— Вот видишь? — угрюмо начал Була. — Он убил двоих наших. Он словно демон, не человек. Израненный, голодный, безоружный. И забрал жизни двух наших солдат.

Алим обернулся, глянул вдаль, на уже пустую дорогу.

— Он оказался славным воином. Но сейчас нам не до мести, Була. Дома война. Войне нужны войны, а войнам оружие. Так что мы возвращаемся. Все.

С этими словами лидер боевиков отправился обратно к хатенке. Була проводил его тяжелым взглядом.

Трассу я нашел быстро, выехал, добавил газу. Машинально глянул на запястье, привычным делом ища там часы. Моей Монтаны не было. Забрали, суки. На руке телепался только браслет из жесткой веревки, который немного ослаб и теперь болтался, обнажая стертую кожу.

— Сука… — с досадой протянул я.

Дорога была томной и пустой. Разметка на старой асфальтированной трассе давно стерлась. За окном, в ночной темноте, мелькал привычный кубанский пейзаж: поле с одной стороны, редковатая посадка с другой. Мне не попалось ни одного дорожного указателя, и это беспокоило. Я мог вообще ехать в другую, от Армавира сторону.

Когда боевик сзади застонал и зашевелился, я решил довести дело с ним до конца. Стиснув зубы, я замедлил большой джип, съехал на землистую обочину.

Вооружившись трофейной финкой, я вышел из машины, забрав на всякий случай ключи. Открыл заднюю дверь.

Чечен оказался крепким. Он почти сразу бросился на меня, схватил за футболку, замахнулся. Я ударил первым. Кулак щелкнул о его челюсть, когда я от души врезал боевику в лицо. При этом щелкнули также и его зубы. Тот сразу отпустил, упал на подножку верхней частью тела.

— Поднимайся, мразь, — проговорил я спокойно, взяв его за шкирку.

Тот, низко повесив голову, приподнялся на руках. Схватив его за влажные от пота волосы, я приложил ему второй раз, потом, для верности, третий. Чечен завалился между сидений, бессильно протянув руки из машины. Голова повисла за бортом джипа.

Я выволок тяжелого парня из машины. Он тоже был довольно крепким, но немного полноватым. По возрасту не старше Зелимхана. Об этом говорила его длинная, но редкая борода и молодое лицо, покрытое оспинами на щеках.

Срезав финкой ремни безопасности, я завязал ему руки за спиной, не забыл также и о ногах. Над кляпом тоже думал не долго, а просто содрал с него рубаху, покромсал на куски, опустился рядом.

— Рот открой, — проговорил я слабо шевелящемуся на земле чечену.

Тот замычал, пряча от меня избитое в кровь лицо.

— Рот открой, говорю, — дернул я его за волосы, нажал на челюстные мышцы, потом зажал нос.

Находясь на границе сознания, он поддался, и я тут же запихнул ему в рот тряпку. Когда набил поплотнее, он пришел в себя, засопративлялся. Пришлось дать ему еще разок по морде, чтобы успокоить.

Багажник открылся далеко не сразу. Смятая дверь сначала не поддавалась, и пришлось приложить немало усилий, чтобы распахнуть ее.

— Отъелся, мля… — пробурчал я, взваливая чечена на плечо, словно мешок картошки.

Грубо кинув его в багажное отделение, я захлопнул дверцу, а потом сел за руль и отправился вперед по дороге.

Несколько часов спустя

— Зря мы в это ввязались, — буркнул Женя, рассматривая чечена, привязанного к стулу.

Тот сидел, повесив голову, и, кажется, был без сознания.

— Не можешь ты спокойно работать, Витя. Ой, не можешь, — добавил Корзун, закуривая сигарету.

Вернулся в город я почти под утро. Сразу поехал к Степанычу. К моему удивлению, у него дома собралась вся компания: были там Женя с Фимой, и даже Марина, не находившая себе места. Девушка приехала к старику вместе с Сомом. Сонный бандит потягивал кофе, приготовленный ему Степанычем. Как я узнал позже, они собрались вместе, чтобы начать мои поиски.

Сому я велел отвести девушку домой и ждать там. Марина сначала протестовала, но смерилась, когда я напомнил ей о нашем договоре. Потом я позвонил Вадиму, надеясь, что он возьмет трубку. Он взял и, услышав, что я угнал у чеченов машину, в придачу с одним из боевиков, тут же согласился встретиться. После мы все вместе отправились на контору, где была назначена встреча, и по пути я рассказал мужикам все, что произошло со мной за последние полтора суток.

