Повторяю – это было неизбежно.

Ни одно существо, пусть даже точная копия другого, не сможет до конца скрыть своей оригинальности. В этом-то и заключалась вторая часть эксперимента.

За тот небольшой срок, что вы покинули Тигич, на Соме среди переселенцев произошли кардинальные перемены. В то время как на Толе, осталось все по-прежнему. Они продолжают жертвовать собой ради молодого поколения. Они переняли от вас только слезы по погибшим. Пока неизвестно искренние они или нет, но народ на люмаму стал ходить меньше.

Когда вы достигли северной оконечности материка (Толы), вы встретили свою «настоящую» семью, которая тоже была готова отправиться к Соме. И хотя вы их не разу не видели, вы страшно переживали в отличие от детей. Почему, я до сих пор не понимаю, ведь они не ваши.

В открытое море отправилось более двухсот тысяч человек.

Плоты тигичан заполнили собой горизонт. В истории этой планеты ничего подобного не случалось, так же как и в истории Льуаны, так как поход не мог бы иметь успеха без нашего вмешательства. Такое вмешательство могло кардинально изменить всю экосистему планеты, поскольку на несколько месяцев пришлось изменить течение океана, чтобы плоты могли идти в нужном направлении. Поэтому все последующие попытки тигичан, как и до этого, не имеют успеха. Такой вот грустный, но необходимый факт.

Несмотря на примитивность плотов вам удалось достичь Сомы меньше, чем за три месяца. Это было трудно и я не перестаю удивляться вашей выдержке, Стасик!

Во время путешествия тигичане многое переняли от вас, что было целью второй части эксперимента. О ней я, кстати, узнал только после вашего возвращения. Конечно, я догадывался о ней и знал, что такое обстоятельство невозможно без подобных последствий. Но я не предполагал, что именно оно является одним из главнейших. Во всем виноват Ниминоки. Только он может дать ответы на вопросы, которые я, в отличие от вас Стасик, просто не задавал. Такова специфика нашей работы, для вас вероятно сложная, но ее не изменишь и понимать не стоит. В этом можно многому научиться у землян. Дело в том, что понятия «хорошо» и «плохо», «честь» и «достоинство» звучат у нас не только по-разному, но и несут другую смысловую нагрузку.

К счастью за время путешествия после смерти Руны из ваших близких никто не пострадал, наоборот, Сина родила здорового мальчика, которого назвали в вашу честь – Зуди (молчаливый).

Но многие сгинули в пучине вод. Только одна треть добралась до Сомы. Мы можем изменить направление течений, раздвинуть облака, увеличить температуру в атмосфере, но не можем управлять поведением людей, готовых без причины прыгнуть в воду, чтобы там и остаться. Или предвидеть крепость всех плотов, большинство из которых строились наспех. До сих пор не можем понять природу мгновенного возникновения Гога, который в океане не менее страшен и беспощаден, чем на суше. И хотя он настигал вас только раз, более четверти переселенцев погибло. На случай, если бы Вас выбросило в море, под вашим плотом постоянно дежурил наш «корабль», готовый в любую минуту прийти на помощь и забрать на борт, если бы вы того пожелали.

Естественно, было бы проще, если бы тигичане верили в богов. Тогда можно было сделать из вас святого, способного заставить море расступиться, накормить всех тремя хлебцами. Но им ничего не нужно, кроме любви. Им нечем ее заменить! И это уникально! И вы должны понять Стасик, что ради такой уникальности нам пришлось пойти на такие жертвы. Любая наука не может обойтись без них.

Но я не собираюсь вас снова поучать, как делал это раньше.

Пусть это будет странно и эгоистично звучать – я хочу оправдаться перед вами. И хочу, чтобы вы не в чем не винили себя Стасик.

Для этого, на свой страх и риск, я посылаю вам полную запись вашего путешествия. В конверте вы, наверняка, нашли черную прямоугольную штучку и не можете понять, что это такое. Это футляр. В нем вы найдете те самые линзы, которые были на вас во время пребывания на Тигиче. Как только вы их примерите к глазным яблокам, то увидите все от начала до конца. Но учтите, они будут работать только на вас, а всякая запись окажется невозможной. Рядом с линзами вы найдете две квадратные наклейки, которые обеспечат вам звучание, рассосутся сами.

