— Это не Бурцев меня пригласил! — сухо озвучиваю я, услышав в голосе сестры плаксивость, — а… другой мой одноклассник.

— О-о-о-о! — у Маринки, судя по взлетевшему тону, резко поднялось настроение. — Боже, два мужика? Это я у тебя гений, или ты наконец-то научилась флиртовать, сестрица?

Я невесело вздыхаю, глядя на масло, которое я измучила до состояния пюре. Научилась флиртовать! По мнению моей сестры, все женские проблемы решаются покупкой новой туши, а для самых страшных необходимо новое платье.

— Я не знаю, зачем приперся Бурцев, — выдавливаю из себя неохотное, — там, в школе, он пытался ко мне подкатить.

— Ну и?! — сестра возмущенно тянет, упирая руки в боки. — И ты что сделала?

— Я? Рожей в торт его макнула, — откликаюсь и сама улыбаюсь этому воспоминанию. Ошарашенный Тимурчик, с мордой, залепленной сливочным кремом, с росыпью мелких мармеладок на лбу и шоколадными “усами” — незабываемое зрелище. Надеюсь, кто-то это сфоткал. И мне потом пришлет.

— Юля! — Маринка стонет и падает на кухонный стул, изображая сердечный приступ.

— А что Юля-то? — вскидываюсь я, резко работая венчиком. Этак мне и миксер не понадобится доставать — сама взобью белки, на силе внутреннего пригорания.

— Вот поэтому ты еще не замужем! Я все маме расскажу, как ты себя с мужчинами ведешь! Она тебя… Она тебя…

Я перебиваю сестру до того, как она успевает придумать достойную моих закидонов кару. Уж больно у меня пригорает, что в этой ситуации она не на моей стороне.

— Помнишь ли ты, как в школе у меня один утырок отнял портфель? И три круга заставил пробежать вокруг школы, вслед за его велосипедом?

— А это тут при чем? — сестра недоуменно приподнимает одну бровь, на время выходя из образа умирающей от разрыва аорты.

— При том, что это был Бурцев, — кисло цежу я, — и это. И когда меня в столовой ватрушками закидали, тоже он. Он ненавидит “жирных” — так он всегда говорил. После школы он женился на настоящей модели. Вот этих, знаешь, у которых руки как спички, да и ноги не лучше.

— Но… Но… Сейчас-то… — Маринка все еще пытается цепляться за розовую мечту, в которой я почему-то нахожусь в объятиях ненавистного мне мужчины.

— Он сейчас в запое, может. Или обдолбался чем-то! — категорично качаю головой. — Или поспорили они на меня. Не знаю. Ничего не знаю, кроме того, что вот этого мачо мне не надо ни даром, ни с доплатой. Лучше помереть незамужней, чем согласиться вот на это вот!

Уходит от меня Маринка, излучая такую радиоактивную печаль, что мне даже становится совестно.

— Не в поршах счастье, а в том, чтоб человек хороший был! — проговариваю я на прощанье, но удастаиваюсь такого мученического вздоха, что сразу ясно — наличие порша золотому человеку никак не вредит вообще-то.

Боже, надеюсь, Рашид поднимет ей сегодня настроение. Хотя я и не исключаю, что вот эта печальная моська у Маринки только для меня и предназначается. Это ж я не справляюсь с её великим стратегическим планом “выдать сестру замуж за месяц”. А для прочего мира у неё найдется пара улыбок.

— Напиши, как только доберешься до дома! — напутствую сестрицу на дорожку.

— Я же не пешком. На такси, — отмахивается Маринка, подкрашивая губы перед самым выходом.

— Тем более! Эти таксисты все через одного озабоченные придурки.

— К тебе приставали? — Маринка бросает на меня обеспокоенный взгляд.

Угу. Через одного.

“Девушка, у меня мама на одной диете тридцать кило скинула. Хотите — дам её телефончик?”

Но Маринка-то — нежная розочка, волосы гладкие, лежат прядочка к прядочке, джинсы на ладной заднице сидят потрясающе…

— Напиши, как только сядешь в такси! И номер мне его скинь.

— Окстись, сестрица, — Маринка не удерживается и заливается хохотом, — я ж только за дверь выйду — ты за миксер схватишься. И вспомнишь обо мне часа через два.

— Вспомню же! — упрямо свожу брови. — Будет кому объявить козла в розыск, пока он закапывает твое бездыханное тело в сосновом лесочке.

