— Ничего я ей не говорила, - удивилась Сина. – А что, надо было что-то сказать?

«Нет, ну ты же заставила ее как-то…» - пытался объяснить я как только мог, но у Пазикуу не было в наборе жестов, которые бы означали слово «заставить». Перед разговором я отошел в сторону и рассказал ему, о чем хочу поговорить с Синой. Он согласился, не обещая при этом в полной мере отобразить мою мысль.

Но этого и не понадобилось.

Из последующих слов Сины я понял очень простую вещь.

— Я только хотела помочь своей сестре. Ей тяжело было нести вещи, а она еще такая маленькая и слабая. Если кому-то трудно, значит кому-то легче. Мне было легче, чем ей. Я что-то сделала не так папа?

Ни одного намека на хитрость. Обыкновенная человеческая любовь руководила этой девочкой. У нее и в мыслях не было научить чему-то Лалу, но она это сделала бессознательно. Для этого не потребовалось нравоучений. Это получилось в обход всех человеческих уловок, о которых я знал прежде. И человеческих ли? Кто больше похож на человека? Я? – на ком лежит отпечаток социума, где воспитание в основном осуществляется рядом правил, которые нужно неукоснительно выполнять, если хочешь выглядеть в глазах общества приличным и добрым. Ну, или игнорировать их, чтобы достичь обратного результата. В любом случае, во мне присутствуют обе стороны. Возможно и у нас на Земле существуют похожие семьи с подобными отношениями, но в них все равно, нет-нет, да проскользнет тень раздражения, вырвется грубое слово или последует незаслуженное наказание, которые дают представление об окружающем мире, где есть не только видимые преграды. Для того, чтобы избежать незримые, нужно прежде подумать – что же мне за это будет?

Потом я еще не раз убеждался в своих выводах.

Двадцать девятая запись землянина

Не представляю с чего начать!

Пазикуу сделал мне такой сюрприз, от которого до сих пор отойти не могу.

Еще один обещал.

Пока я тут безмятежно предавался воспоминаниям, он выполнял мою просьбу, о которой, признаться, совсем забыл с тех пор, как отправился на Тигич.

Я был на «палубе», когда она появилась.

Пазикуу не мог скрыть улыбку, следуя чуть впереди этого прекрасного создания, как бы стараясь оградить от землянина, славившегося своей непредсказуемостью. Но это скорее было проявлением этикета, чем предосторожностью. На его месте любой бы догадался, что я не то что пошевелиться, а слово вымолвить не смогу, тем более после трехмесячного вынужденного молчания.

Она была такой же прекрасной, как и в первый день нашей встречи. Нет, она не похожа на остальных льуанцев, но и на землянок тоже. И все равно, вот про кого можно воистину воскликнуть – не земная красота! Если бы я жил поэтом, то сложил бы о ней миллион стихов, но из меня и рассказчик-то не важный, поэтому на все что я способен - это оставить на страницах амбарной книги лишь ориентиры, по которым в случае амнезии, хоть частично смогу восстановить в памяти ее образ.

Как я успел заметить ранее, ее зубы не совсем льуанские – ровные, плотно прижаты друг к другу. От этого ее улыбка выглядит более белоснежной. Меня буквально ослепило ею, когда она приблизилась. То, что я продолжал сидеть, их не смущало.

— Как друг землянина и как знакомый представительница уаисы – одной из сохранившейся народности Льуаны, я хочу познакомить вас по просьбе одного из вас.

Пазикуу протянул руку и помог мне встать.

Моя книга упала, а ручка откатилась к ее ногам.

К ее ногам!

— Так как я не отношусь ни к одному из народов, которые вы представляете, предлагаю обоим назвать свои имена самостоятельно и так, как вы делаете это у себя на родине. Посредник имеет право свести, но не имеет возможности познакомить их по обычаю, который не одному из них не является привычным.

Он говорил, а я слушал. Смотрел на нее, а она на меня.

На меня!

