— А то они сейчас еще трезвые, ага, — засмеялся Бельфегор.

— Да ладно, самое интересное же начнется! — подмигнул я. — Задушевные разговоры на кухне, драи в партере…

— Драки… задумчиво повторил Астарот. — Давайте на Фонтанку сначала.

— И название красивое, — сказала Ева. — Чижик-Пыжик на Фонтанке пил. Чем мы хуже?

— А на Васильевский умирать придем, — хохотнул Макс. — Как завещал великий Бродский.

Все-таки, Питер — это какая-то страна в стране. Чтобы найти странную квартиру в Новокиневске, надо прямо ну очень постараться. Большая часть домов — типовые, даже в старом центре не сказать, чтобы дома были с каким-то особым подвыподвертом. Ну, потолки высокие. У некоторых — балконы с колоннами. И все, в общем-то. Зато здесь… Я думал, наша мансарда необычная. Но когда мы пришли по адресу, который нам Сэнсей оставил, я мысленно сдвинул нашу квартиру на второе место по странности. Потому что за дверью, которую нам открыла длинноволосая девушка неопределенного возраста, укутанная в цветастую шаль с длинными кистями, обнаружилсь какое-то локально свернутое пространство, не иначе. Сразу за порогом — лестница вниз. Потом длинный загибающийся буквой «Г» коридор. И разной формы двери ведут в разные комнаты. Парочка длинных, как чулок. Одна большая квадратная. За еще одной дверью — лестница наверх, а дальше — крохотная комната без передней стены. Если пройти сквозь большую квадратную комнату, попадаешь на длинную узкую кухню с маленьким окном под потолком. На кухне за занавеской ванна. А в туалет можно попасть как из коридора, так и из одной из комнат чулком. Ну, то есть, когда сидишь на толчке, надо проверить, чтобы закрыты были обе двери. Ну а из кухни, сразу за холодильником, еще одна дверь. И если в нее выйти, то оказываешься в соседнем подъезде. Ну, то есть парадной. Жесть вообще! Я пока первый раз по этой квартире проходил, чувствовал себя тем незадачливым гостем с юга из «Чародеев». «Ну кто так строит⁈»

Девушка, как позже выяснилось, хозяйка квартиры, впустила нас, ничего не спрашивая. Отступила по ступенькам и остановилась. Сначала смотрела, как мы стягиваем с себя изрядно промокшую верхнюю одежду, а потом сказала.

— В этой квартире есть три правила, — голос ее звучал медленно, как будто она специально все гласные растягивала. — Первое правило — здесь нельзя ругаться матом. Второе правило — здесь не критикуют. И третье правило — каждый должен оставить на стене послание.

— На какой стене? — поднял голову Бельфегор, который как раз расшнуровывал ботинки.

— На любой стене, — девушка взмахнула шалью. Под которой обнаружилось что-то вроде ночной рубашки. Или это, кажется, называется комбинация. Тонкая розовая одежда с кружавчиками по верху. На лямочках. — Коробка с цветными карандашами на кухне. А я — Сусанна.

— Привет, Сусанна, — я помахал рукой. — Сэнсей уже пришел?

— Я не знаю, — она покачала головой, и взгляд ее прозрачных бледно-зеленых глаз остановился на мне. — А ты странный. Ты должен написать послание первым.

— Я странный? — удивился я.

— Вот, у меня даже есть карандаш, — сказала Сусанна, протягивая мне обломок красного карандаша. — Давай, пиши. Прямо здесь.

— Как скажешь, милая! — усмехнулся я. Перешагнул через вал всякой обуви и повернулся к ближайшей стене. Блин, это же надо еще свободное место найти! Вся нижняя часть когда-то белой, а сейчас уже посеревшей от времени стены была исписана надписями и изрисована картинками.

«Я сею зерна пророка, чтобы взошли ростки свободы!»

«Здесь был Олег, более известный как Коромысло. Он больше не будет. 1989 год, апрель, когда Таня и Света меня бросили».

«Мы мертвы. Мы мертвы. Мы мертвы. Жив только один Икабод!»

«Пыльный город — это место, где сходятся все меридианы».

И много-много прочей подобной бредятины.

— А нет случайно правила, кому должно быть адресовано послание? — спросил я на всякий случай.

— Ты должен сам решить, — Сусанна перевела взгляд на Еву. Повисло молчание.

