Второй важный вопрос, который всех тут занимал, был внутриполитическим. Оказывается, буквально на днях, аккурат в самый последний день зимы, двадцать девятого февраля, в родном нашем государстве отменили и «сухой закон», и государственную монополию на алкогольные напитки. Радовались этому факту очень. С горящими глазами рассуждали, что, мол, наконец-то, вот сейчас и заживем, как нормальные люди! Я этой эйфории не разделял. По факту это означало, что сейчас на рынок хлынет поток некачественного шмурдяка, разлитого в подвалах и на складах. Предвестники волны уже резвились на рынке, самые рисковые и предприимчивые. А сейчас, когда дали высочайшую отмашку, что теперь всем можно, дрянного пойла станет больше. В разы. Или даже в десятки раз. И сколько-то из этих вот самых говнарей, которые сейчас щерятся в счастливых улыбках, благополучно откинет копыта, наглотавшись метанола. Это как с отменой цензуры в литературе. Ожидаешь, что наконец-то ты прочтешь труды гигантов мысли, чье творчество «задвигала» кровавая гэбня. В реальности тебя заваливает горой низкопробной графомани ни о чем. Так что…

Ну и третьей крупной темой для пересудов стал конфликт «Пинкертонов» и «Цеппелинов». По слухам, в мае в Новокиневск собирается приехать «Пикник» с большим концертом. И концертник вкинул в рок-клуб тему, что Шклярский изволит взять на разогрев местную группу. Ян-Цеппелин возбудился на это дело, потому что вроде как была их очередь, но узнал, что в обход него взяли «Пинкертонов». Случилась довольно громкая разборка пару дней назад, квадратный Янчик навис над субтильным «Пинкертоном», потребовал объяснений этого феномена, но как всегда влезла Ширли, все превратилось в безобразную свару, кто-то кому-то даже стукнул по паре мест. Но воз и ныне там — в планах на разогреве у «Пикника» играют «Пинкертоны», а Ян недовольно бурлит и всячески интригует по краям.

«Разогрев у „Пикника“ — это хорошая тема, — мечтательно подумал я и сделал мысленную пометку. — Да и май еще нескоро, так что можно попробовать запрыгнуть на этот паровозик…»

Идея прижать хвост и тем, и другим мне понравилась. И я даже некоторое время ее подумал. Потом глянул на часы и понял, что пора двигать уже в «Буревестник». Тем более, что народ потихоньку потянулся в зал, скоро должен был отборочный начаться.

Я натянул пальто, нахлобучил шапку и двинул к двери. Притормозил у последней компашки, которая пока что не торопилась к залу. Это были «свои», члены рок-клуба, но не из «почтенных старцев», чье решение на отборочные как-то влияет. Просто музыканты, пришли тусануться. Говорил один. И где-то десяток слушали.

— … тут меня, в натуре, перекрыло, я даже в темноте видеть начал. Думаю, крантец, глюки уже. И на других кошусь, а там такое же обалдение, явно не я один это все видел. А препод, такой: «Узреть свет дхармы дано не каждому…»

Я ненадолго задержался, зацепившись за знакомое слово. И даже сделал над собой усилие, чтобы вникнуть, что это тут такое обсуждают.

— … да нет же, это совершенно бесплатно, прикинь! — заверил еще один патлатый паренек. От силы лет семнадцати, на вид — типичный такой хиппи. Нечесанный хайер, плетеная из ниток и бисера повязка на лбу, запястья притягивают к земле куча фенечек. — Они очень гостеприимные ребята, всем рады.

— И еще можно пожрать на халяву, — снова перехватил инициативу первый. — Правда мяса там не едят, зато такие сладости делают, ммм…

— А девчонки на эти сборища ходят? — спросил один из слушающих.

Публика слушала довольно лениво, как будто просто из праздного любопытства. Халявная еда и девчонки вызвали максимальный ажиотаж. А вот тему всяких фокусов и философствования большинство пропускало мимо ушей.

