— Тогда не нужно, — сдался я.

Действительно мне это было не ведомо. А жаль! Жаль оттого, что неведомо, а не из-за невозможности реализоваться на родине.

В какое-то мгновение я опьянел. Испытал накат волнения, который обычно появляется после первой рюмки.

— Я…я…

Вдруг взял и поцеловал его в щеку (ой стыдно!).

Но Пазикуу не расстерялся.

— Не долго мне слезами разразиться. Теперь, когда на сердце — новый гнет.

— А какой у тебя гнет?

Он не ответил.

Как нахлынуло, так и отхлынуло. Изобразив смирение, последовал за ним в магнитомобиль. Когда Пазикуу взошел на него, я заметил, что магнитомобиль немного просел. А когда я забрался, еще ниже. Тем не менее, мы бесшумно двинулись вперед. Этому способствовал обыкновенный жест над панелью впереди нашего пилота, схожий с присягой на библии в «Новом свете».

Поездка мне понравилась не меньше, чем прогулка. Такое ощущение будто весь мир вокруг тебя мельтешит, а ты передвигаешься на аппарате похожем на обыкновенную лодку в полном спокойствии. Как только мы заняли свои места, стеклянный купол отделил нас от внешнего мира. Я бы не чувствовал хода, если б не глаза. Местность по мере движения практически не менялась: все те же деревья, голая почва, небольшие холмы. Гора, к которой я шел, оказалась вовсе не горой. Просто меня высадили в низине и оттого казалось, что направляюсь к возвышенности, в то время как выбирался из ямы. Это было заметно по подъему дороги, а потом и простору, который наблюдался позади нашего пути.

Солнце уже совсем село и теперь можно было созерцать звездное небо. Оно не было таким как на Земле, что и следовало ожидать. Не было привычной Большой медведицы, Ориона, Кассиопеи (других не знаю). Но что примечательно Млечный путь остался тот же. И мне кажется плеяды, которые я привык видеть в привычном месте, превратились в сплошную светящуюся линию, хоть и короткую, зато довольно заметную. В остальном все было неузнаваемо. В последнем мою догадку подтвердил Пазикуу.

— Это плеяды? – спросил я его.

— Да, это тоже скопление. – ответил он.

— Вы там были?

— Они представляют собой самую большую загадку, которую нам еще предстоит решить.

Мне было достаточно. Единственное предвкушение осталось за этот день – место, куда мы направлялись. Будет ли это огромный город с миллионами огней до самого неба или что-то еще я не представлял. Но к грандиозному и необычному был почти готов.

Никогда не доводилось покидать пределы своей страны. Никогда не видел воочию пирамиды Египта и Центральной Америки, небоскребы Нью-Йорка и сверкающий Лас-Вегас, юрты и глиняные строения Азии, даже родного Кремля – всего того, чему и на Земле можно подивиться. Поэтому термин «почти» скорее имел смысл предостережения, чем спокойствия.

Сначала ничего не было видно. Только когда магнитомобиль остановился, я не мог понять, что передо мной.

— Вот мое гнездышко!

Пазикуу сошел на землю и махнул мне рукой. Я последовал за ним. Водитель сделал разворот на месте и скрылся в темноте, даже не попрощавшись.

— И вы вот так живете? – недоумевая, спросил я.

— А что вас удивляет?

Его жилище не удивило бы, если бы оно не было расположено под открытым небом. На большой прямоугольной площадке совсем по земному расставлена мебель, одновременно являющаяся перегородками комнат, кухни и ванной. По большей части они состоят из книжных шкафов, на которых стоят множество картин, статуэток и прочих предметов. И все это располагается под открытым небом. Но, как потом оказалось, это не совсем так.

Стоило нам подойти к жилищу, оно осветилось и мне все стало понятно. Крупный прозрачный купол покрывает его.

— Ну да, конечно, — выдохнул я. – Чего еще можно было ожидать!

К куполу «пристроен» еще один – небольшой, что-то вроде прихожки. При приближении он исчезает, затем снова появляется. В это время в основном куполе растворяется подобие двери, в которую мы и прошли. Я оглянулся. Темнота леса и звездное небо не исчезли.

— Что-нибудь изменилось? – спросил лукаво Пазикуу.

— С тех пор, как я последний раз здесь был? – не растерялся я. – практически ничего!

— Да нет же, ты посмотри на небо.

— А что? Небо как не…

Черт возьми! Оно действительно стало другим. Это было звездное небо, которое я привык видеть дома. Появились и медведица и все остальное.