«Послание, значит…» — подумал я, поднимаясь на цыпочки. Чем выше, тем больше было свободного места. Интересно, а если я тут самому себе оставлю послание, оно как-то до меня дойдет? Мало ли, пространственная магия, и все такое. Напишу сейчас «Осторожно, у того типа настоящая граната!» И там, в далеком будущем, будущий я перед походом на возрожденную «Рок-провинцию» буду точно знать, что патлатые стареющий рокер — опасная хрень. Его лучше сразу не впускать, и все будет нормуль.

И что потом?

Ничего этого не будет?

Я просто проснусь в двадцать первом веке?

Или что?

Я тряхнул головой, отгоняя пугающее наваждение. Занес над стеной карандаш и размашистыми буквами написал:

«Под темными водами прячется проклятый город. Не знаешь, где вход, стукни в рынду трижды».

Подумал еще секунду и добавил подпись:

«Владыка гедонизма и тайных желаний».

— Готово, — сказал я и вернул хозяйке карандаш. Она подошла к стене, прищурилась, пошевелила губами, читая мое послание.

— Я думала, будет что-то другое, — сказала она. — Но ладно, пусть так. Правило же выполнено.

Забавно. Она какая-то ясновидящая что ли? Ну, вдруг реально существуют люди, которые могут разглядеть таких как я. Или Иван.

Впрочем, кажется девушка потеряла ко мне интерес, остановив свой прозрачный взгляд на Максе. Вот и ладушки. Признаться, мне не очень хотелось размышлять на метафизические темы и всерьез изучать странное явление, забросившее меня сюда. Как-то я уже прижился тут. Прикипел, можно сказать. И теперь очень хотелось бы поучаствовать во всей истории до конца.

Даже как-то испугался на секунду, что все вот это вдруг возьмет и растворится в небытие. Окажется сном или чем-то вроде.

— Что с тобой? — Ева подошла ко мне со спины и обняла. — Привидение увидел?

— Что-то вроде, ага, — усмехнулся я.

Потом мы долго блуждали по квартире, разбираясь, какие двери куда ведут. В большой комнате жгли свечи на тарелке и сидели вокруг нее кругом. И еще одну свечу передавали из рук в руки. Когда кому-то хотелось читать стихи, он оставлял свечу у себя и вдохновенным шепотом вещал.

Вроде бы, когда мы с Евой зашли, читали что-то знаменитое. Гумилева, кажется. Но не уверен, я не очень хорошо в поэзии разбираюсь.

Сэнсея и еще пару парней из «Папоротника» мы нашли на кухне. Они сосредоточенно курили, глядя все вместе в миску с водой.

— Не знаю, где ты там увидел осьминога, — сказал один из музыкантов. — По мне так это больше похоже на кляксу.

— Приземленный ты человек, Кеша, — усмехнулся Сэнсей. — На кляксу это похоже, потому что это и есть клякса. Только из парафина. А нам нужно понять, на что это еще похоже.

— Гадаете? — весело спросила Ева. — Как девицы в крещенский вечерок?

— Ох… — Сэнсей картинно схватился за сердце. — Евушка, ты сейчас чуть не спровоцировала сердечный приступ у гениального музыканта. И сочинителя.

— Ах, я такая вся виноватая! — картинно повинилась Ева.

— Вообще-то, мне кажется, что у подобного гадания есть гораздо более глубокий смысл, чем просто узнать про какого-то там сферического суженого в вакууме. Лить воск и искать в нем образы — это… Это…

— Растормаживает творческое мышление? — подсказал я.

— Эммм… Ну да, наверное, — Сэнсей покрутил рукой в воздухе и снова посмотрел в тазик. — Простое условие. Нужно расплавить воск и вылить его в холодную воду.

— Так у вас же парафин! — засмеялась Ева.

— Тссс! — Сэнсей приложил палец к губам. — Замолчи! Иначе придет Сусанна и тебя накажет. И вообще, где мы возьмем воск сейчас? А парафина тут завались. Уже сегодня столько свечей сожгли, что на сотню клякс хватит.

— Осьминогов, — уточнил один из музыкантов.

— А, точно, критиковать же нельзя! — вспомнила Ева. — А можно посмотреть, что там у вас? Или это секретно?

— Смотри, конечно, — кивнул Сэнсей. — Только не говори, что это клякса…

Мы с Евой подошли к тазику, в воде которого плавала неровная белая лепеха застывшего парафина.