Когда остальные стали подниматься из ямы, я принялся уходить, пробираться сквозь заросли вверх по склону. Был велик шанс, что они тоже полезут сюда искать меня.

Аккуратно, но быстро следуя выше и выше, я услышал звук автомобильного двигателя. В первые мгновения мне показалось, что они завели Патрол, и сматываются сами. Однако, когда с берега раздались щелчки выстрелов, я замер. Обернулся. По кому-то, но не по мне, работали автоматы, снабженные глушителями.

Решившись, я вернулся чуть пониже. Продрался сквозь заросли, чтобы увидеть берег.

— Вот сука… — Прохрипел я, переводя дыхание после подъема.

Они обстреливали уже знакомые мне Жигули. Машина, взявшаяся у реки непонятно откуда, замерла на гальке. Боевики, поднявшиеся из котлована, вели по ней огонь очередями. Те, кто остался у Патрола, разряжали в машину пистолеты.

Пятерка тряслась и оседала на пробитых колесах. Всюду летели брызги стекол. Защитившись ей, словно амбразурой, у распахнутой водительской двери, сидел, прижавшись к кузову, человек.

Я торопливо переместил свою спортивную сумку-паленку адидас со спины на живот, достал бинокль, стал смотреть.

— Мля… — Выругался я. — Вадим? Откуда ты, сука, тут взялся?

Разведчик, тем временем, не терял ни секунды. Он достал ПМ, и, вытянув руку, стал стрелять куда-то вверх и сторону, чтобы хотя бы обозначить, что он вооружен, и просто подойти и прикончить его не получится. Чеченов это, кажется, не сильно впечатлило, и они продолжали высаживать в машину Вадима патрон за патроном.

Думал я недолго. Мысль мгновенно промчалась в голове: если они его убьют, у меня больше не будет связи с РУОПом. Я не смогу довести дело до конца. А когда Тургулаев узнает, что с одним из его сотрудников случилась беда, может быть, уже слишком поздно, ведь сделка к тому времени, скорее всего, состоится.

Я не стал рассуждать о том, как Вадим тут оказался. Если ему не пришли на помощь товарищи, если ОМОН до сих пор не зачищает берег, значит, он здесь один. Тогда я просто помчался вниз, быстро, как мог.

Это было непросто: густо поросший деревьями и кустами склон мешал продвигаться, но все же я спускался к берегу. ЗнАком, что я еще не опоздал, была неутихающая стрельба.

Я проехал на зданице несколько метров, спрыгнул в небольшой овражик, вымытый тут дождями, цепляясь за ветви, продолжил продвигаться все ниже и ниже. Когда склон немного выровнялся, я понял, что нахожусь почти у пляжа. Дальше уже можно было бежать, и я со всех ног помчался к опушке, защищая лицо от ветвей деревьев.

Когда оказался на краю пляжа, увидел, как Вадим, прижатый огнем, перезаряжает пистолет. Справа в боевом построении, к нему двигался один из боевиков, тот самый, лысый. Остальные продолжали обстреливать машину, сосредоточившись на ее передней части: капоте и правой пассажирской двери.

Найдя на краю леса поваленное дерево, я лег за бревно, достал мой четырёх зарядный наган. Обрез с такого расстояния был почти бесполезен.

Когда боевик был уже близко, а увлеченный Вадим не мог поднять головы, чтобы ответить им, я прицелился в главаря, а потом отправил в него две пули. Хлопнуло дважды. Обе легли ему под ноги. Рядом с берцами чечена, из земли вырвались пару облачков пыли. Он напрягся, присел, а потом стал строчить из автомата туда, откуда, по его мнению, пролетело — куда-то в лес. Я пригнул голову, когда сверху засвистели пули. Несколько из них выбили из ближайшей акации щепки, я почувствовал, как они, вперемешку с иголками, посыпались мне за шиворот.

Что-то проорав своим, чечен стал перезаряжаться. Остальная группа открыла огонь по мне, но наугад. Прежде чем опустить голову за бревном, я успел заметить, как пацаны в спортивках обходят Вадима с другого бока. Прижатый огнем разведчик вынырнул из-за укрытия, чтобы открыть огонь. Что было дальше, я только услышал: ряд пистолетных хлопков и глухой стон. Оставалось только надеяться, что стон принадлежал не Вадиму.

