько опытов (банально подавая уйму магии в различные материалы и наблюдая за их разрушением), после чего заснул. Конец истории.

— Но собранное мной осталось, — пояснил смысл басни Акстамелех, допивая виски, — Из-за этого мы с Дракарисом в свое время и сцепились. Он хотел порыться в моих сокровищах, эта гиена. Не слушал, когда я ему говорил, что все они перебывали в моих руках и Книги промеж них нет. Когда эта дрянь пригрозила натравить на меня всё Общество, я напал. Однако, он не натравил. Не знаю почему.

— Теперь ты хочешь использовать этот древний хлам как приманку, — утвердительно сказал я.

— Не испытывай судьбу, смертный, — лениво огрызнулся дракон, — Не только эти, начальные, гримуары. Саму сокровищницу, пусть и малую. Ты заманишь в неё Дракариса, удерешь через портал, а я пламенем выжгу эту тварь.

— Ты готов пожертвовать своей сокровищницей, чтобы на пару дней избавиться от него? — удивился я, — Телокрадам плевать на смерть тела.

— Ты не знаешь о свойствах пламени драконов, — паскудно улыбнулся блондинистый гигант, — Это одна из причин, почему эти твари не решались меня трогать. Мой огонь способен серьезно опалить любую душонку, заставить её содрогаться в муках довольно продолжительное время. Когда я спалю Дракариса, пройдет минимум год перед тем, как он сможет вернуться…

— А Игра…

— … идет к завершению.

— Что если, — подумав, решил задать самый важный вопрос я, — у нас получится? Ты спалишь Дракариса, так? А потом, к примеру, я тебя призову туда, где ты, отдавая долг, спалишь все остальное Общество? Всех разом?

Глаза гиганта превратились в узкие щелки.

— Ты нашел Книгу? — немедленно спросил он, напрягаясь.

— Нет, мне не нужна Книга, — чуть ли не по слогам проговорил я, прямо глядя в глаза дракону, — Но Конец Игры близок, и я подумал — а что, если останется всего два участника? Или, если говорить прямо, один?

Акстамелех буквально онемел, уставившись на меня как на второе пришествие. Он сидел, лупая глазами, хватал ртом воздух, а затем, выдохнув так, что по комнате загуляли ветры, начал хохотать как припадочный. От его ржания даже стекла в окнах жалобно дрожали. А я сидел, улыбался, поигрывая остатками виски в бокале.

— Договорились! — грохнул, отсмеявшись, дракон, — Это чудесно! Если у нас получится с Дракарисом, то мы повторим это с остальной стаей крыс! И пусть Книга выбирает… ха-ха… из одного!

— Из одного, — улыбка вышла чуть кривоватой, — Я всего лишь человек, мне не дано познать Книгу, но я этого и не хотел никогда.

— Ха! Когда их обугленные души выдует отсюда, хотел бы я посмотреть на рожи этих тварей! — веселился дракон, — Пришли сюда незванными, промариновались столько лет, а потом оказались выставлены в Пустоту ни с чем! Достойно! Годно! Ничем не хуже твоего гридбола! Будь это в моих силах, я бы даровал тебе право стать драконом!!

— Но сначала репетиция, — не переставая улыбаться, вставил пять копеек я, — С Дракарисом.

— Ха! Репетиция! Хорошо! Сейчас я тебе все поведаю подробнее!

«Подробнее» для этой твари значило лишь рассказать о том, где находится сокровищница, а также пообещать прямо сегодня заняться её защитой так, чтобы в неё могли зайти живые, к примеру я, а не только дракон. Магия древней чешуйчатой сволочи надежно защищало её имущество, окутывая каждый дюйм внутренней поверхности строения, находящегося, разумеется, под землей. Акстамелех, покрутив в руке начиненную каваром пулю, уверенно заявил, что магические возмущения на стенах его нычки и в воздухе, наполняющем её, уверенно замаскируют кавар. Разумеется, после того, как он «всё приготовит».