Не каждой девушке идет прическа призывника. К ней это не относиться. Возможно я идиот, но я не мог насмотреться на нее. На большие серы глаза под сводом чуть видимых изгибающихся, словно волны из детского рисунка, бровей; на аккуратный носик с горбинкой и вздернутым кончиком; на тонкие одинаковые губы бледно-розового цвета. Они напоминают мне прозрачные уста хрустальной девочки неизвестного мастера, чья работа надеюсь до сих пор глаз посетителей музея моего города. А какая у нее шея! Лебедь! При повороте головы на ней образуется одна единственная косая складочка, будто высеченная в белом мраморе. О фигуре вообще молчу. Наши тощие модели ей в подметки не годятся. Если она пройдет по подиуму в своем фафи, то все попадают, ручаюсь! Она не идет, а плывет. Не просто стоит как изваяние, а пребывает в ожидаемом спокойствии. А голос…

Это тот самый голос, который я слышал все это время на Тигиче. Это она переводила всех женщин и девочек. Надо же – совпадение! Как я сразу не догадался, ведь слышал же ее голос тогда.

Не что за голос!

И что за имя!

— Льяля!

Она произнесла его по-детски и с какой-то бархатной звонцой, на мгновение зависшей в воздухе.

Льяля как наша Ляля, означающее не только имя, но и маленького ребенка. Последнее ей идет лучше, несмотря на то, что она выше меня.

Льяля!

Или это что-то от Льуаны – ее родной планеты? Почему я не Земляля! Хотя ей мое имя тоже понравилось.

— С…с…Стасик – еле выговорил я, когда подошла моя очередь представиться.

Мы традиционно пожали друг другу руки.

Я уж было подумал, что на этом все, что знакомство в ее народе ничем не отличается от нашего. Но когда начал убирать руку (чего очень не хотелось), она пальчиками пощекотала мою ладонь. В моем городе, среди подростков, это не двусмысленный знак. Он означает приглашение к более близкому знакомству и я как дурень раскатал губу считая что Льяле известно об этом, более того – отнеслась к этому шагу серьезно.

Меня затрясло как пацана перед кабинетом стоматолога. Я и раньше-то с земными девушками вел себя довольно скромно, но там хоть что-то можно было выговорить. Перед Льялей же чувствовал себя еще более ущербным. Положение усугубляло еще и то, что ч не знал, что дольше делать. Куда можно повести ее на «корабле»? Пригласить в свою «каюту», состоявшую из четырех полупрозрачных стен с узкой нишей, но удобной только для одного, столиком и пустыми полками? Конечно, я и не рассчитывал на большее. Мне достаточно было лицезреть ее.

Льяля, наоборот, не испытывала никакого неудобства. Если бы я не был таким подозрительным, то подумал бы, что она так же не может насмотреться на меня. ее взгляд не говорил не о чем. Она ничего от меня не ждала – просто смотрела, словно заботливая мать на сына, уплетающего щи после трудового дня.

В какой-то момент я подумал, что так оно и есть, что она познакомилась со мной из жалости – кабы не обидеть. И чтобы не обидеть Пазикуу и еще, бог знает, кого. Что, в конце концов, ее «хорошо» попросили от всей цивилизации.

Боже! Как глупо! – думал я. – Выгляжу смешней смешного!

Мгновенно с моего лица исчезла улыбка и я посмотрел на Пазикуу. Он стоял на краю «палубы» и смотрел на свою планету, которая была в данный момент похожа на светло-серый шар. Это означало, что мы продолжаем кружить по орбите с огромной скоростью, перемещаясь из одного кольца в другое. Солнце сияло внушительным нимбом над Льуаной, превратившись в толстое яркое кольцо.

Сердце бешено забилось от нахлынувших чувств. Хотелось убить Пазикуу. Но быстро остыл. Остыл и начал презирать самого себя.

В самом деле – что хотел, то и получил. Глупо рассчитывать на что-то большее. Все равно что влюбиться в каменную Лауру из «Формулы любви». И Пазикуу не виноват. Не знаю, что ему это стоило, но он выполнил просьбу, не взирая на помыслы, в которых я и сам-то запутался.

Заметив во мне перемены, Льяля все поняла. Взяла меня за руку, подвела к краю «палубы» и сказала. – Просто давай поговорим.

— О чем? – спросил я машинально.