Боец оказался молчаливым. Он почти не смотрел на меня всю дорогу, пока мы шли с тока к машине. А когда миновали милицейское оцепление, мне даже на мгновение показалось, что перед кордоном он занервничал.

— Нежарко в маске? — Спросил я, видя вдали, под большой вишней, спрятанную в темноте девятку Вадима. — Дело к лету. Вечер душный.

— Жарко, — прохрипел боец. — Но снимать не положено.

Он бросил на меня краткий взгляд.

У него были темные небольшие глаза и густые светло-русые брови. На мгновение мне почудилось, что я знаю этот взгляд. Знаю эти глаза.

Хотя виду я и не подал, мне показалось, что он заметил мой мимолетный, подозрительный взгляд. И я не ошибся. В следующее мгновение боец вскинул автомат, пытаясь выстрелить в меня.

— Как тебя зовут, пацан? — Злобно уставился на Вадима Логопед.

Стоя на коленях, с руками за спиной, он посмотрел на разведчика исподлобья. Угрожающий взгляд этого человека почему-то показался Вадиму смешным.

— Молчать, — буркнул Вадим, заполняя под фонариком протокол.

Писать прямо навису, на картонном планшете, было неудобно. Фонарик то и дело приходилось держать в зубах, и всякий раз вынать, когда нужно было что-то сказать.

— Зря борзеешь, — проговорил бандит. — Я ж тебя, суку, все равно достану. Даже с зоны. Думаешь, мусор позорный, ты меня надолго упечешь? Хрена. Выйду скоро. Тогда ты у меня, сука, по-другому заговоришь.

Вадим вздохнул, опустился рядом с Логопедом.

— Обидно, конечно, получилось, — сказал Вадим.

— Чего тебе обидно? — Зло спросил Логопед.

— Обидно, что ты, падла, больно ссыкливый оказался и сдался. А я бы хотел, что б такого урода, как ты, наши ребята пристрелили, как собаку.

Логопед нахмурился, отвел взгляд.

Не успел Вадим подняться, как у него за спиной началась суета. Омоновцы забегали туда-сюда, и Вадим почти сразу понял, что произошло что-то нехорошее.

— Э, че случилось? — Позвал он пробегавшего мимо бойца.

— У нас один погибший! — Обернувшись, крикнул тот.

— Че? — Вадим удивился. — Не было ж потерь!

— Нашего одного нашли, мертвого! В кустах, под забором, лежал. Раздетый и со свернутой шеей!

— Вот сука, — выругался Вадим и в этой неразберихе бросился искать Тургулаева.

Навестись, я ему не дал. Я вцепился в автомат, и мы принялись бороться за оружие.

— Алим… — стиснув зубы, сказал я.

— Дай ключи, — не меняя голоса, сказал командир чеченов. — Тогда, может быть, я оставлю тебя жить.

Я не ответил. Попытался вывернуть автомат, чтобы отобрать. Невысокий, и на вид щупловатый Алим оказался на удивление сильным. А еще довольно техничным.

Чечен внезапно толкнул меня автоматом и дернул в сторону. Когда он успел подставить мне подножку, я не заметил. Я просто грохнулся на землю, но автомата не выпустил. Ремень АК предательски натянулся и увлек Алима за мной.

Чечен упал вместе со мной. Мы принялись кататься в дорожной пыли, силясь вырвать друг у друга оружие.

Я смог его сдюжить. Все же Алим был ниже, легче и мельче меня. Оказавшись на чечене, попытался наставить АК ему в плечо, так как позволял ремень. Хотел хотя бы ранить, чтобы ослабить. Внезапно, Алим убрал правую с цевья оружия. Я услышал, как щелкнул магазин. А потом мне прилетело в лицо. Это боевик огрел меня отстегнутым магазином оружия.

Защититься я не успел, но и не упал. Удержался сверху. Однако чечен воспользовался ситуацией и щелкнул затвором. Последний патрон, покоившийся в оружии, выбросило наружу.

Когда я очухался от удара, нажал на автомат, прижав им Алима к земле. Едва слышно запел металл. Я быстро догадался, что это Алим вынул нож.

Ножа я не видел. Машинально защитился, когда чечен попытался ударить сбоку. Я схватил его за запястье. Мы замерли на несколько мгновений.

У меня промелькнула мысль ударить Алима в лицо, но я удержался от этого. Боевик носил шлем и был велик риск сломать о него запястье. Тогда чечен получит преимущество.

Удар пришелся, откуда не ждали. Чечен напрягся, извернулся и ударил меня коленом в спину. Крепкий наколенник угодил в хребет. Боль разлилась по всему телу. Я увидел, но отвлекся.

