— Творческое объединение «Пурга-мьюзик» представляет… Первая некоммерческая премия «Семена свободы», при участии лучшего в мире привидения с мотором… Самая честная премия в этом сезоне, потому что выбирать лауреатов ее будут исключительно зрители, присутствующие в этом зале. Итак, включаем фантазию. Вокруг нас с вами — вальгалла. Место, где пируют убиенные в битвах воины, вместо этой сцены — стол, на столе — море разливанное бухла и закусок. А когда бухло кончается, приходит прекрасная валькирия и снова наполняет наши с вами кубки. И раз уж она уже здесь, давайте спросим у нее…

Я повернулся к «валькирии» и сделал быстрый шаг вперед, максимально сокращая дистанцию.

— Кого мы будем награждать первым делом? — громко выкрикнул я и сунул ей в лицо микрофон.

— Лучшую рок-группу… — неуверенно проблеяла она, и тут колонки взревели припевом, а умница Бельфегор выкрутил звук на максимум.

Я запрыгал по сцене в такт музыке и часть публики начала что-то орать и топать. Хорошая песня, заводная. Всегда срабатывает. Лучше только «We will rock you», да и то не факт, что сейчас она подошла бы лучше.

— Да, мы зайдем с козырей, — сказал я, когда снова стало возможно перекрикивать музыку. — Сломаем систему, и не станем оставлять все сладкое на потом. Итак, премия «Пурга-мьюзик» лучшей рок-группе… А, да ладно, что мелочиться! Лучше рок-группе всех времен и народов!

«Ну да, зал пока что не особо раскачался, значит надо оторвать их задницы от кресел».

— Начинаем сбор кандидатов, — деловито сказал и прошелся вдоль края сцены. — Эй, на пульте, приглушите чутка звук, чтобы меня было получше слышно. Но совсем не выключайте, песня отличная.

Бельфегор, уже выгнавший «младенчика» из кресла звукача, показал мне большой палец, и музыка стала тише.

— Вот эта штука, в которую я говорю, называется «микрофон», — сказал я. — На мой взгляд — дурацкое название. Почему он «микро»? Ведь когда в него говоришь, голос громче становится, а вовсе не наоборот. Он должен быть макрофон! Хм… Но я отвлекся. Короче, это микрофон. Чтобы группа попала в число кандидатов на нашу с вами премию от «Пурга-мьюзик», необходимо, чтобы ее название кто-нибудь выкрикнул в эту самую штуку. Смекаете, к чему я веду? Первые шесть… Стоп, почему шесть? Что за дурацкое число вообще… Призовых слотов у нас с вами будет пять! Так пять групп, названия которых будут сказаны через этот микрофон, попадают в лауреаты, и именно из них мы будем выбирать нашего победителя.

— А кто их будет называть? — с места спросил тот самый бородач, к которому я обращался в самом начале, чтобы настроиться на публику.

— Тот, кто успеет, конечно, — изобразив на лице широкую улыбку, ответил я. — Объясняю для тех, кто еще не понял. Кто добежал и выкрикнул так, что все услышали, тот молодец и принес своей группе всемирную славу!

Народ заерзал, но пока очковал. Первым сообразил Бегемот, подорвался с места и запрыгнул на сцену.

— Нирвана! — выкрикнул он, рванув микрофон к себе.

— Да ладно! — заржал я. — У тебя был такой шанс, а ты назвал «Нирвану»?

— Так я чтобы по чеснаку! — гордо заявил Бегемот, повернулся к залу и вскинул руки. — Я успел первым!

— Осталось еще четыре… — замогильным голосом проговорил я.

Ага, а вот и сорвались с места самые движняковые! На сцену запрыгнули сразу двое парней, и на подходе было еще четверо.

— «Пикник»! — орнул самый расторопный, локтем оттолкнув Бегемота. Второй тоже что-то сказал, но далеко от микрофона, так что первый его заглушил.

— «Деловая колбаса»! — со второго раза у того парня получилось. Но тут на сцену запрыгнули еще трое, и оттащили первых от микрофона.

— Ааааа! — заорал я и начал убегать от желающих. Демонстративно изображая на лице ужас. — Ну что вы встали? Думали, что выдвижение лауреатов — это легко? Осталось два места, кто догонит, тот и молодец!

