– А мы? – неожиданно спросил молчавший в сторонке стрелочник. – Куда мне и Лю Чжэню?

– Вам куда? – вроде как удивился сотник. – Лю пущай идёт в пассажирский, к своим артельным, а вы – со мной на паровоз. Ваши родичи где? В Цицикаре? В этом… Анъанси?

– На разъезде, – вздохнул Лань, опустив голову. – Жена, дети…

– М-да, проблема, – сказал Вагранов.

Фёдор думал недолго.

– Сколько понадобится времени, чтобы им собраться?

– Не знаю. Хозяйство же… дети, жена…

– Сколько детей? – спросил Вагранов. – А-а, впрочем, всё равно. Нельзя оставлять. боксёры не пожалеют ни детей, ни женщин. Придётся остановиться.

– Вы… вы остановите поезд ради моих детей?! – поразился Лань.

– А как же иначе? – удивился Фёдор. – Это ж дети!

– О-о, господа! – Из глаз Ланя брызнули слёзы. – Я вам так благодарен… так благодарен!

– Вот что, господин Лань, – деловито сказал Саяпин. – Есть запас, двадцать пять минут до отправления. Я вам дам казака, и вы на дрезине будете к разъезду раньше нас. Успейте собраться, а мы вас подхватим.

Фёдор и Лань ушли. Следом поспешил и Лю Чжэнь.

Василий Вагранов проводил их долгим взглядом. Невольно подумал: Дмитрий называет казаков царскими сатрапами, сторожевыми псами самодержавия! А у этого сотника при словах о детях голос меняется, мягчеет, что ли. Сразу понятно: добрый человек. И ни разу никому не «тыкнул», даже своим. И – «господин Лань», «господин Лю», надо же!

…Когда поезд, снизив ход, подошёл к разъезду, семья Лань в полном составе, в сопровождении казака Ермакова, ждала на пятачке возле домика стрелочника. Из пассажирского вагона выскочили несколько человек, быстро забросили на ступеньки детей и жену, маленькую тонкую китаянку, следом несколько узлов, подсадили Ланя с Ермаковым и запрыгнули сами.

На всё про всё ушло не более минуты, поезду не пришлось останавливаться. Он тут же набрал ход и к мосту через Нэньцзян уже мчался на всех парах. Впереди разливалась оранжево-красным озером, набирала силу утренняя заря, освещая призрачным светом плоские крыши окраины Анъанси.

Людей не было: видимо, ещё не проснулись. А может быть, просто боялись боксёров и не выходили за пределы своих сыхэюаней – так китайцы называли группу соседствующих дворов, огороженных одной стеной.

Впереди показались станционные постройки, и оттуда долетели звуки непрерывно трезвонящего колокола.

Тревога!

– Будут останавливать, – сказал Лань Василию Вагранову и Фёдору Саяпину. Они втроём стояли на передней площадке паровоза. Четвёртый, Илька Паршин, был позади, на опоясывающей всю длину паровозного котла металлической дорожке с ограждением: вестовому полагалось быть рядом, на подхвате.

– Илька, – позвал Фёдор, и казачок очутился рядом. – Беги к Прохору, скажи быть наготове. Огонь из пулемёта открывать, только ежели полезут под колёса.

– Никого не жалеть, – добавил Василий.

Саяпин хмыкнул:

– Прохор китайцев жалеть не будет. Контрабандисты его мать убили, когда он ещё малой был. Как инжиган.

– Инжиган?!

– Ну козлёнок-перволеток. На Амуре их так зовут.

Илька не стал дожидаться конца разговора. Он промчался вдоль котла, пролез на тендер с дровами для топки паровоза и перепрыгнул на крышу первого вагона. Там стоял укреплённый на треножнике пулемёт «максим», за которым сидел на седле подхорунжий Трофимов. Рядом стоял ящик с патронной лентой и на втором седле восседал Иван, очень гордый тем, что ему доверили быть помощником стрелка-пулемётчика.

Илька передал приказ командира. Подхорунжий кивнул и поводил стволом пулемёта из стороны в сторону, проверяя лёгкость хода. Иван поддержал ленту, чтобы не перекосило.

Илька завистливо вздохнул: он ведь тоже на одной из стоянок отряда учился стрелять из пулемёта и мог бы быть сейчас на месте Ивана.

Иван заметил и сказал:

– Давай, давай, кандыбай отсюдова. Командир, поди, заждался.

– Ну ты не больно-то иванись. Держись за стойку, чтоб не сдуло.

