– Поймите, мой сын! – говорил король-отец. – Кто я таков сейчас? Я нищий. Я тень! Захудалый мелкий князёк… А могущество московитов несомненно: Пусть они азиаты, варвары, но Пётр разбил же Карла Двенадцатого! Самого Карла! Он гонял этого воина по всей Европе. Пётр мог бы, как скиф, захватить всю Европу. Его солдаты стояли в Голштинии, в Мекленбурге, в Силезии. В Померании. В Дании. Европа дрожала перед Петром, пусть и ненавидела его. Но для меня Пётр Великий был и наставником, и другом. Я первый признал его императором, – хорошо, пусть он будет император! А я кто? По-прежнему князёк «циппель-цербстский», один из сотен таких же нищих германских князьков… Этому состоянию нужно было положить конец, и для этого я все десятки лет моего правления копил силу. Потихоньку. Не воевал. Пусть все дерутся кругом – но мы, пруссаки, мы не воевали! Все кругом теряли силы, и потому мы становились сильнее. Да, я «фельдфебель» – так меня зовут… Но я сколотил моё войско, пусть и палкой. Я смело говорю, что солдат должен бояться палки своего капрала больше, чем пули неприятеля – это самое главное! Я учил мою армию по шведскому образцу. У меня сто тысяч солдат… И каких солдат! Великанов! Их все боятся. Зато у меня построено тридцать крепостей… У меня полные цейхгаузы всякого добра… Снаряжения. Вооружения. Всё это для вас, принц! Вам будет с чего начать ваше царствование…

Тут король-отец пригнулся к самой столешнице и толстым пальцем снял нагар с сальной свечки.

– И помните, сын мой, одно: держитесь за Москву! Держитесь за Москву, как репейник держится за хвост собаки… Москва – сила, Москва вывезет Пруссию. Только одна Москва в состоянии помешать нашим планам. Вся наша сила, всё будущее в доверии Москвы: Россия велика, богата, могуча. Что такое Европа? Это разодранное наследие Карла Великого… Лоскутное одеяло – из княжеств, герцогств, королевств… Её нужно объединить, но её объединит только тот, кому позволит это новая Россия, наследие Петра Великого… Все мы – пигмеи, а Пётр был великан. Но у нас другая дорога. Когда будете королём, сын мой, ведите себя терпеливо, прикровенно… Не унижайтесь, о нет! Но и не задирайте носа. Выжидайте от случая к случаю, но и вместе с тем подталкивайте судьбу плечом, когда это можно. Прежде всего следите за Россией – другие времена теперь. Теперь мы не можем идти на Восток открыто, громыхая латами и щитами, как шли на Восток наши предки – тевтонские рыцари… Нужно действовать по-иному. Умом, а не только силой. Мы должны обогнать австрийского короля, который думает, что он действительно император Священной Римской империи, император Германии. Его апостолическое величество! Ха-ха-ха! Какая чепуха!

Король хлебнул из кружки, обсосал пену с губ.

– Нам, нашей Пруссии, нужна прежде всего своя земля. Свои люди! И много земли, и много людей… Это всё есть на Востоке! Всё это у нас забрала Польша. Немцы должны разделить Польшу, отобрать у неё всё, что она отобрала у нас. Это – главное. Это нам завещал ваш дед! Ощипать её, как капусту, листок за листком. Мы окрепнем на этих землях за Одером! Мы будем хорошими хозяевами на польских землях… И тогда – Германия наша!

Этих отцовских слов никогда не забывал он, король Фридрих II, и теперь они звучали в аккомпанемент клавесина в низких нотах в левой руке, которые сопровождали извивную мелодию флейты короля.

Король-отец вскоре же – в мае 1740 года – умер, и от его постели медленно отошёл его сын.

Король Фридрих II.

«Все прочь! Я больше не поэт! Я больше не философ! Я только служу Пруссии! Прочь стихи, прочь концерты!» – так записал он в своём дневнике в ту ночь.

И в первый день своего правления, в первом же указе он приказал увеличить прусскую армию на шестнадцать батальонов и пять эскадронов.

