Генерал подумал.

– Хорошо. Твою группу всё равно усилить надо, а с Ваграновым ты уже взаимодействовал. Найди его, он был на пристани, тоже окопы рыли. Найди и скажи, что я приказал подключиться к твоей группе. С богом, Фёдор Кузьмич!

На выходе Саяпин оглянулся:

– А связи с Хабаровском так и нет? Наши-то дома в безвестии с ума сходят.

Генерал развёл руками.

Группу Василия Вагранова нашли на пристани Иван Саяпин и Илька Паршин. Между Полицейской и Китайской улицами, возле Биржи, были вырыты окопы полного профиля со стенками, обшитыми горбылём, нишами на двух-трёх человек, в которых и сидели строители и путейцы, ставшие солдатами обороны. Сидели в обнимку с ружьями, покуривали и беседовали о житье-бытье в ожидании нашествия противника.

Была здесь и кухонная землянка, из которой далеко разносился аромат солдатского варева – просяной каши с салом. Время близилось к ужину, и пустые с утра желудки молодых казаков неудержимо потянули их на этот замечательный запах. Они спешились, привязали коней к ближайшему тополю – деревья росли вдоль всей набережной – и заглянули внутрь полуподземного довольно просторного помещения. Бо́льшую часть его занимало какое-то устройство, похожее на печь с утопленными в ней котлами. Из-под крышек вырывался тот самый запашистый пар. В топке горел яркий огонь, жара стояла просто нестерпимая, и в этой жаре суетились три женские фигуры – две крупные, объёмные, а одна тонкая и гибкая, как былинка. Все были заняты готовкой – что-то чистили, резали, крошили – и поначалу не обратили внимания на заглянувших парней.

– Ой, да это наши старые знакомые! – приглядевшись, воскликнул Иван, и все женщины повернулись на его голос.

Это и верно были спасённые казаками от бесчестия Клавдия, Василиса и Настенька. Они бросились, заобнимали спасителей. Настя так прильнула к Ивану, что ему стало много жарче, а она вдобавок ещё и поцеловала. Хорошо хоть, не в губы.

– Ну, ты это… – забормотал он, чувствуя, как полыхает лицо, – не больно-то обжимайся… а то подумают…

Илька откровенно хихикнул, но под бешеным взглядом друга сдулся. А Настя резко отстранилась и, опустив глаза, отошла к печке. Иван помрачнел: ну вот, ни за что обидел девушку; но он же не виноват, что у него есть другая.

Клавдия и Василиса переглянулись с чуть заметными улыбками и вернулись к рабочему столу, на котором горками лежали зелень и овощи, стояли миски со шкварками и варёным мясом, китайской башней высились караваи хлеба.

– Вы бы нас, красавицы, угостили чем-нито. С утра не емши, – поглядывая на Ивана, зачастил Илька. – Скачем и скачем, китайцев высматриваем…

– Ой, ребятки, ну конечно! – Клавдия схватила две пустые миски, одну отдала Насте, открыла котёл, из которого выпахнуло облако густейшего запаха каши, черпаком наполнила обе миски, сверху положила шкварки и по куску мяса, и парни получили такую вкуснятину, какой, казалось, отродясь не едали. Клавдия подала Ильке, а Настя – Ивану. Василиса тем временем отрезала от каравая и добавила по куску хлеба, не аржанины, а пшеничного, но тоже ничего.

Казаки уселись на скамье, стоявшей у стены, и за минуту уплели всё угощение.

– Может, добавки? – спросила Клавдия.

– Хорошо бы, – поднялся Иван, – но спасибо и на том. У нас задание. Надобно Василия Вагранова найтить.

– А чего искать? У него тут неподалёку командирская землянка. Настя, проводи, – приказным тоном сказала Клавдия.

Девушка молча вышла из землянки, казаки за ней. Без единого слова прошли по окопам. Командирская землянка действительно оказалась близко. Настя указала на неё и повернулась было, чтоб уйти, но Иван схватил её за плечи, заглянул в глаза.

– Погодь малость… спросить хочу. Ты говорила, что у тебя из родичей никого не осталось… – Настя моргнула, на глаза навернулись слёзы. Иван понял, заторопился: – Когда эта заваруха кончится, хочешь к нам прийти? В наш дом?

– Как это – в ваш дом? Кем? Кухаркой?

– Да ты чё?! – испугался Иван. – Дочкой названой!

– Твоей, чё ли? – сквозь слёзы засмеялась Настя.

