— И не подумаю! - таков был мой ответ.
— Тогда остается привыкнуть к самому главному. Это будет вашей путеводной звездой. Посмотрите на берег.
Ну что в такие моменты может выкинуть землянин, да еще если он русский? Только нецензурное восклицание.
Нужно отдать должное Пазикуу, он даже глазом не моргнул. Только Лэо т Кудисю сморщили лбы, видимо пожалев, что Ниминоки не успел «повернуть тумблер», чтобы я заткнулся. Он продолжал оставаться невозмутимым.
Словно повинуясь чьей-то невидимой руке в метре от меня и до самого горизонта, минуя землю и океан, образовалась пунктирная линия ярко оранжевого цвета. Чуть выше – текст, поясняющий направление и рекомендации, как лучше преодолеть путь. И все это не смещалось, когда я водил глазами, поворачивал голову или закрывал глаза.
После, я услышал справа от себя незнакомую речь. Это был Ниминоки. потом к нему присоединились остальные. Сначала они говорили спокойно, потом сбивчиво и перебивая друг друга, пока их голоса не буквально не слились.
Несмотря на это, я их понимал! Это был тот же второй внутренний голос, который переводил их разговор, вот только этот голос не был похож на мой. Плюс к этому, перед глазами появился текст, который тоже можно было прочесть, если закрыть их.
— Ну, вы ребята даете! – вырвалось у меня.
Я бы и больше сказал, но в это мгновение язык онемел и появилось изображение рук. Они были прозрачными и делали всевозможные жесты с последующим переводом.
— Постарайтесь повторить их, - посоветовал Ниминоки.
Оказалось не так трудно. Для этого всего-то нужно было совместить свои руки с изображением и успевать за его перемещениями. Не хватало только пушки как у терминатора и байкеровского прикида.
— Думаю, теперь вы готовы! – похвалил Пазикуу.
Ниминоки продолжал смотреть на океан, пока его коллега давал последние наставления.
Мы пошли вглубь леса.
Очевидно он хотел, чтобы я до конца преодолел в себе неуверенность, которую скорее бы назвал страхом, перед неизвестностью. То, что мне вначале показалось бессмысленным нагромождением живой изгороди, предстала передо мной вполне обыкновенной растительностью причудливых форм. Деревья в лесу выглядели так, будто их специально кто-то прижимал, вытягивал, завязывал в узлы по мере роста. Из-за этого они не казались высокими и свои ветви и листья подставляли небу, образуя великолепную крышу для тех, кто обитает под ними. Я порядком успел отвыкнуть от всего этого, будучи на Льуане, где, кроме безжизненных деревьев, ничего нет, поэтому изрядно понервничал, когда на меня садились всякие мошки, комары и мухи. Это было пока все, что я успел увидеть из животного мира.
Рельеф местности достаточно ровный с невысокими холмами, покрытые густой травой и мелким кустарником. Ни птиц в небе, ни зверей в лесу, ни каких-либо пресмыкающихся, словно в сонном царстве.
Точно не помню, что тогда говорил Пазикуу (чувсьва обуревали, а хотя надо было послушать). Чтобы был осторожен, набрался терпения и все такое. Главное не стараться быть на них похожим, вести себя естественно, мол, сам привыкну. Все что нужно для этого у меня, видите ли, есть. Помню при этих словах стало немного обидно. Да что там – очень обидно. Побыстрее захотелось оказаться среди тигичан и не видеть этих стариков. Нет, чувства неприязни к ним не было. Пресытился я ими, что ли. Люди они хорошие, интересные, заслуживают уважения одним тем, что не за свою шкуру пекутся.
Но что-то мне все же не хватало. Того, что и на Земле не было.
Попрощались на острове.
Он был последним на пути к Толе. Всего их двадцать четыре и все располагаются друг от друга на разных расстояниях. Я их прошел заочно на плоту, который меня уже ждал у восточного берега. То, что он восточный я узнал, по компасу, появившемуся перед глазами, как только вступил на него. Из всего этого я вынес, что и Тола находится там же.