— Тут хоть не кури, — одернул Женю Степаныч, стоявший, опершись о стену. — Мы еще вентиляцию недоделали. Надымишь же. Потом хрен провертишь. Одну за одной же тянешь.

Корзун безэмоционально глянул на Степананыча, но все же выкинул сигарету на нижнюю ступеньку лестницы, притоптал бычок.

— Так надо, Женя, — проговорил я, подходя к боевику. — Надо пресечь всю эту хрень с оружием.

— Ты мог бы сказать, во что ввязался. Чего молчал? — Похолодел голосом Корзун. — А если бы тебя там, у них, пришили? Если бы тебя прикончили эти чеченцы? А мы даже не знали, где ты. Что тогда?

— Так было надо, — отрезал я.

— Витя, — вздохнул Степаныч. — Женя прав. Ты зря нам ничего не сказал.

Я опустился к чечену, подняв его за волосы, всмотрелся в лицо. Кажется, я сильно его приложил. Надеюсь, говорить сможет.

— Слушайте, — встал я. — А что бы было, если бы я вам сказал?

— Мы помогли бы. Ты не попал бы в их лапы, — ровным тоном проговорил Женя.

— Или погибли бы в перестрелке, — возразил я. — Они планировали засаду. Думали, что на стрелку к ним приедет какая-то армавирская молодежь, а они просто повяжут их и будут требовать выкуп. А если бы мы поехали толпой, нас просто обстреляли бы. Кто-нибудь мог погибнуть.

— Ты мог погибнуть, Витя, — покачал головой Степаныч. Понимаю, ты хотел уберечь нас, но мы, каждый из нас и все тут, всегда защищаем друг друга. Всегда выручаем друг друга. В этом суть. В этом наш стержень. Поэтому мы до сих пор живы.

Я молчал, глядя Степанычу в глаза.

— Это было очень эгоистично с твоей стороны. — Проговорил он вполголоса. — Что бы мы делали, если бы ты погиб? Как бы мы спали по ночам, зная, что не пришли тебе на выручку, когда это было нужно?

— Вы бы жили. Это главное, — проговорил я.

В глазах Степаныча заблестело какое-то недоумение. Они с Женей переглянулись.

— Такое надо решать вместе, — начал Женя. — Ты не должен рисковать в одиночку.

— Я должен сохранить жизнь моих близких людей, Женя. Этим я и занимаюсь.

— Для тебя все средства хороши, что ли? Так нельзя, — строго проговорил Степаныч.

— Там, на реке, группа была бы слишком заметной, — ответил я. — Лучше одному.

— Вот как, — Женя сошел с лестницы. — Мы для тебя, значит, обуза?

Корзун нахмурил свои белесые брови, пошел на меня.

— Все, что я делаю нужно для защиты Обороны и моих близких людей. Вас, то есть.

— Мы для тебя обуза, что ли? Нянькаться с нами вздумал? — Завелся Женя. — Я воевал! А ты со мной нянькаться⁈ Как с дитем⁈

— Успокойся, — проговорил я.

— Мужики, харе, — Степаныч отлип от стенки, пошел к нам.

— Мы все вместе решаем! Хватит решать за нас! Сегодня это, а завета че? Попрешь из Обороны, если че будет не по-твоему? Герой, блин! — Повысил голос Женя.

— Что ты несешь? — Прошипел я сквозь зубы.

— Да просто ты много на себя берешь!

Женя толкнул меня в грудь, я ответил тем же.

— Супермен, мля, нашелся! Вандам-арнольд шфарцнеггер! Сдохнешь, а мы и не узнаем! — Отступил Женя.

— Хватит вам, как дети малые! — Вклинился между нами Степаныч. — У нас щас общая беда. Надо ее прежде всего устранить.

— Я не позволю вам умереть еще раз, — от досады, ляпнул я не подумав. Глянул на Женю поверх Степанычева плеча.

— Че? — Удивился Женя.

Степаныч тоже обернулся ко мне.

— Приехали! — Спустился на нижний этаж прачечной Фима. — Ихняя машина подъехала!

— Веди сюда, — сказал я Фиме, и тот тут же поднялся обратно.

Я украдкой облегченно вздохнул. Надо ж было такое ляпнуть? «Умереть еще раз»… Благо появился Фима, и все отвлеклись на него.

Через полминуты к нам спустился Тургулаев в сопровождении Фимы и Вадима. Разведчик поздоровался со всеми за руку. Подполковник же сразу направился к пленному, поднял его голову за волосы, всмотрелся в лицо.