Через год молодой король Фридрих II без объявления войны врывается и захватывает Силезию у Австрии. Протесты прокатились по Европе: какие основания? по какому праву? Основания? Это пустяк! Прусский король Фридрих II говорил, что «если вам нравится чужая провинция – и вы имеете достаточно сил – занимайте её немедленно. Как только вы это сделаете – вы всегда найдёте юристов, которые докажут, что вы имели право на занятую территорию». Европа была в замешательстве: ей никак не нужна была сильная Пруссия. Но Фридрих II рассчитал правильно: сильных армий у этих многочисленных крохотных разрозненных государств не было, и чтобы собрать союзные силы – требовалось много времени: улаживать разноречивые интересы – трудное дело! Главная противница короля Прусского – Австрия – в этот момент оказалась в одиночестве, без России: как раз 25 ноября этого года Елизавета Петровна удачным заговором сбросила с престола сторонницу Австрии «правительницу» Анну Леопольдовну, которая правила Россией за своего сына-»младенца» – императора Иоанна Антоновича. Всё вышло очень удачно для короля Прусского и было немедленно учтено и использовано им. Позднее обнаружились ещё обстоятельства, которые тоже благоприятствовали его планам. Король Прусский, во-первых; был уверен, что Елизавета Петровна не справится с новой своей ролью. «По своим сибаритским наклонностям, – писал Фридрих II, – новая императрица скоро потеряет из виду и Петербург, и саму Европу!» Во-вторых, Елизавета немедленно выписала из Голштинии в качестве наследника русского престола своего племянника Петра Ульриха, принца Голштинского, который приходился внуком Петру Первому по его дочери Анне Петровне.

А в-третьих, теперь королю удаётся план – экстренно командировать в невесты этому немецкому принцу, ставшему русским великим князем и наследником, Софию, принцессу Ангальт-Цербстскую, что ещё больше подкрепит немецкое влияние в Петербурге. И сегодня король ждёт визита к нему её матери герцогини Иоганны Елизаветы – он обещал её принять, ему наконец просто необходимо её принять. Она может оказать Пруссии существенные услуги в Петербурге!

– Его величество выглядит сегодня очень озабоченным! – прошептал придворный в зелёном кафтане вверх, в высокое ухо министра Подевильса.

Тот в ответ неопределённо качнул головой. «Ещё бы, – подумал министр, – эти семейные дела поважней любой войны».

И продолжал внимательно слушать музыку.

Камер-лакей, скользнув в угловую залу, остановился у белой с золотом двери. Король взглянул вопросительно в его сторону, опустил флейту. Аккомпанемент смолк.

– Ваше величество, графиня Рейнбек! – доложил камер-лакей.

– Рейнбек? Рейнбек? – громко спрашивал король. – Не помню. Что за дама? Почему? А?

И посмотрел на первого министра.

– Ваше величество, – прошептал тот, согнувшись вперегиб, – вы же изволили приказать немедленно принять её сиятельство.

– А! Теперь понимаю. Помню! – Король повернулся на одной ноге. – О! Это другое дело! Значит, эта старая карга таки пожаловала к нам! Отлично!

Он подошёл к окну, искоса заглянул в направлении подъезда. Там, занесённая снегом, стояла высокая старая коляска.

– Ха! Это её возок? В таких ещё наши предки тевтоны кочевали со своими детьми и имуществом. Хха-ха-ха! Во всяком же случае – и графиня кочует на новые места. Ха-ха!

Кто-то почтительно хихикнул. Король обернулся на смельчака.

– Что значит этот смех? Кто смеётся? Кто смеет смеяться? Тевтоны идут на завоевание мира. Ми-и-ра, милостивый государь мой! Мы завоёвываем его не только солдатами… То, что делает король Прусский, не должно вызывать ничьего смеха!

И, высоко подняв голову, он бросил лакею:

– Я приму графиню в кабинете!

Полный, низенький, шустрый король вышел из залы, гордо осматривая спины склонённых в поклоне придворных и громко стуча каблуками.