Продолжается это уже долгое время. Может час, а может, и несколько часов. Хуже, если много дней. Чувство времени пропало. Если бы я мог понять продолжительность происходящего, наверно бы возмутился. Но эмоции пропали, так что я просто мирюсь со своей безысходностью.

Кажется, я ощутил какие-то вибрации. Не могу быть уверен до конца, но, возможно, кто-то или что-то меня передвигает. Сначала ощущение движения было таким, словно я в лодке, которая раскачивается от волн. Затем всё стихло, но едва ощутимые вибрации остались. Прекратилось подобие голосов, оно сменилось на равномерный очень тихий гул, но я его едва могу разобрать. В какой-то момент прекратились и ощущения внешних волнообразных вибраций, и стихли все звуки. Снова тишина и умиротворение. Несколько раз где-то рядом прозвучало что-то похожее на глухой стук. Это напомнило, как кто-то пинает автомобильное колесо, но тоже всё воспринималось удалённо и растянуто. И теперь настала абсолютная тишина. Такая, какую я даже не ощущал ранее. Тишина настолько тихая, что это действительно Тишина.

Я знаю время-то идёт. Сколько я уже в этой тишине? Силюсь очнуться. Нет не могу. Силы отсутствуют, ведь я же не ощущаю себя. Что будет, если я оказался в этом странном заточении навсегда? Это настолько несуразно, что не поддаётся воображению. Что же будет дальше?

Не уверен, но кажется, восприятие внешнего мира стало более уверенным. Я по прежнему обездвижен, но снова стал слышать. И звуки стали отчётливее, хоть не прояснились окончательно. Послышался продолжительный шелест, а потом лёгкий скрежет. Вновь движение, потому-что я почувствовал раскачивание. И голоса. Всё также неразборчивые слова, но слышны лучше, а выглядят словно смазанный шёпот:

– Ай-е… о-е-е…

Те, кто их произносит, тоже не стоят на месте, ведь можно расслышать, как они шелестят обувью по земле.

Какой-то тихий хлопок, похожий на то, как закрывается холодильник. И снова неравномерные вибрации, сопровождающиеся всё тем же гулом, который заметно стал временами отличаться тональностью. В этой неясности прошло несколько часов.

Часов… Похоже, возвращается естественное ощущение времени. Определённо я слышу гул уже часов шесть. Изредка кто-то рядом едва слышно разговаривает. Но безразличная отрешённость всё ещё обладает мной. Я невольно вздрагиваю, когда подо мной раздаются резкие незначительные встряски, сопровождающиеся такими же резкими, но тихими звуковыми ударами. Что… кажется, я узнал, на что это похоже. Такое я точно не спутаю с чем-то другим.

Транспортное средство мчится по дороге, временами ударяясь шинами в трещины асфальтового покрытия. Значит, я нахожусь внутри автомашины, позволяющей перевозить человека лёжа. Так. Меня что, везут на скорой в другую больницу? Я значит, под наркозом что ли? Была какая-то хирургическая операция? Допустим, операцию не помню, но перед ней должны же были меня предупредить. Помнится, самочувствие было нормальное, и точно не ухудшилось. Тогда и операция не нужна. А при сотрясении вообще делают операции? Куда меня везут?

Чувствую, что кто-то задевает мою руку. Очень похоже на это. Осязание какое-то слабое. Но понятно, что рука не просто задета. Сквозь неё словно с мягкостью проникло ещё что-то неведомо мягкое. И она будто стала нагреваться. Первые тепловые ощущения за последние часы.

Теперь я уверенно могу считать себя живым. Все ощущения медленно, но возвращаются. Я точно лёжа еду в транспортном средстве. Сопровождают как минимум два человека, но голосов их я не слышу. Видимо, они просто молчат, потому-что слух работает почти как надо. Шевелиться пока не могу, но тихонько двигаю пальцами. Стабилизируется дыхание. Сначала оно было очень неуверенным, а за несколько минут я стал с упоением воспринимать каждый новый вздох. Всё это даёт понять, что вскоре я наверняка вернусь в нормальное человеческое состояние.

Алексей почувствовал, что едут уже медленнее. Предположил, что подъезжают к какому-то месту, которое можно считать пунктом прибытия. Он пытается открыть глаза. Получается, но только чуть-чуть. Ох, а голова-то какая чумная. Может, именно так бывает при похмелье, которого у него в жизни не было, но других ассоциаций не возникло. Пробует шевелить губами и языком. «Значит, смогу говорить». Приложил усилия, но слов не получилось, прозвучало лишь бестолковое мычание.

