П л а т о в. Он занял свое место.

П е т р о в а. Игнатьев занял свое место в вашей системе как технический зам, я… как административно-хозяйственный. (Шутка.) Завхоз.

П л а т о в. Вы — директор, Виктория Николаевна.

П е т р о в а. Завхоз. Комендант. Когда я подписываю бумаги, Леночка, секретарша моя, спрашивает — а шеф в курсе? А шеф…

П л а т о в. Я ей всыплю! То есть вы ей всыпьте.

П е т р о в а (у стола Платова). Образцы новой мебели. Выбрали? Для моего кабинета — тоже?

П л а т о в. Виктория Николаевна, выбирать и утверждать — вам, вы — директор. Вы даже меня уволить можете, не то что Калинкина!

П е т р о в а. Вас — не могу.

П л а т о в. Почему?

П е т р о в а. Что за кокетство, Владимир Петрович.

П л а т о в. А все же?

П е т р о в а. Если я подпишу вам заявление, — если бы оно было, разумеется, — вспыхнет вооруженное восстание. Во всяком случае, все полторы тысячи, до копировщиц, будут смотреть на меня, как на самоубийцу.

П л а т о в. Виктория Николаевна… а хотелось бы?

П е т р о в а. Вас уволить?

П л а т о в. Меня уволить.

П е т р о в а (шутка). Иногда.

Платов и Петрова посмеялись.

П л а т о в. Ну, спасибо!.. Кстати, рассказали бы об анонимке, которая лежит в вашем сейфе?

П е т р о в а. Вот это письмо. (Кладет перед Платовым конверт.) Можете прочесть и выбросить. Или просто выбросить, не читая.

П л а т о в. Спасибо.

П е т р о в а. Итак…

П л а т о в. Итак, мы сработаемся.

П е т р о в а. Будем надеяться.

П л а т о в. Сработаемся!

П е т р о в а. Наконец… если возникли принципиальные расхождения — есть ведь партком.

П л а т о в. Есть.

П е т р о в а. Секретарь.

П л а т о в. Отличный мужик!

П е т р о в а. Умница.

П л а т о в. Интеллигент.

П е т р о в а. Отличный мужик. Если возникли расхождения…

П л а т о в. Мы сработаемся, Виктория Николаевна.

П е т р о в а. Срабатываемся, если угодно.

П л а т о в. Угодно!.. Да и что нам секретарь? (Шутка.) Мы и сами с усами, а?

П е т р о в а. Пожалуй!

П л а т о в. Сами секретари, а?

П е т р о в а. Бывшие.

П л а т о в. Остается что-то! Впрочем, я-то недолго секретарствовал, год, а вот вы…

П е т р о в а. Шесть лет.

П л а т о в. Шесть! Пока вас в райком от нас не увели. И вот теперь — вновь в родные стены, а?

П е т р о в а. Директором.

П л а т о в. Директором. Мы сработаемся и без секретаря, Виктория Николаевна.

П е т р о в а. Очень надеюсь, Владимир Петрович. Но…

П л а т о в. Собственно, а почему отдавать ему, родному, роль судьи-батюшки? Мудреет он, на две головы выше становится, что ли, на отчетно-выборный период?

П е т р о в а. Сработаемся — не значит, как мы должны, наконец, усвоить, что я принимаю или приму отведенную мне роль в вашей системе, Владимир Петрович. Мне тоже не хотелось бы по этому вопросу, или по другому, обращаться в партком, коль скоро мы сами все-таки уже не секретари, но боюсь все-таки…

П л а т о в. Все-таки…

П е т р о в а. Вот, скажем, с этим Калинкиным…

П л а т о в (шутка). А представим, что, скажем, я — еще секретарь?

П е т р о в а. Ну… представим.

П л а т о в. И вы все-таки действительно пришли ко мне в партком. С ним (указывая на себя), со злодеем.

П е т р о в а. Представим.

П л а т о в. И я — секретарь — выслушал директора и главного специалиста…

П е т р о в а. …Злодея. И что же вы — как секретарь — сказали бы директору?

П л а т о в. А вот что, Виктория Николаевна… Сегодня, вот через полчаса уже, решается — быть ли новой фирме, первой проектно-строительной! Сегодня как воздух необходимо ваше единство в руководстве!..

П е т р о в а. Тогда, разреши, я назову первое, что для этого необходимо.