Хихикнул Илька, терпеливо ждавший друга. Иван тоже не сдержал улыбки:

– Да нет, конечно. Ну, вроде как сестрой… Еленке и мне.

– Так это не ты, а твой тятя скажет… ежели захочет.

– Захочет! Он захочет! А ты-то сама… хочешь, али нет?

Настя подняла голову:

– Хочу!

Сказала твёрдо, потянулась, поцеловала Ивана и побежала по окопу, расставив руки, чтобы держать равновесие.

– Не теряйся! – крикнул вслед Иван.

Она не обернулась.

– Не сестрой тебе она хочет быть, – задумчиво сказал Илька странным тоном. Иван быстро глянул на него, хотел остановить, но Илька закончил, как приговорил: – И станет!

Двадцать человек всю ночь рыли окопы на окраине пригорода – в посёлке Фуцзядянь. А закончив, немедленно взялись за ружья: наблюдатель с крыши окраинного дома крикнул «Идут!» – и все поняли, что сейчас начнётся, может быть, главная битва за Сунгари.

Китайцы шли толпой – видимо, знали, что защитников мало, и хотели задавить психически. Передние ряды выставили копья или пики с длинными ножевыми наконечниками. Редкие фигуры среди них были с ружьями.

Русских в окопах было около двухсот человек. Незадолго до атаки командиры провели совет. Оборона сложилась из нескольких групп, в каждой был свой руководитель. Поэтому для начала выбрали, как сказал Дмитрий Вагранов, главнокомандующего. Им стал, по предложению Фёдора Саяпина, Василий Вагранов. Тот было начал отказываться и выдвигать Фёдора, но сотник сказал:

– Василь Иваныч – офицер-артиллерист, в атаки не хаживал, зато знает порядок на линии, а нам, казакам, сподручнее шашки вон и в атаку. Я и сейчас предлагаю моих ребят держать наготове. Пулемётным и ружейным огнём китайцев остановим, а там и мы вылетим. Лошадки у нас во дворах ближайших фанз, накормлены и под сёдлами. Думаю, как увидят китайцы лаву с шашками, так и побегут.

Всё произошло, как предположил Фёдор. Когда китайцы подошли ближе, Вагранов отдал приказ, и началась стрельба. Сначала ружейная – наступающие и не подумали остановиться, даже при падении то одного, то другого из их нестройных рядов. Потом заговорил на своём тарабарском языке пулемёт. Первая же уложенная им группа повстанцев заставила соседей шарахнуться в стороны и попятиться. Однако сзади напирали, и передовая шеренга вынуждена была двигаться вперёд, навстречу смертоносному рою пуль. Она, а затем и другая полегли полностью, и только тогда толпа остановилась.

Наступила странная тишина. Китайцы запереглядывались, не понимая, в чём дело, а потом, очевидно, решив, что у русских кончились патроны, наклонили вперёд копья-ножи, явно собираясь броситься в атаку. И тут из дворов ближайших фанз со свистом, гиканьем выскочили казаки. Один десяток… другой… третий… В лучах полуденного солнца засверкали клинки.

И мятежники испугались. Толпа попятилась, потом рассыпалась и через мгновения превратилась в беспорядочную мешанину бегущих людей. Казаки вертелись среди них, рубя направо и налево, и никто им не мог противостоять, потому что убегающие побросали свои копья и даже ружья. Кто-то вставал на колени, поднимал руки, но казакам пленные были не нужны.

Иван наметил себе одного китайца, который убегал, не бросая оружия. Погнался за ним, поднял шашку и привстал в стременах, чтобы рубануть со всей силы, но китаец вдруг остановился, повернулся навстречу и выставил копьё с ножом, нацелив в грудь коня. Иван еле успел отвернуть и рубануть по деревянному древку копья – ещё мгновение, и его верный Рыжик мог получить нож в бок.

Древко не перерубил, но китаец копьё выронил и остался с голыми руками. Он не стал падать на колени и поднимать руки, прося о пощаде. Иван снова замахнулся. Китаец гордо поднял голову, откинул густые и длинные чёрные волосы, закрывающие лицо…

– Сяосун! – невольно в полный голос вырвалось у Ивана.

Во внезапно опустевшей голове вихрем пронеслись мысли: как, почему, откуда он здесь… да ещё среди ихэтуаней, которых боялся, как огня? Нет, конечно, просто очень похож… и гораздо старше, это видно: юноша, не подросток… Но как похож, как похож на брата Цзинь! Да они все – братья его любимой, а значит, и ему родные…