Ну, все, капец!

— Я придумала! Я все придумала! — раздается восторженный вопль оттуда, и я, безнадежно вздохнув, поднимаюсь с нагретой уже скамеечки в прихожей.

Она ведь не уймется, пока я не приду. И не померяю!

Как я и думала — сестра копается в шкафу. Вышвыривает одну мою шмотку за другой, на многие из них поглядывая неприязненно.

— Господи, как можно было это купить? — возмущенно интересуется она, встряхивая на весу черную юбку в пол. Широкую, трапецевидного покроя. — Юль, объясни мне, будь так добра. Это зачем? В поход вместо тента над столом натягивать?

— Вообще-то я в этой юбке на собеседование ходила!

Маринка смотрит на меня как на чокнутую, с таким страдальческим выражением лица, будто ей уже сообщили, что моя шизофрения абсолютно не излечима.

— И на кого собеседовалась? — мрачно уточняет она.

— На су-шефа в итальянском ресторане, — цежу сквозь зубы. Вспоминать это мероприятие на самом деле обидно. У меня не все так плохо с резюме, как пытался убедить в том работодатель.

Маринка трагично вздыхает. И по её мнению, все дело в дурацкой юбке, а не в том, что “вы на кухне будете — как слон в посудной лавке”.

— Что ты придумала? — бурчу я недовольно, надеясь сменить неприятную тему. И слава богу — получается.

— Погоди. А, вот! — Маринка с радостным видом выдирает из недр моего шкафа очередную красную тряпку, которую сама же мне и притащила. Только эта тряпка не в горошек, а в клеточку.

— Эта юбка слишком короткая!

— Она на палец ниже колена! — отбривает сестра так быстро, что становится ясно — мои аргументы ей известны заранее, — и будь у меня время, я бы подшила её на ладонь повыше. Времени нет, увы. Зато это стильно и резко выделяет тебя на фоне других.

— Клетка как клетка, — я пожимаю плечами, — чему тут выделять.

— А, — Маринка торжествующе улыбается и снова зарывается в шкаф, — вот с этим!

— Ты с ума сошла! — я чуть не вою от выбранного ею “верха” — это вообще-то верх пижамы.

— Это топ-сорочка, — тоном несущего свет образования в массы отрезает сестра, — и не спорь со швеей, кондитер, я к твоим кондитерским приблудам не лезу и не говорю тебе, почему мастику на торт не мажут.

— Я сама тебе скажу, если что, — бормочу недовольно, держа “топ-сорочку” на вытянутых пальцах.

Черт возьми, как это надевать? Мне? Ладно, ладной Маринке хорошо, на нее мешок надень, никто не прикопается, а к полным людям спрос зашкаливающий. И не дай бог тебе продемонстрировать пару лишних килограмчиков в неурочный час. Заплюют же!

С другой стороны, я уже довольно долго не слушала советов младшей сестры, не носила подаренные ей вещи и… Личной жизни у меня не было.

А сегодня, в рамках исключения, я послушала её, надела красное платье, сделала макияж в салоне и…

И домой меня довезли.

Где-то там внутри меня деловито покашливает что-то странное, напоминает про Бурцева, но…

Я критично морщусь, отбрасывая эту мысль подальше.

Тимур Бурцев два раза в своей жизни был женат, на одной и той же костистой модели — это в классе была любимая сплетня.

Он до меня не опустится!

— Я это не надену!

— Ну почему? — сестра явно ожидала моего сопротивления, ожидала и была к нему готова. Сразу переходит на плаксиво-обиженный тон, как на тот, что дает ей больше перспектив.

— Я… Мне тридцать лет уже! В этом возрасте надо одеваться прилично! — использую свой главный аргумент. Он недавно уже сработал, когда Маринка очень хотела подрезать подол платья и отправить меня на встречу выпускников в дерзком мини.

— Прилично — это вот в это? — Маринка кидает кислотный взгляд на отброшенную в сторону от шкафа черную мою юбку. Взгляд такой недовольный, что я сразу же бросаюсь, чтобы спасти любимый мешочек для скрывания моей безразмерной попы, но Маринка оказывается быстрее.

И… Что удивительно, для её дюймовочной комплекции — сражается со мной за юбку на равных.

— Я сожгу этот выкидыш моды… — шипит эта пригретая на моей груди кобра.

— Я тебе сожгу!