П л а т о в. Слушаю.

П е т р о в а. Первое, что необходимо сделать, — успеть до актива вывесить согласованный приказ о Калинкине.

П л а т о в. Слушаю.

П е т р о в а. Люди, которые через эти полчаса заполнят зал, действительно должны понять: реорганизация — не очередная кампания, это — всерьез, и поэтому первым делом мы избавляемся от балласта, от Калинкиных, которые мешали и мешают нам жить и работать по-старому и уже просто не дадут — по-новому!.. Знаешь, какая реакция будет на приказ?

П л а т о в. Слушаю тебя.

П е т р о в а. Аплодисменты!.. Эти аплодисменты, кстати, будут и тому единству в руководстве, о котором ты справедливо печешься!

П л а т о в. Слушаю тебя, слушаю.

П е т р о в а. О приказе — известно. И если бы даже дирекция пожелала теперь взять его назад — это воспримут как результат скрытого, скрываемого конфликта с месткомом, как наличие нездоровых отношений в руководстве… Между директором и главным специалистом! Вот давай, секретарь, и подумаем, а нужен ли нам этот конфликт… Особенно сегодня, сейчас.

П л а т о в. Дадим слово злодею.

П е т р о в а. Только тогда представим, что секретарь теперь уже — я.

П л а т о в. Представим!

П е т р о в а. Известно, почему был снят прежний директор.

П л а т о в. Известно.

П е т р о в а. На этом настоял ты, Платов, и райком тебя поддержал.

П л а т о в. Ты.

П е т р о в а. Я.

П л а т о в. Добро — не забываю.

П е т р о в а. Но второго директора менять уже не будут даже ради Платова.

П л а т о в. Кого будут менять?

П е т р о в а. Теперь продолжим с Калинкиным.

П л а т о в. Сколько разговоров об одном средненьком старшем инженере, если вдуматься, а?

П е т р о в а. Закончим с Калинкиным. Приказ о его увольнении встретят аплодисментами, но если этого приказа не будет — знаешь, что произойдет?

П л а т о в. Что?

П е т р о в а. Брожение и раздрай. Люди — не поверят, что все это наконец-то всерьез, и не зажгутся, не до того им будет. И в этом ты убедишься через три минуты уже на своем же месткоме.

П л а т о в. Сегодня что-то все пророчат, как вещие Олеги!..

П е т р о в а. Решающая роль сегодня — за психологическим настроем!

П л а т о в. Секретарь, спроси директора, это для настроя и для морального климата она маячит по утрам в проходной, лично вылавливая опаздывающих?

П е т р о в а. Но не делая при этом ни одного замечания, не наложив пока ни одного взыскания!

П л а т о в. Но люди изводятся втрое больше в ожидании директорских санкций!

П е т р о в а. Но иссяк поток после звонка в проходной, с которым вхолостую боролись столько лет!

П л а т о в. Да если мы проведем эту реорганизацию — ни один Калинкин в фирме сам никогда не опоздает и не прогуляет, а все эти «форточные» собрания в рабочее время станут невозможны, немыслимы, самоубийственно невыгодны для каждого!..

П е т р о в а. За что они обожают тебя?

П л а т о в. Откуда обожание!..

П е т р о в а. Я — справедливей, в конечном счете просто гуманней тебя!.. За что же? Ленка моя даже вырез нового платья с тобой обсуждать бегает, не со мной, с бабой… Даже Калинкин этот!

П л а т о в. Что Калинкин?

П е т р о в а. Готов уже — в огонь и в воду!.. Как иначе расценить эти коленца, которые он начал выделывать при моем появлении?

П л а т о в. Самодеятельность…

П е т р о в а. Самодеятельностью занимался ты, а Калинкин бросился тебя прикрывать. Хотя понимал, что этого его пляса я уже просто не буду иметь права ему простить. Кстати, если б и в самом деле была еще секретарь, тоже отвечающий сегодня за все перед людьми!..

П л а т о в. Если и секретарь сомневается, пойдут ли люди на реорганизацию, я буду гарантировать парткому…

П е т р о в а. А если все-таки не поддержат и завалим дело? Платов, ты — коммунист.

П л а т о в. Пошел главный разговор.

П е т р о в а. То есть?

П л а т о в. Когда говорят о партийности. Дают ли партбилет. Отбирают ли.