— Мы что, через портал прошли?

— Портал? – Пазикуу на секунду замешкался. – Нет. Это я для себя сделал. Если ты не заметил, то я немного больной на голову по части вашей цивилизации. Прогуляйся по дому, только в сад пока не ходи. Завтра посмотришь.

Я прогулялся.

Ну что можно сказать? Если выкинуть из головы все, что со мной произошло за последнее время и отсутствие крыши над головой, то можно решить, что эта квартира профессора всех наук, которые только есть на Земле. Комнат немало. Я их даже не стал считать. Каждая похожа если не на библиотеку, то на музей точно. Меня в основном интересовали книги. Их было тысячи, если не больше.

— У вас, наверное, вся литература собрана здесь! – восхищенно произнес я.

— Нет, только любимые книги, — Пазикуу ходил по пятам, наблюдая за моей реакцией. – Остальные в подвале, они на нашем языке.

— А почему в подвале?

— Не хочу утратить земную атмосферу дома.

— Вы ее уже утратили, сделав из него планетарий.

— Ну это, так сказать, два в одном. Я не могу переделать все небо. А так все равно дождь не попадает, ветер не задувает.

— А у вас и дожди есть?

— А как же! Все как у людей.

— Ха! – выдохнул я и уставился на одну из картин. На ней изображен одинокий мужик в конце какого-то мрачного коридора. Казалось, он не решался выйти в дверь под сводчатым потолком. Вот так же и я в жизни. Изображал из себя оптимиста, а сделать решающий шаг так и не смог.

— Кто это?

— Ван Гог. – с улыбкой ответил Пазикуу.

— Ясно, что не Малевич. Я про мужика этого.

— Это пациент больницы Сан-Реши.

— Подлинник?

— Что вы, нет!

Я удовлетворенно промычал, оглядывая остальные картины. Признаться никогда не посещал художественные салоны и мало что понимаю в живописи, хотя мне всегда этого хотелось. Ведь находят же в них что-то люди, засматриваются как я теперь.

Пазикуу только успевал комментировать.

— Моне, «Вестминстерское аббатство».

— А чего так неудачно скопировали-то? – начал я умничать. – Туман тут како-то неестественный.

— Самый натуральный туман. Только после этой картины люди уловили настоящий его оттенок и удостоили художника честью, назвав его «создателем лондонского тумана».

— Значит я еще не совсем тупой?

— Ага, — видимо не мог подобрать лучшего слова Пазикуу. – А вот это ваш Левитан, «Над вечным покоем». Рафаэль, «Сикстинская Мадонна».

— У вас и картины все?

— Нет, — огорченно ответил старик. – Чего нет, к сожалению, того нет.

— Жаль, я бы поглядел.

— Ну да, ну да.

Когда дошли до скульптур, я почувствовал усталость.

— Послушайте Пазикуу, я конечно польщен, но я же наверное не на один день здесь? Успею посмотреть. Поднамаялся я что-то и пожрать бы не мешало, а потом баиньки. Раскладушка найдется?

— Ах, да! – спохватился он. – В моем доме всегда есть хочется. Только как-то быстро вы.

— Чего быстро? – не понял я.

— Быстро вы кушать захотели.

— Ничего себе «быстро»! это, может, у вас на изжоге прорываются, а я вот с того момента, как к вам попал, ни крошки не нюхал.

— Ну, это вы зря, Стасик! – старик улыбнулся. – Все это время вы ели и пили…

— Во сне что ли?

— Не перебивайте, пожалуйста. Дело в том…все, что необходимо организму, содержится в нашей атмосфере.

И он рассказал мне душещипательную историю, которая произошла около миллиона лет назад. Оказывается те деревья, что я видел, это продукт селекции, которого добились их ученые. Вместе с кислородом они выбрасывают в атмосферу уже расщепленные молекулы на атомы и ионы питательных веществ, необходимых организму, которые с успехом усваиваются легкими в кровь и далее по всему организму. Население тогда было слишком велико, чтобы можно было всех прокормить. Основная часть проживала на планете. Не хватало посевных полей и корма для животных. К тому времени их успели почти всех употребить, прежде чем они совсем исчезли. Когда решение было найдено. Весь живой мир начал постепенно вымирать. Сначала эта участь постигла животных. Им не нужно было охотиться, чтобы добыть себе пропитание, жевать травку. Основной стимул жизни пропал. Начались массовые самоубийства.