Юбка оказывается удивительно прочной и не рвется пока мы используем её в качестве каната для перетягивания. В какой-то момент, мы с сестрицей приходим к патовой ситуации — устаем обе, но, естественно, свой конец упускать никто не собирается.

— Давай так! — Маринка фыркает, целенаправленно сдувая с лица выбившуюся из хвоста прядь волос, — так и быть, эту трэшатину я тебе оставлю. Но ты померяешь мой комплект. Сейчас померяешь!

— Сейчас-то зачем? — возмущаюсь.

— Чтобы ты хотя бы посмотрела еще раз, как должны выглядеть твои сиськи! — Маринка как обычно режет правду-матку в лоб. — Без меня завтра ты не станешь даже в руки это брать.

Стыдно признаться, но знала меня сестра как облупленную.

Это они с матерью вечно пытались одеть меня как девочку, а я…

А я-то знала, что это не поможет.

И если не прятать весь мой вес в какой-нибудь мешок, по типу этой юбки, то так просто было услышать “корова” где-нибудь за спиной, в метро.

Но это никогда не убеждало Маринку в моей правоте. И сейчас она явно не была намерена униматься.

— Ладно, — я сдаюсь, — только померяю. Не обещаю завтра надеть.

— Идет, — подозрительно просто соглашается сестра, и это не может не напрягать. Тем не менее я не нахожу очевидного подвоха и с тяжелым вздохом берусь за злосчастную клетчатую юбку. Хоть бы она мне обмалела, что ли…

Увы, увы. Не обмалела мне юбка, не обмалел и черный гладкий топ с тонкими кружевными лямочками.

— Бретельки лифчика же видно! — я пытаюсь возмутиться, но Маринка и в ус не дует.

— Так сними его, дурында! Никто не носит бельевые блузки с бронелифчиками.

— Но… Видно же… — я в панике кошусь на проступающие сквозь ткань соски. Маринка же мучинечески стонет и снова ныряет в шкаф. Вылезает оттуда держа на вытянутой руке джинсовую куртку.

— Ты вообще хоть смотришь, что я тебе дарю? — недовольно уточняет она, заметив, что у этой шмотки даже ярлык не срезан.

— Бывает, — улыбаюсь страдальчески.

С джинсовкой становится лучше. Правда, ровно до той поры, пока Маринка, возмущенная в лучших чувствах, не расстегивает все те пуговицы, которые я застегнула.

— Марина!

— Не смей, просто не смей! — рычит эта мегера и сует мне в руки упаковку с чулками. В сеточку!

— Чулки? Ты с ума сошла? Ты хоть в курсе, сколько я вешу?

— В курсе. Это тоже мой подарок, если ты забыла! А ты в курсе, как мужики обожают чулки на женщинах? — Маринка сверкает глазами.

— Я не собираюсь спать с Андреем на первом свидании!

— И не надо! Зато ты будешь знать, что на тебе чулки.

— И? — я содрогаюсь от “предвкушения”.

— И он обязательно купится на огонек в твоих глазах!

Я втягиваю воздух, набираясь сил для гневной отповеди, но… Натыкаюсь на боевой прищур сестры и выдыхаю.

Она не сдастся. Не отстанет. Не сейчас.

Ей жахнул в голову образ для меня, она горит и пылает увидеть свою фантазию в жизни, и черта с два она мне даст хоть как-то отступиться от её картинки.

Ладно. Я ж в этом не собираюсь из дома выходить…

Я ж легко могу надеть, поахать восторженно у зеркала, а завтра, в музей надеть… Ну хоть даже любимое черное платье-толстовку.

— Боже…

Пока я выпрямляюсь, оправляю, подтягиваю, одергиваю, у Маринки случается мгновение творческого экстаза. Она смотрит на меня и даже вытягивает из кармашка своего полосатого платьица бумажный платочек — глаза промокнуть.

— Хорошо? — подозрительно уточняю я, потому что кто её знает — может, она прослезилась от ужаса, что на мне эти её стилевые извращения, как на корове седло сели.

— Сама посмотри, — сестра машет в сторону зеркала. Я-то по многолетней привычке уже научилась в него не смотреть во время одевания. Какая ведь разница, что ни надень — корова останется коровой.

Поворачиваюсь к зеркалу с легким содроганием.

Сейчас придется делать вид, что мне нравится присоветованный сестрой прикид, восторгаться, клясться, что я обязательно его завтра надену, и…