На сцене началась толчея, кто-то еще запрыгнул прямо с пола, часть людей устремилась по лестницам, все гонялись за мной, я убегал. «Валькирию» случайно отшибли в сторону, и она чуть не упала. Ева предусмотрительно увернулась сама.

— «Коррозия металла»! — заорал патлатый высокий парень, перехвативший меня у самых кулис. Я подмигнул ему, показал большой палец и поднырнул под тянущиеся ко мне руки.

Вывернулся от еще парочки желающих, потом споткнулся о шнур, своротил стойку и с грохотом обрушился на пол.

— Даааа, так бесславно я еще никогда не убегал! — простонал я в микрофон

— «Останки-панки!» — настигший меня парень, с крашеной в какой-то буро-красный цвет шевелюрой, повалился на меня, и ногой задел еще одного. И тоже его уронил.

Вот теперь зал наконец-то начал ржать довольно слаженно.

— Эй, так нечестно! Он на первом ряду сидел!

— Кто это вообще такие, я первый раз слышу вообще!

— Да ты чо, это лучшая панк-группа из Чебоксар, я там на басухе играю!

— А ну убрал руки быстро!

— Согласно правилам нашей премии, сбор лауреатов закончен, — прогундосил я в микрофон, который предусмотрительно спрятал под себя, как мяч во время матча по рэгби. — И если с меня сейчас слезут, то мы продолжим. Кстати, на пульте, давайте музыку какую-нибудь, а то тихо…

Колонки ожили, исторгая из себя какой-то тяжеляк, опознать который сходу я не смог. Что-то знакомое, но я не то, чтобы суперзнаток, прямо скажем.

Я поднялся, придержал самого борзого парня, который пытался затеять драку с панком-басистом, который успел. Прошелся вдоль края сцены, пританцовывая и потряхивая шевелюрой. Потом показал Бельфегору палец вниз. Мол, приглушай, достаточно.

Резко стало тихо. Так резко, что я даже успел услышать несколько обрывков разговоров в зале. Реплики тех, кто не успел понизить голос.

— … еще портвейна…

— … первый раз вижу…

— … надо было в дычу…

— … а прикольно…

«Черт его знает, как это работает», — подумал я. Вроде бы, каждый раз как первый. Выходишь на сцену, даже не знаешь, что будешь говорить, а потом открываешь рот, и оттуда падают слова. Сначала отскакивают безо всякой отдачи от стены еще холодной публики, потом какое-то одно, особо меткое, пробивает броню равнодушия, стена рушится, и дальше все мчит локомотивом, грохоча колесами.

Я плел словесные кружева, втягивая в действо то «валькирию», то Еву, то случайно попавших под руку зрителей. Бельфегор включал и выключал музыку, каким-то песням зал подпевал хором, на каких-то топал и хлопал. Я кривлялся, передразнивал забравшихся на сцену, как-то шутил, выдумывал на ходу дурацкие конкурсы. За последние семена из коробки разразилась настоящая битва на воплях.

А к розыгрышу главного приза — трех пододеяльников — публика была уже своей в доску.

И финальную песню всего действа пел хором весь зал. А мы стояли на сцене, обнявшись и качаясь в такт. Победители напялили свои пододеяльники на головы и тоже качались с нами.

— Видели ночь, гуляли всю ночь до утрааааа! — орал зал, а я мысленно дофантазировал к песне кино ее гораздо более позднюю «цыганскую» аранжировку.

«Валькирия» стояла рядом со мной и что-то кричала мне на ухо, но было совершенно ничего не слышно.

— Пить… — простонал я, выпав со сцены за кулисы. Шоу было закончено, в зрительном зале стоял гомон и хохот, народ неспешно пробирался в фойе, притормаживая на выпить и что-то поорать.

Бледная Наташа с лихорадочно блестящими глазами сунула мне бутылку. Я машинально сделал глоток и скривился. Сухое вино. Лучше, чем какой-нибудь портвейн, конечно, но лучше бы воды, конечно. В глотке пересохло до состояния «сердце самой засушливой пустыни». Ощущение песка на гортани тоже было в наличии.

— Вот, я сбегал за водой, — Бельфегор сунул мне в руку чайную чашку.

Я жадно выхлебал ее содержимое и выдохнул.

— Вот в таком вот аспекте, парни и девчата, — усмехнулся я и вытер мокрый рот. — Я же говорил, нормально все будет.

— Не знаю, как ты это сделал, но… — начала «валькирия».