– О, похоже, очнулся, – тут же послышался мужской голос.

И вот остановка, обозначившая прекращение движения. Замолк двигатель. Открылась сдвижная боковая дверь, и в неё пролез один из сопровождавших, который, видимо, находился в кабине. Первое, что он произнёс:

– Встать можешь?

Алексей неуверенно приподнял себя, а этот мужчина подхватывает его и помогает сесть на сиденье рядом с кушеткой, на которой он лежал до этого несколько часов. И тут же протягивает ему кружку:

– На, выпей.

Безропотно, не задавая вопросов, он берёт кружку. И выпивает. При обычных обстоятельствах он вряд ли взял бы от постороннего неизвестно что. А сейчас действует, будто всё так и должно быть. Сначала предположил, что это просто вода, ведь жидкость прозрачная. Но вкус оказался слегка горьким, но вполне терпимым.

– Это поможет тебе поскорее прийти в норму. Посиди пока. Через несколько минут нормализуешься окончательно.

«Ладно, посижу». Вроде реально всё приходит в норму. Хотя осознание происходящего вводит в ступор. И ведь нет паники, дезориентации, есть непостижимое чувство рациональности того, что с ним происходит.

Когда он понял, что организм окончательно проснулся от пережитого, то встал с сиденья и вышел через открытую дверь наружу. Переминаясь с ноги на ногу, чтобы ощутить подвижность, он оглядывает тёмно-зелёный Мерседес Спринтер с тонированными боковыми окнами, в котором, значит, он и приехал сюда. Щебечут птицы, возвышаются многолетние деревья. И видит невысокие здания, у которых они остановились. Одно не было каким-нибудь примечательным: двухэтажное, можно даже считать типовое, наверно офисное. А другое показалось необычным: невысокое, примерно в два-три этажа, с высокими, но узкими окнами, и имело оно круглую форму. Из округлых сразу ему вспомнились казанский цирк и стадион в Лужниках. Здесь он не просто впервые, но и не мог предположить, что это за место.

– Наверно, у тебя много вопросов, – сказал уже знакомый голос сбоку. Из двоих мужчин в Спринтере только он и разговаривал. А второй даже не выходил из кабины, и до сих пор там сидит, будто он просто таксист.

Да. Вопросы, разумеется, у Алексея были. Только он даже не знает, как их сформулировать и с чего начать спрашивать. И чтобы предупредить возможные вопросы заранее, этот мужчина снова заговорил:

– Я тебе всё объясню, а сейчас нам надо идти. Следуй за мной.

Алексею не оставалось ничего, и он последовал.

– Можешь называть меня дядя Стёпа. Мы сейчас находимся в городе Дубна. Смотрел кино про Шурика?

Конечно, он смотрел, кто ж не видел культовых комедий Гайдая. Не дожидаясь ответа, дядя Стёпа продолжил:

– Там было такое: «отвечаю на первый вопрос седьмого билета – в основу работы синхрофазотрона положен принцип ускорения заряженных частиц магнитным полем». Так вот этот синхрофазотрон ты сейчас как раз таки увидишь. – Цитату дядя Стёпа произнёс с интонацией точь-в-точь, как в фильме.

Он быстро вошёл в здание, у входа в которое висела табличка с множеством слов, описывающих наименование учреждения. Но из-за многословия Алексей сходу не успел прочитать надписи, в поле зрения успели промелькнуть лишь «институт» и «наук». Внутри круглого здания оказалась какая-то установка, которая занимала почти всё внутреннее пространство. Круглая, состоящая из множества узких железных сегментов, соединённых в единую конструкцию. Через мостик подвешенный над этой установкой они перешли в середину внутрь этого сооружения. В этой части здания находились вертикальные металлические опоры, которые упирались в потолок, и условно разграничивали техническую часть от зоны управления. Никаких перегородок, просто два десятка рамных опор по кругу. Приборы управления, выглядели очень старомодными, явно полувековой давности. Множество шкафов с переключателями, кнопками и стрелочными измерительными приборами. И все они также расположены по кругу с промежутками, чтобы попасть в это внутреннее помещение без стен.