Просмотр займет не один день, поэтому чтобы вы могли заняться другими делами без ущерба, просто прикусите язык или задержите дыхание на тридцать секунд и картинка исчезнет, а чтобы возобновить – повторите то же самое.

Это мой последний аргумент в пользу вашей правды.

С амбарной книгой можете делать все что хотите.

За меня не волнуйтесь. Вероятно скоро уйду «на пенсию» или отправят…сами знаете куда.

О том, что произошло после того, как я сделал в вашем дневнике запись, сообщать не хочу. Не хочу, чтобы вы до конца разочаровались во мне и моих друзьях, если их можно так назвать.

Теперь я во многом не решаюсь признаться.

Последнее послание дается трудно, даже голова кружится. Все из-за правила, которым решил поступиться.

И страшно и приятно!

Спасибо Стасик!

Прощайте!

Тридцать вторая запись землянина

Это невозможно.

Одно то, что я когда-то вел дневник, удручает.

Однако это мой почерк.

Может, у меня раньше было больное воображение, сейчас-то я нормальный и не знаю, зачем пишу все это.

Перечитал всю амбарную книгу.

Боюсь. Боюсь признать все правдой. На сегодняшний день для меня правда то, что я никогда не испытывал удовольствия делать подобные записи, да и не умею. Хотя должен согласиться с этим Пазикуу, что у меня сейчас другая жизнь. Ее по прежнему разделяет моя супруга и мой сын, а теперь и дочь.

Я не помню свое прошлое, моя жизнь всего длинною в десять лет. Потерял память, упав с обрыва, меня не могли найти больше полугода. Никто не знает, где я был все это время. И что с этого? Поверить невесть откуда взявшемуся письму?

Если честно – и хочется и колется.

Когда прочел первую запись, не поверил.

Супруга говорит, что мы жили душа в душу. А если верить книге, было совсем не так. И что теперь делать? Чему верить?

Живу я счастливо и не собираюсь омрачать ее этими подробностями. И если этот Пазикуу считает себя моим другом, то зачем тревожит мое сердце?

С другой стороны, жутко интересно. Если не придираться к мелочам, то это объясняет мое длительное отсутствие.

Боюсь притронуться к футляру. Вдруг шутка чья? Тогда глупо. А если нет?

У меня отличная семья, свой дом, дети, увлечение. Вот еще одно появилось – пишу и не замечаю, что почти страницу накатал.

Страшно.

Пока мне не скучно, поэтому отложу-ка пока я эту книжку подальше, а потом возможно вообще избавлюсь от нее.

Сказки.

Тридцать третья запись землянина

Что-то не выходит их головы у меня эта история. Хоть бы сон какой-нибудь приснился, что ли!

Анжелке не говорю – боюсь обидеть. Прячу книгу в рабочих бумагах. Она туда не суется. Сейчас достал документы и делаю вид, что работаю, а сам буквы строчу. Проснулся что ли?

Перечитал несколько записей и сижу, думаю. Например, зубы у меня действительно хорошие и все на месте. Анжелу спросил на днях, какие они раньше были – не помнит. Говорит, всегда такими были. «А всегда такой гибкий был? – спросил тогда, - Не занимался же никогда спортом». Говорит, ты у меня еще тот живчик, иначе б не вышла за тебя.

Птьфу, ты!

Тридцать четвертая запись землянина

Охо-хо-хо-хо-хо-хо!

Тридцать пятая запись землянина

Что делать, что делать?

Не знаю, не знаю!

Еще несколько раз перечитал записи и не могу взять в толк, как это я таким был. Сентиментальный, падкий до женщин, решительный в некотором смысле, где-то добрый и остроумный. Поэзию любил. Я тоже люблю, но не знаю столько стихов, сколько он (или я все-таки?) Объяснить это потерей памяти? Все, что осталось от меня прежнего так это внешность и все, ну и поэзия.