За всю жизнь никогда не приводилось ходить на подобных конструкциях. Мой «ковчег», как я сразу его окрестил, представлял собой небрежную платформу, собранную из сучковатых бревен, стянутых лианами и кусками веревок изрядно прохудившихся. Вообще плот был печальным – старым и маленьким. Но, не смотря на это, очень прочным. Он принадлежал моему прототипу, который сделал его своими руками. Его нашли на двадцатом острове от Толы рядом с безжизненным телом хозяина незадолго до моего появления на Льуане. Об этом мне поведали перед самой высадкой на остров. Не знаю верить этому или нет, но ни тогда, ни потом не хотелось и вряд ли захочется ломать над этим голову. Нужно было и для другого место оставить.
Так как после высадки меня оставили одного, я некоторое время находился в ступоре. Никаких указаний не было, а самому проявлять инициативу как-то не приходило в голову. Мне оставили две клетки с животными, представителями Сомы, и ореховых горшочков с растениями. Они должны были послужить доказательством существования Сомы и что мне удалось найти ее.
Одно из животных ничем не отличалось от нашего зайца, только он был почему-то черным. Впрочем, я и на Земле редко встречал зайцев, может и бегают такие в лесу. Второе было крохотной птичкой. Не знаю возможно подобное или тоже у нас водятся, то такую видел впервые. Самый причудливый клюв, что я видел, на Земле у клеста, как у сломанных кусачек, а эта пернатая имела два клюва. Длинные канареечные они располагались друг от друга где-то на девяноста градусов и могли открываться как одновременно, так и врозь. При этом, когда они открывались одновременно, пространство между ними заполняла прозрачная перепонка, чего не происходило по отдельности. За все время, что с ней был, я так и не услышал ее пения, только короткий свист, когда чего-нибудь пугалась. Заяц же наоборот доставал своими барабанными концертами. Кормил их одной и той же травой, которая буквально кишела насекомыми. Чем больше она гнила, тем больше их плодилось. Сначала я давал ее птахе, потом, уже очищенную от насекомых, передавал зайцу «мавру» - так я его назвал. Над птичкой тоже долго думать не пришлось. Ее я назвал «януська» от мифического Януса. Нужно было как-то общаться с ними.
Все это ждало впереди, а пока я стоял и тупо смотрел на свой плот.
Начало темнеть.
Вот когда я почувствовал себя оторванным от дома, родных, близких! И это чувство не было пугающим или тоскливым. Наоборот, оно предвещало неведомое, хотя несколько жуткое, но все-таки притягивающее ощущение.
Вскоре наступила абсолютная темнота и лишь шум прибоя и порывы ветра отвлекали от дурных мыслей. Ни звезд на небе, ни Луны, ничего.
— Вы так и будете стоять до утра? - спросил внутренний голос, подозрительно похожий на голос Ниминоки.
— А что делать-то? – развел я руками, которых не видел.
— Действуйте.
— Плыть что ли? – начал я возмущаться, узнав старика. – Не видно ж ни черта! Вы бы хоть мне прибор ночного видения в линзы вставили, а то хоть глаз выколи.
— Так лучше?
— Ого!
Они и это предусмотрели. Можно было догадаться, что и это закономерно.
— Так тигичане видят ночью, - продолжал голос Ниминоки. – их зрение приспособлено как к темноте, так и к яркому свету, но об этом позже. Может и вовсе не придется. Простите нас, что так скоро вас оставили. Эти острова иногда достигают тигичане, когда отправляются на поиски Сомы, поэтому вы должны понять, что нельзя рисковать даже при всей нашей оснащенности.
После этой речи у меня перед глазами появилась извилистая оранжевая пунктирная стрелка.
— Следуйте в этом направлении. Доверьтесь и ничего не бойтесь. Вы не на что не споткнетесь и никуда не упадете. Идите, чего стоите?
Я подался вперед сначала осторожно, затем более увереннее пошел в направлении стрелки. Видел только очертания рельефа и незначительные его мелки особенности и мог бы справиться сам, если б знал куда шагать. До темноты я успел разглядеть окрестность. Остров был небольшой и довольно пустынный, лишь кое-где пробивалась травка на камнях и желтел мох, а горизонт со всех сторон заполнял океан.