Я же с трудом стянул с себя сумку и сунул ее в какую-то вымоину, под деревом. Взяв обрез, по-пластунски полез в сторону. Когда почувствовал, что огонь по мне стихает, поднялся, побежал среди кустов.

Судя по тому, что командир чеченцев заорал что-то, меня заметили. Убегая со всех ног, я услышал новые звуки автоматной стрельбы, но успел укрыться за широким стволом ближайшего дерева. Пули стали с треском врезаться в его кору. Переводя дыхание, я прокрутил барабан нагана, оценив оставшиеся две пули.

— Шансов — один к ста, — проговорил я с нехорошей ухмылкой.

За спиной трещало и хлопало, что-то кричали чечены. Когда стрельба снова ослабла, я опустился к земле, пополз среди зарослей, потом снова побежал. Что творится на пляже, я не видел. Сейчас я сосредоточился на одном: обойти их сбоку.

Когда достиг нового укрытия: другого дерева, гораздо менее широкого, чем прошлое, смог увидеть, что там происходит. Один из чеченцев в спортивном лежал на земле, схватившись за простреленную ногу, другой залег у тела своего товарища. Троица, что палила по мне из всех стволов, теперь рассредоточилась за укрытиями: кто-то лежал за сухим стволом дерева, покоившегося на пляже, другие пристроились за большим вывернутым из земли корневищем, которое река принесла откуда-то с гор.

Боевики крутили головами, высматривали, с какой стороны по ним ведется огонь. Я припал к стволу спиной. От адреналина кружилась голова и захватывало дух. Пришлось даже продышаться. Стиснув рукоять нагана, я решился.

Я выскочил из-за дерева, разрядил револьвер в сторону чеченцев. Конечно, не попал.

Первым понял откуда стрельба тот, рядом с которым легли пули. Они высекли из затвердевшей почвы, обволакивающей корневище, пару фонтанчиков пыли. Здоровенный, с окладистой бородой чечен обернулся, вскинул автомат.

Как он начал стрелять, я уже не видел, потому что спрятался за деревом. Пули снова засвистели вокруг, заволновали ближайшие кушери. Несколько из пуль с глухими хлопками вошли в древесину у меня за спиной. Я сунул бесполезный наган за пояс, под градом пуль сполз под дерево, схватился за укороченную рукоять обреза, а потом наугад, не глядя, разрядил его за спину. К моему удивлению, стрельба прекратилась. Я аккуратно выглянул из-за ствола.

Дробь не могла нанести бронированным солдатом каких-либо серьезных повреждений, особенно с такого расстояния. Она, скорее всего, ложилась им под ноги широким веером, причем на излете. Однако эффект это производило. Боевики залегли, пряча головы. Посчитали, наверное, что по ним палят из охотничьего ружья.

Торопливо перезаряжая обрез, я поглядывал, что там творится. В следующее мгновение увидел, как решившийся на риск Вадим, побежал. Его голова замелькала поверх крыши Жигулей, загораживающих обзор. Разведчик устремился к опушке леса. Один из лежащих боевиков заметил это. Он ловко извернулся, лег боком, выставив оружие в сторону Вадима. Раздалась очередь.

Голова разведчика, которая только и была в моем поле зрения, дернулась, и он упал куда-то к земле.

— Мля…— прохрипел я. — Застрелили…

В душе, от досады и злости, занялся пожар. Я вскинул обрез и дал дуплетом примерно по стрелявшему боевику. Рядом с ним тут же упала дробь. Она подняла фонтанчики пыли вокруг чечена, дернула кое-где одежду на теле боевика. Тот пригнул голову, а что было дальше, я не видел, потому что откинул пустой обрез, ведь патронов не осталось, и бросился бежать.

За спиной закричали, снова раздались автоматные очереди.

Вадим не знал, кто пришел ему на помощь. Был ли это один человек, или группа, сказать он затруднялся. Насколько он успел заметить, огонь вели с нескольких сторон, и разведчик пришел к выводу, что стреляли как минимум двое. Когда по боевикам стали палить дробью, он подумал, что это какие-то смелые охотники, бродившие по округе, решили выручить Вадима.

Впрочем, долго рассуждать ему не хотелось. Как только Вадим заметил, что по боевикам выстрелили из охотничьего ружья, и те отвлеклись на стрелка, он со всех ног помчался к опушке леса.