— Фи! — Маринка недовольно морщит нос, — так быстро будет меня закапывать? Что за мужик нынче пошел, даже поманьячить пару недель не может.

И все-таки когда её отпускает эта её внутренняя сваха — я вспоминаю, почему люблю младшую сестру. Почему её вообще все вокруг любят. С ней всегда весело.

Хотя, объективно — она права.

Когда щелкает замок захлопнувшейся за моей сестрой двери — я уже снова стою на кухне, столовой ложкой отмеряю в миску сахар для печенья.

И гори синим пламенем диплом педагога-литератора, когда есть в распоряжении ручной миксер и белки, уже взбитые до состояния пивной пены.

Такая вот жизнь.

В школе я была хорошисткой — как говорили учителя, могла бы быть и отличницей, но не хватало упорства, характера. Ну, да, не хватало. Был бы характер — двинула бы Бурцеву в зубы на ранних этапах. И плевать, что девочка, плевать, что скандал, на все было бы плевать, но…. Я не плюнула. Предпочла глотать молча слезы, сносить его унижения и травлю раз за разом.

И тем не менее, я — была хорошисткой. Мне обещали хорошее будущее. Бурцев же — бездельник, двоечник, а в последних классах — еще и прогульшик. Абсолютно на шару сдавал экзамены. Никто так и не понял, как он умудрился сдать их прилично. Но…

Это не я катаюсь на Порше. И своей странички в Википедии нет у меня. Да что там, даже на доске почетных выпускников меня не висит. Да и за что меня туда вешать? За то, что после пяти лет в школе выгорела, психанула, послала все к черту и пошла зарабатывать деньги на “дурацких тортиках”?

А что поделать! Бывают вот такие вот поздние озарения о смысле жизни!

И пусть на мое занятие все мои знакомые обычно морщат нос.

Всего лишь торты? Даже не в ресторане работаешь, а на себя? Ну-ну!

Всегда можно быть быстрее, выше, сильнее. Но вот мне — приятно совсем другое.

Белковое тесто, мягкими завитками стекающее в кондитерский мешок. Ровные полосы печенек на противне. Идеальной длины — савоярди я уже умею отмерять с закрытыми глазами.

Удивительное рядом — до ухода из школы я поправлялась на четыре килограмма в год. Три года после школы, посвященные тортикам, кремам, безешкам и прочим сладостям, не сказались на размере моей одежды вообще никак. Правда и не худелось. Но тут уж ничего не поделаешь!

Отправляя противень в духовку, я кошусь на часы.

И чего Маринка на меня наговаривает, какие это два часа пройдут, пока я спохвачусь? Сорок минут — и я свободна. Сейчас проверю её и начну убираться на кухне…

По какой-то неведомой мне причине Маринка не признает мессенджеров, и всегда и везде пишет в ВК.

“Я дома. Все в порядке. Взяла тебе номерочек таксиста, он такой симпатичны-ы-ы-ый!”

И если первые две фразы могли быть подделаны злоумышленниками, которые похитили мою сестру и отписали всем её родственникам, что беспокоиться не стоит, то после информации про таксиста и телефончик отпадают все сомнения.

Только моя упоротая сестра собирает у мужиков номера телефонов не для себя, а для меня, красивой. Ей и не вдомек, почему она так часто это делает, а успехов на этом поприще у меня как не было, так и нет!

Отправляю Маринке красноречивый стикер с котом, который закатывает глаза и зомбячьи обнимашки. Стандартный набор — я слишком устала, чтобы отвечать внятно.

Не удерживаюсь — все-таки захожу посмотреть насыпавшиеся заявки в друзья. Все-таки имела эффект моя рекламная компания. В уведомлениях столько лайков моим тортикам нападало. Ух!

От заявок в друзья, к сообщениям, от сообщений — до фотографий, на которых меня отметила верная Наташка. Немало людей фоткались с моими выпендрежными пельменями в виде розочек, или с мясным рулетом, сделанным по канонической книге ГОСТ-рецептов, которая есть у любого особо упоротого кулинара.

“Шикарная Прага, Юлечка! У тебя волшебные ручки!”

“Давно я так не объедался! Вот это банкет! Как же наша Юлька на свадьбы готовит?”

Кто не любит листать хвалебные комментарии? Особенно, если хвалят его!