Впрочем, мне тоже хотелось пропустить мимо ушей все вот эти умствования. Как белый шум. Мне и в прошлой жизни подобные вещи были «мимо кассы». А в этой тем более. Здесь, в девяностых, вести сложные споры о философии считалось хорошим тоном. Каждый второй читал какие-то умные книжки и спешил донести до собеседников какую-нибудь очередную свежую истину из древних учений. По крайней мере, в рокерской тусовке так точно. Вот и эти двое, посетившие некое сборище с чаепитием, тоже старательно делились своими открытиями и впечатлениями.

Послушав минут семь, я сделал несколько выводов. Сбор был в какой-то конспиративной квартире, куда можно было прийти бесплатно, если тебя кто-то из уже бывавших там, привел за ручку. Во время «службы-ритуала» там происходит нечто необычное. И «учитель», личность которого была максимально туманна, непонятно даже, какого пола этот человек, несколько раз намекнул, что после посвящения тайн откроется много больше.

«Интересно, это и есть та самая „дхарма“, о которой мне говорил Званцов?» — подумал я. Потом посмотрел на часы. Блин, «ангелочки» и Бес со товарищи уже стопудово на месте, а я про фигню эту слушаю…

Стоп. А зачем я вообще это слушаю? Так-то Званцов сказал, чтобы я держался от них подальше.

Мысль меня порадовала, так что я сделал оставшимся ручкой и выскочил на улицу. Припустил за подкатывающим к остановке трамваем, запрыгнул в заднюю дверь и плюхнулся на свободное место. Мысли о сектантах благополучно почти выветрились из моей головы, сменившись более актуальными — получением прав, масленицей и тем, что надо бы выкроить время и встретиться с Василием, чтобы рассказать ему про питерскую встречу.

«А что, если Званцов на самом деле хотел совсем другого результата?» — вдруг подумал я. Ну да, он сказал, буквально: «Будь хорошим мальчиком, не водись с плохими сектантами!»

Но сказал он это Вове-Велиалу. Подростку, фактически. А ведь любой дурак знает, как заставить подростка что-то сделать. Надо ему это запретить. Скажи любому нормальному подростку так не делать, и он тут же помчит это указание нарушать. Это мне полтос. И у меня за плечами долгий и разнообразный жизненный опыт, научивший меня субординации и выкидыванию из головы всяких ненужных вещей. Только Званцов об этом не знает. Он разговаривал с Вовой-Велиалом. В личном деле которого был черным по белому записан год рождения. Значит ли это, что кгб-шник на самом деле хотел спровоцировать строптивого мальчишку влезть в эту секту по самые уши?

С другой стороны, а вот мне не пофиг ли, чего там на самом деле хотел Званцов? Допустим, это и правда те самые сектанты. Но мне-то что с того? У же вроде как нигде не написано, что я обязан поработать живцом в благом деле ловли опасной тоталитарной секты…

Я вздохнул и посмотрел в крохотную проталину в замерзшем окне трамвая. Нет, меня, конечно, слегка беспокоят все эти самоубийства и прочие ужасные вещи. И я честно всеми руками за, если этих сектантов прижмут к ногтю. Вот только всем все равно не поможешь. Здесь в девяностые чертовски много плохих и очень плохих вещей, от которых к двадцать первому веку, к счастью, избавились. Да что там! Тут пока что даже «белое братство» и «сайентологи» на вполне легальных основаниях вещают. Значит ли это, что я должен вмешиваться в сложные отношения «кгб — дхарма»?

Хрен знает. Пока что ответа у меня нет.

На всякий случай запомнил лица тех двоих.

И отбросил тему дхармы в темный чулан сознания.

Я тихонько пробрался вдоль рядов зрительного зала «Буревестника» и сел с краю. Хорошая оказалась идея — перетащить всех сюда. Все-таки сцена дисциплинирует больше, чем квартира или, там, задний двор. Из «ангелочков» не было Макса и Нади, инструменты они тоже с собой не поволокли. Только Кирюха был с акустической гитарой. Ну и Бегемот отстукивал ритм в оцинкованный тазик. Хрен знает, где взял.

Эланор и Наташа благополучно спелись и после каждого прогона начинали чуть ли не хором фонтанировать новыми идеями.

— А прикинь, как бы круто смотрелось, если бы он когда повернулся, то по краю сцены огонь вспыхнул! Ну, то есть, как бенгальские огни, только большие. Искры таким пучком…

— Огненные фонтаны!