Но ненадолго.

Я поднимаюсь на колени, освобождая больше места, между нами, прежде чем протянуть руку и почувствовать его твердый член через спортивные штаны. Мои пальцы сжимаются на его поясе спереди, и как раз в тот момент, когда я вот-вот почувствую эту бархатистую кожу под своими пальцами, он перехватывает мою руку, останавливая меня.

— Нет, — говорит он, не сбиваясь с ритма, продолжая работать пальцами глубоко внутри меня.

Я отстраняюсь и встречаюсь с ним взглядом, в замешательстве хмуря брови. Возможно, он все еще не уверен в том, как должна работать наша маленькая динамика. Он колебался со мной с самого начала, так что мне не следовало ожидать ничего другого. Нависая над ним, я прикасаюсь губами к его сильной шее, проводя ими по его коже, и движусь вверх к чувствительному местечку под ухом.

— Давай, Роман, — бормочу я, прижимаясь к его руке, когда он заставляет меня чувствовать себя живой. — Отпусти себя. Я хочу, чтобы ты был со мной.

Все его тело напрягается, когда его пальцы замирают глубоко внутри меня.

— Роман? — Спрашиваю я, отстраняясь, чтобы встретить его разгоряченный взгляд, только в нем нет ничего разгоряченного. Его темные глаза холодны как лед и полны ярости. — Роман? — Я спрашиваю снова. — Что случилось?

Он вырывает из меня свои пальцы так яростно, что я задыхаюсь, но прежде, чем этот вздох слетает с моих губ, его рука обнимает меня за талию и крепко прижимает к себе. Он разворачивает меня спиной к себе, удерживая мои колени по обе стороны от своих бедер, прижимая мое тело вплотную к своей сильной груди.

Роман удерживает мое тело внизу, его рука обхватывает мою грудь, сжимая и пощипывая, в то время как другая его рука решительно скользит вниз по моему телу. Я не получаю ни секунды предупреждения, прежде чем его пальцы возвращаются к моему влагалищу, толкаясь глубоко в меня грубыми, решительными толчками, в то время как его братья наблюдают за этим, нахмурив брови.

— Это то, чего ты хочешь? — он резко говорит мне в ухо. — Ты хочешь быть моей маленькой шлюхой? Хочешь, чтобы я присоединился к твоему маленькому долбаному гарему со своими братьями? Хочешь трахать нас всех, пока ты, блядь, ходить не сможешь?

Я с трудом сглатываю, когда он грубо обращается с моим телом, и обнаруживаю, что киваю.

— Да, — выдыхаю я, зная, что хочу его больше всего на свете, чтобы они все трое были только мои, но не понимая, почему это кажется таким неправильным. Это не то, что я себе представляла, не то, о чем я просила.

Он трахает меня пальцами, входя глубоко в меня снова и снова, в то время как его хватка на моей груди усиливается, когда он проводит большим пальцем по бугристой, чувствительной вершине. Я пытаюсь расслабиться от его прикосновений, зная, что если бы я просто расслабилась и приняла его темную сторону, мне бы, вероятно, это понравилось, но мои слова словно щелкнули выключателем внутри него, и он вымещает свой гнев на моей киске.

Я пытаюсь отстраниться от него, желая отрегулировать угол, под которым он входит в меня, но его хватка слишком сильна, и я оказываюсь в ловушке.

— Прекрати, — я ловлю себя на том, что произношу это срывающимся голосом и едва слышным шепотом, что заставляет меня повторить это снова. — РОМАН. ПРЕКРАТИ.

Он тут же вытаскивает пальцы и ослабляет хватку вокруг моего тела.

— Ты, блядь, слишком отчаянно этого хочешь, — шепчет он мне на ухо, его голос словно кислота на моей коже. — Ты не хочешь этого. Ты, блядь, понятия не имеешь, о чем умоляешь.

Я едва успеваю отдышаться, как он сталкивает меня со своих колен, и, хотя он этого и не хотел, я соскальзываю с края дивана и падаю на пол. Затем, не удостоив меня ни единым взглядом, он тянется за своим напитком и уходит.

Слезы щиплют мне глаза, когда я задаюсь вопросом, что, черт возьми, только что произошло. В одну секунду он был увлечен этим. Он давал мне именно то, что я хотела, улыбался мне и подбадривал меня. В следующую секунду он наказывал меня за то, что я хотела с ним чего-то настоящего. Я хочу ненавидеть его.