Илька довольно засмеялся – последнее слово-то осталось за ним! – и помчался обратно на паровоз.

Вот-вот должно было взойти солнце. Но и без него хорошо различалось всё, что творилось на станции.

Колокол своё дело сделал. Вся платформа перед одноэтажным строением вокзала заполнилась вооружёнными людьми – солдатами в военной форме и разномастно одетыми боксёрами. Первые были с винтовками, вторые имели на вооружении косы, вилы, топоры, рогатины и небольшое количество ружей.

Из толпы раздались выстрелы. Пули цзинькнули по железным бокам паровозного котла.

– Фёдор Кузьмич, Лань, – встревожился Вагранов, – давайте в будку к машинисту. От греха подальше.

– Они там прыгают на рельсы, хотят нас остановить!

Боксёры действительно начали спускаться с платформы на рельсы, и поезд явно замедлил ход.

– Ты что, спятил?! – закричал Вагранов машинисту, врываясь в будку. – Ходу! Ходу!

– Люди же там, – усатый машинист показал рукой. – Задавлю!

– Люди, твою мать?! Люди?! Хочешь, чтоб они нас на куски порубили?! Ходу, я сказал!

Машинист так резко передвинул рычаг тяги, что колёса паровоза с визгом провернулись, но тем не менее скорость возросла. Осознав, что поезд не остановится, толпа на рельсах с криками рассыпалась в стороны, отдельные повстанцы попытались цепляться за ступеньки и выступающие части вагонов, но, проволочившись пару сажен, разжимали руки и падали вниз лицом рядом с безучастно крутящимися колёсами. Кто-то попадал и под них – раздавались отчаянные вопли. С платформы палили из ружей.

– Фантасмагория, – сказал Вагранов Саяпину, прячась от случайных пуль за какой-то железной стойкой.

Фёдор не ответил, только сверкнул глазами:

– Илька! Марш к подхорунжему! Почему, мать его перетак, не стреляет?!

И тут заработал «максим». Как будто кто-то прошёлся палкой по деревянным рейкам ограды палисадника. Тра-та-та-та… и снова тра-та-та-та… тра-та-та-та…

Половина поезда уже миновала станцию. Выглянув из будки назад, Фёдор увидел, как падают словившие пулю солдаты и боксёры, как убегают, давясь на выходе с платформы, те, кто надеялся спастись. Но были и те, кто не растерялся. Несколько человек откуда-то выкатили полевую пушку, засуетились вокруг, заряжая и наводя. А пулемёт, как на грех, замолчал.

«Что ж ты, Прохор, зеваешь? – подумал Фёдор. – От снаряда не убежишь!»

– Ленту меняет, – словно подслушав, сказал над ухом Василий. Он стоял за спиной и тоже глядел на удалявшуюся платформу. – А может, патроны бережёт. До пушки уже далековато. Никого не подстрелишь.

Пока Вагранов говорил, поезд вышел за пределы станции, но китайские солдаты всё-таки зарядили пушку и выстрелили. Свиста снаряда никто не услышал, а вот взрыв увидели все – почти рядом с паровозом. Огромным чёрным кустом взметнулась земля вперемешку с щебёнкой полотна дороги, хлестнула по эшелону. Паровоз дёрнулся, словно отпрыгнул, но остался на рельсах, проскочил опасное место и протащил весь поезд.

– Илька! – заорал Фёдор. – Марш на второй паровоз! Пущай прибавят ходу!

Илька, едва успевший вернуться от Трофимова, помчался по крышам вагонов, перепрыгивая пропасть между ними. Он не боялся, про опасность не думал, главное – успеть!

Успел: скорость поезда ощутимо возросла.

Второй снаряд взорвался по другую сторону линии.

– В вилку берёт, – сказал Вагранов и пояснил Фёдору: – Я служил в армии, поручик артиллерии. Третий будет наш.

Однако третьего не случилось: дорога повернула направо, и поезд скрылся в лесу.

– Ухх, проскочили! – Фёдор перевёл дыхание и одобрительно похлопал машиниста по плечу.

Тот кивнул на кочегара, который всю дорогу колдовал у топки, подбрасывая туда поленья и шуруя угли длинной кочергой:

– Ему спасибо говори. Без Пантелея далеко б не ушли.

– А без Мишки – куда? – разогнулся кочегар и послал щербатую улыбку выглянувшему с тендера помощнику, подававшему дрова. – Вот он, герой!

– Всем спасибо, – сказал Вагранов. – Сегодня все герои! Вон и Илька – молодчина!