— Сегодня мы выдвигаемся на позиции, где корпусу предстоит принять первый бой. Враг хочет прорвать оборону Перемышля и выйти к Львову, чего нельзя ни в коем случае допустить. Мы еще не закончили подготовку новой линии укреплений, поэтому любой ценой надо задержать германские войска.

— Мы не готовы к интенсивному бою, ваше императорское высочество, — высказался штабс-капитан, которого поймали в ресторане.

— Никто не ждет от вас невозможного. Только держать оборону до прихода армии Брусилова.

— Многих это не успокоит. Политические постоянно бузят и только ваш приказ останавливает нас от расстрела большинства. А если они направят оружие против нас? — мрачный подполковник, которого доставили с гауптвахты впервые при мне заговорил.

— У вас есть штатный револьвер. Используйте его по назначению!

— Генералы будут сидеть в городе, когда нам умирать. Разве это справедливо? — вскинулся один из курсантов.

— С вами буду я. Этого достаточно, Прохоров?

Молчание знак согласия.

— Хватит разговоров! Отправляйтесь к вашим подчиненным. Да, пока не забыл. Захватите с собой побольше патронов и воды. Пригодится.

— Но мы пройдем опасный путь через туман…

Напевая песню из своей молодости, я обходил позиции занятые Добровольческим корпусом и проверял общую готовность к отражению наступления германцев. С утра на землю опустился густой туман и лучшего времени для начала атаки не придумаешь, поэтому все солдаты корпуса знали, что ждать осталось недолго. Нервный смех, попытки скрыть страх за отвлеченными разговорами и фатализм в глазах части бывших заключенных. Тяжело в первом бою, да и унтера не все были из ветеранов.

Окопы, подготовленные для нас гражданской администрацией, заставили скривиться, как будто съел кислый лимон. Высотой максимум по пояс, а местами и меньше, без дополнительных укрытий и защиты от обстрелов, огневые точки для пулеметов не предусмотрены и… еще много пунктов. Поэтому солдатам на месте пришлось доделывать укрепления и попутно материть халатность гражданских строителей.

— Ваше императорское высочество, вверенный мне личный состав готов к отражению атаки неприятеля. Командир третьего взвода Прохоров, — поправляя полевую форму поднялся из окопа «золотой» командир.

В Добровольческом корпусе не было званий, поэтому офицерам из штрафников было непривычно такое положение вещей. Зато часть унтеров из тех, кто был собран «с миру по нитке» быстро оценили нововведение и решительно одобряли такой порядок вещей, от чего даже бывшие политические заключенные зашевелились. Для большой армии практика командир-боец неудобно, но в рамках разношерстного корпуса вызовет меньше возмущения. Тем более, в случае успеха я планировал продолжить эксперимент.

— Как настроение, Прохоров?

— Боевое! Через нас враг точно не пройдет!

Главный паникер среди золотой молодежи показывал чудеса храбрости перед своими подчиненными. Оставалось только надеяться, что и в бою он будет вести себя также.

— Благодарю за службу!

Нестройный ответ я уже не слушал, продолжая проверку готовности корпуса к бою. Моя одинокая фигура вызывала разные чувства у людей. Вплоть до противоположных. Раздражение, ярость, воодушевление и подъем боевого духа слились в одном коктейле на деле показывая охватившие Российскую империю противоречия.

Короткие разговоры с солдатами или помощь советом помогали стать немного ближе к ним и отодвинуть чувство страха. Без поддержки трудно. В том числе и от высших офицеров. Генералы бывают разные и тут кому, как повезло. В армии хватает как мясников, так и персонажей точь-в-точь по Лермонтову: «слуга царю, отец солдатам». Почему те же солдаты Стальной дивизии любят генерала Корнилова, хотя у него потери в среднем выше, чем в других дивизиях? Потому что генерал и себя никогда не жалеет и о солдатском быте не забывает. Так сказать, храбрец каких еще стоит поискать.