Чувствуя взгляд Маркуса с противоположного дивана, я поднимаю голову и встречаю его затравленный взгляд. Я ожидаю, что он скажет мне не обращать на это внимания, что это ничего не значит, но он просто сидит и смотрит на меня так, как будто не может быть более разочарован. Он поворачивается и уходит в противоположном направлении, оставляя меня с чувством унижения на полу и напоминая мне, что это не те нормальные парни, с которыми я привыкла иметь дело. Они психопаты. Язычники. Хладнокровные убийцы. А я всего лишь посмешище.

Слезы наполняют мои глаза и стекают по лицу, капая с подбородка на грудь. Мои пальцы вцепляются в шелковый халат на полу, и я натягиваю его, чтобы прикрыться, удивляясь, как я могла позволить этому случиться. Я потеряла бдительность. Я позволила себе испытывать какие-то чувства к кучке мужчин, которые даже не знают, что значит проявлять заботу.

Я кладу голову на руки, и как только рыдания начинают нарастать глубоко в моей груди, две руки обхватывают меня под мышки и тянут на диван. Я падаю в объятия Леви, и он крепко прижимает меня к себе, позволяя мне поплакать у него на плече.

Проходит мгновение, и когда его рука начинает поглаживать мою руку вверх и вниз, я слышу мягкий рокот его глубокого голоса, наполняющий комнату.

— Дело не в тебе, — говорит он мне. — Это все из-за него. Ты просишь его открыться тебе, и хотя он хочет этого, он не знает, как это сделать. Это злит его. Он всегда был так хорош во всем, был лучшим, любимцем, и он видит, как легко мы с Маркусом смогли впустить тебя, и это ломает его.

Я качаю головой, мои брови хмурятся в замешательстве.

— Я не прошу его влюбиться в меня. Я прошу его впустить меня, узнать его так, как я узнаю тебя.

— Я знаю, — бормочет Леви. — Есть одна вещь, которую тебе нужно понять о Романе, прежде чем пытаться сблизиться с ним. Он не подчиняется приказам, и ему нужно всегда держать себя в руках. Фелисити пришлось научиться всему этому на собственном горьком опыте, но он не позволит какой-то женщине прийти и начать играть с его эмоциями, а это именно то, что ты делаешь. Он не доверяет себе, когда не может ясно видеть, что ждет его впереди. Затем добавь к этому чувство вины, которое давит на него из-за того, что он вообще испытывает какие-то чувства к тебе так скоро после смерти Фелисити.

Я выдыхаю, съеживаясь, когда осознаю, что натворила.

— Черт возьми, я даже не подумала о ней.

— Роман видит мир в черно-белых тонах, и прямо сейчас ты морочишь ему голову и заставляешь видеть все серые оттенки между ними, — объясняет он, крепко обнимая меня. — Потребуется некоторое привыкание, но дай ему время, и он придет в себя. Хотя после этого ему понадобится некоторое пространство.

— Если он не был готов, почему он присоединился к нам на крыше в тот день?

Леви вздыхает, и я поднимаю подбородок, чтобы понаблюдать за выражением его лица.

— Не пойми меня неправильно, но на крыше было весело. Это было сделано для того, чтобы заставить что-то почувствовать тебя, а не нас, и уж точно не для того, чтобы почувствовать какую-то связь. Он просто хотел увидеть, как ты кончаешь, как и все мы. Это было весело, не более того. Сейчас, один на один, и то, как ты смотришь на него с ожиданиями, это совсем другое.

Я с трудом сглатываю и киваю, поправляя на себе шелковый халат, чтобы прикрыть все важные детали.

— А Маркус? — Спрашиваю я, пытаясь разобраться с чем-то одним за раз, откладывая эту информацию на потом. — Почему он так разозлился на меня?

— Это не так, — говорит Леви. — Он злится на себя за то, что думал, что заполучит тебя всю в свое распоряжение.

— Что? — Спрашиваю я, мои брови снова опускаются. — Это не имеет смысла. Он с самого начала знал, что вы все мне интересны.

— Ты видела, каким собственником он был, когда я начал проявлять интерес к тебе, а теперь еще и с Романом. Он никогда не признается в этом, но после того, что случилось с той стрельбой, и когда мы с Романом… Знаешь, я думаю, он надеялся, что ты отстанешь от нас и будешь полностью в его распоряжении.