Алим дотянулся, схватил меня за шиворот, дернул на себя. Ударил шлемом в скулу. Тут в голове все просто поплыло, и я почувствовал, как чечен сталкивает меня с себя. Потом земля ударила мне в грудь.

— Ключи, Вадим, — встал Алим, избавляясь от бесполезных автомата и бронежилета. — Мне нет времени возиться с тобой.

Отдышавшись, я оглянулся, поднялся на колено.

— Помнишь, что я сказал, когда ты с твоим мертвым дружком выволокли меня из машины? — Угрожающие проговорил я.

Алим молчал, держа наготове свой нож.

— Я пристрелю тебя, как собаку. А я всегда держу свое слово.

Алим извлек ПМ, болтавшийся в кобуре у него на бедре.

— Ну попробуй, — сказал он, передергивая затворную раму.

Он наставил на меня пистолет.

— Если выстрелишь — начнется переполох, — сказал я спокойно. — За тобой тут же пустятся в погоню. И думается мне, ты не уйдешь. Сейчас по всему району работает план-перехват. Они будут искать эту машину.

— Что ж, — Алим медленно расстегнул и сбросил шлем, снял маску. — Если я выстрелю, ты умрешь, а меня будут искать. Выходит, разойтись миром будет в наших же интересах. Отдай ключи и иди себе спокойно.

Полминуты мы стояли в полном молчании. Потом Алим подогнал:

— Ну? Иначе я заберу их сам, когда прострелю тебя.

Я хмыкнул:

— Ну? Каково тебе?

— О чем ты? — Нахмурил брови боевик.

— Уже второй раз бросаешь своих. Сваливаешь, как крыса с тонущего корабля. Просто оставляешь товарищей на убой.

— Не заговаривай мне зубы, Вадим, — улыбнулся почему-то чечен. — Времени на задушевные разговоры у нас нету. Но, хочу сказать, что ты неплохо осведомлен обо мне и моих делах. Впрочем, этому нечего удивляться. Ты же оперативник.

— Нет, — пожал я плечами.

— Как это, нет?

— Я простой охранник. Работяга, который спутал все твои планы.

Алим хохотнул.

— Ты врешь, Вадим. Ты убил одного из наших. Парня, который считался лучшим в рукопашном бою. А ты его придушил, как девчонку. Второго захватил. Раненный и в одиночку. Нужно быть дураком, чтобы поверить, будто ты не состоишь с силовых структурах. И конечно же, я не поверю. Кончай болтать и давай сюда ключи.

Я глянул на дорогу, ведущую к мехтоку. Старая, уложенная еще в советские годы асфальтированная трасса была пустой и обветшалой. Разбитая тяжелыми грузовиками, она заворачивала за посадку, отделяющую бетонный забор тока. Там, за углом, стоял кордон. Милиция не могла видеть, что происходит на таком отдалении.

— Что ж. Мне все равно. Можешь не верить, — я достал ключи. Показал их Алиму. — Но факт остается фактом. Тебя переиграл работяга. Даже не военный.

— Если даже так, то что тут сказать? Ну не повезло, — кривовато пожал плечами Алим. — Бывает. Я человек негордый. Сегодня случилась неудача, завтра она обернется в удачу.

Я сделал медленный шаг, протягивая ключи.

— Вот что мне интересно, — начал я. — Как за тобой идут люди? Ты придаешь своих уже второй раз. Обрекаешь их на смерть, чтобы спастись сам. А они продолжают идти.

— Любой из моих бойцов знает, на что идет, — проговорил Алим, наблюдая за каждым моим шагом. — И каждый готов к смерти. В раю, по правую руку от всевышнего, каждого из них ждет бесконечное блаженство. Они умирают с улыбкой на устах. С радостью.

— Я убил Булу, — сказал я холодно.

Кривая, мерзковатая ухмылка вмиг слетела с губ Алима.

— Отомстил ему за моего друга. За то, что он пытался его убить. И почти убил. И знаешь что?

Я приблизился к Алиму почти на расстояние вытянутой руки. Дуло пистолета едва не уперлось мне в грудь.

— Что-то я не видел улыбки, когда он умирал. Зато видел предсмертную агонию. И это твоя вина. Ты говоришь, что сражаешься за свободу своего народа, но это не так. Ты всего лишь наживаешься, принося все новых и новых сыновей твоей свободной Ичкерии в жертву, чтобы зарабатывать деньги на их жизнях. А потом, если вдруг случается «неудача», просто трусливо сбегаешь. Настоящий лидер, ничего не скажешь.