Задумавшись о вечных солдатских проблемах, я остановился из-за кольнувшего в спину предчувствия и резко упал на землю. Почти сразу же раздался знакомый свист и близкий разрыв, а за ним еще несколько. На несколько минут грохот от взрывов перекрыл все остальные звуки. К счастью, до современной точности еще далеко и снаряды редко попадали в цель. В связи с атмосферным явлением авиационной корректировки сегодня не было и долго бить «в молоко» вражеский командующий не будет. И словно услышав меня обстрел прекратился.

По иронии судьбы во время обстрела я вышел на самые крайние позиции, которые занимал взвод Дзержинского. И по его лицу можно было сказать, что он не очень рад моему появлению. Остальным солдатам было не до меня. Поручик, из числа направленных к нам штрафников, пренебрег каской и теперь смотрел открытыми глазами в небо. Для него война закончилась. Количество кадровых офицеров уменьшается с каждым днем…

— Взвод, к бою!

Опомнившись, унтеры повторили мою команду и руки солдат на автомате начали выполнять отработанный на тренировках порядок действий. Пулеметный расчет из четырех человек основательно готовился к бою без дополнительных распоряжений, да и унтер там был опытный. Остальные солдаты, выставив из окопа винтовки, ждали немцев.

В принципе, любое наступление до начала массовой механизации армий происходило одинаково. Удар артиллерии, бегущая вперед пехота и в лучшем случае фланговые удары кавалерии. Вот только в это время появилась одна серьезная проблема. Насыщение пулеметами превращает любую атаку в кровавую мясорубку.

— Готово, — доложил наводчик пулемета.

— Огонь!

Пулеметная очередь щедро собирала кровавую дань с бегущих на нас немцев. Мы многое, что не успели сделать, в том числе и найти достаточное количество саперов с новыми минами и гранатами, но пулеметов хватало. Поэтому первая пробная атака не успев начаться тут же захлебнулась. Жаль, что это лишь только начало. Противник соберется и с новыми силами погонит солдат на пулеметы. Может быть перед этим еще раз обстреляют.

Как я и предсказывал наступление немцев началось сразу же после очередного артобстрела. К тому же, туман прошел, и артиллерия усилила обстрел, что вылилось в череду точных попаданий по нашим укреплениям и ранению осколками всего пулеметного расчета. Сам пулемет на первый взгляд не пострадал и кроме меня больше некому было встать за него. Быстро организовав эвакуацию раненных в безопасное место, я заметил, что на ногах кроме меня остался Дзержинский и пара испуганных солдат.

— Перезаряжай ленту!

Мой приказ вызвал у него негативную реакцию. Руки сильнее сжали винтовку, а в глазах была заметна внутренняя борьба. Психика на грани срыва. Вокруг трупы вперемешку с землей, да и по окопу раскиданы части тел еще недавно живых людей. Ужасы войны со множеством страшных смертей не проходят бесследно и вызывают стресс даже у самых сильных. В нашем случае еще дополнительно накладывается классовая неприязнь опытного агитатора и организатора восстаний.

— Понимаю какие сейчас мысли в твоей голове. Я концентрация всего, что ты ненавидишь, а в руках оружие, что еще надо для совершения справедливости⁈ Там граница и семья в Швейцарии. Скажешь, что убил великого князя Романова и тебе будут все дороги открыты. С твоим опытом подпольной деятельности легкая задача.

— Думаешь не смогу выстрелить⁈ — с вызовом спросил Дзержинский.

— Стреляй или выполняй приказ, солдат!

Моя рука лежала на рукояти пистолете, и я готов был его применить, но без особого на то желания.

— Слушаюсь, ваше императорское высочество, — сквозь зубы процедил Дзержинский.

Все-таки в глубине души в нем осталось какие-то хорошие качества, которые не позволяют ударить в спину. Смена ленты и новая очередь из пулемета косит врагов. Бегущие немцы падали на землю, как кегли, но за ними бежали все новые и новые солдаты. Тут даже пулеметы не справлялись. А рядом со мной «сгорал» от ненависти Дзержинский на своей шкуре почувствовав все прелести войны, когда рядом могут быть только свои, а на той стороне враги. Простая истина из той же оперы, что и «убей или убьют тебя».