В следующий раз я очнулся в новом месте. Открыл глаза, потому что луч света, проходивший сквозь щель в деревянных стенах, нагрел мне глаза, красным пробился сквозь веки.

Я не сразу додумался, что привязан. Голова еще гудела. Сначала, неловко пошевелившись, я почувствовал боль в ноге. Потом понял, что сильно болит лицо. И только в последнюю очередь, я ощутил, как веревки натирают запястья.

С трудом разлепив глаза, я проморгался. Потом увидел, что сижу на земляном полу какого-то сарая. Во рту кляп, руки связаны за спиной и прилажены к вкопанному в землю деревянному столбу, служившему углом для сарая. Сарай был дырявым и невысоким. Сбитый из деревянных дощечек, он пропускал тонкие лучики света сквозь свои щели.

Внутри валялся какой-то хлам: сломанный велосипед, гнилые матрасы, котелки и железная посуда, старые газеты, отсыревшие книги. Пахло земляной пылью, но воздух был прохладным. Тут гуляли сквозняки.

Я быстро понял, что меня охраняют. За небольшой деревянной дверью кто-то топтался. Я понял это сначала по лучам пробивавшегося света, которые то и дело заслоняло чужое тело. Потом за дверью закряхтели, харкнув, сплюнули.

Видать, я где-то за городом. Скорее всего, какая-то станица или хуторок, где обосновались боевики. Видимо, они заняли тут какую-то хатенку.

По прохладному воздуху я догадался, что сейчас утро. Значит, я всю ночь просидел у них в плену.

Ноги затекли, и я попытался переместить их в более удобное положение, застонал от боли, когда двинул раненой ногой. Тем не менее я заметил, что меня перевязали, чтобы я не терял крови. Надо же. На месте не убили. Значит, решают, что со мной делать дальше.

Очень хотелось пить, однако, поблизости не было ни намека на воду.

Так, что мы имеем? Ситуация — хреновей некуда. Я в плену у чеченов, но хотя бы Вадим смог уйти. Если он свяжется со своей группой, расскажет, что случилось, был шанс, что меня вызволят. Однако надеяться только на них я не мог. Нужно было что-то предпринять.

Я попытался подвигать веревкой, чтобы понять, можно ли ее перетереть о столб. Вверх и вниз она практически не перемещалась. Возможно, ее продели в щели и завязали с обратной стороны, на внешней стене сарая. Хотя сказать точно я не мог. Сидел я очень тесно, вплотную к столбу, и это серьезно сковывало движения. Все же, кривясь от боли, я попытался подвигать путами из стороны в сторону. Веревка с противным хрустом задвигалась. М-да… Это будет непросто. Однако вода точит камень. Если у меня будет достаточно времени, я смогу перетереть ее.

Поняв это, я стал шарить взглядом вокруг. Искать, есть ли тут что-нибудь потяжелее. Что-нибудь такое, что можно было бы использовать как оружие. Из подходящего на глаза мне попались только ржавые вилы без черенка, валявшиеся в соседнем углу. М-да…

Я принял более удобное положение. Стал двигать веревку туда-сюда. Она едва шевелилась, но я почувствовал, что за две минуты работы путы заходили чуть свободнее. Правда, к этому времени я уже натер себе запястья. Ну да делать нечего. Я просто продолжил.

Затих, только когда за дверью грюкнули чем-то металлическим. Видимо, вынули железный крюк из петли, чтобы открыть ее. Потом шаркнуло дерево. Так. Тут есть еще и засов.

Дверца распахнулась, и яркий свет ударил в глаза, немного ослепив меня. Я сощурился, но зрение почти сразу привыкло. Внутрь заглянул чеченец с окладистой широкой бородой. Оружия при нем я заметил не сразу.

У него было полноватое, строгое лицо, широкие щеки и маленькие черные глаза. Он носил кепку на коротких темно-русых волосах, и одет был в армейские штаны и серую тонкую рубаху, с подкатанными рукавами. Портупею с кобурой я заметил у него на бедре в последнюю очередь. Я понял, что это тот самый, что стрелял в Вадима, когда разведчик бежал к лесу.

— Очнулся, — проговорил он совершенно чисто, без характерных для чеченцев интонаций.

Ответить я ему не мог, и только поднял взгляд, глянул исподлобья.

— Что, не боишься? — Хмыкнул он.

Я просто продолжал сверлить чечена взглядом.

— Не боишься, — протянул боевик и захлопнул дверь.

Снаружи раздались приглушенные разговоры. Разобрать их я не смог. Через полминуты все стихло. Я прислушался, а потом медленно, чтобы не вызвать подозрений, стал перетирать веревку дальше.

Минут через сорок к часовому у дверей подошел кто-то новый.

— Ну что он там? — Раздался за дверью спокойный, высоковатый мужской голос.

Ему ответили, но я не разобрал что. Потом дверь стали отпирать и распахнули. Внутрь заглянули двое мужчин: бородатый и еще один. Новым был тот самый лидер чеченов, который вел их на речном берегу. Оба уставились на меня, и лидер, пригнувшись, вошел. Дверь за ним тут же закрыли.

Теперь, без бронежилета и оружия, он не выглядел таким уж грузным. Невысокий, но крепкий мужчина далеко за сорок носил армейские штаны и серую, закатанную на руках кофту. Его горбоносое лицо украшала аккуратная черная борода. На лысой голове виднелся темный налет отрастающих волос.

Оберегая голову от потолочных балок, он приблизился. Посмотрел на меня свысока. Потянувшись сзади, за пояс, достал мой наган, сел на корточки.

— А ты крепкий, — проговорил он на удивление мягким голосом. — Один не побоялся вступиться за товарища, а? С ружьем да наганом на взвод вооруженных бойцов попер. Отчаянный. У меня таких любят. Уважают. Тебя мои тоже зауважали. Все, кроме Зелимхана. Он на тебя очень злиться. Ну оно и понятно, — мужчина стал разглядывать наган. — Его в рукопашной мало кто мог одолеть. А ты, вот, одолел. Глупости, конечно, но Зелимхан считает, что ты его унизил. Опозорил в глазах всех наших воинов. Очень хочет отрезать тебе голову. А я вот, пока думаю, стоит ли ему разрешить это сделать.

Я слушал внимательно, не отводил взгляда от темных крупных глаз мужчины.

— М-да… Задача. — выдохнул он. — Давай-ка, задам я тебе пару вопросов. И оттого, что ты на них мне ответишь, будет зависеть мое решение. Ну как, согласен?

Боевик немного подождал, видимо, ожидая от меня какого-то ответа, но не дождавшись, продолжил.

— Ладно. Кричать и звать на помощь ты не будешь. Я таких, как ты, видел. И убивал. Потому иди-ка сюда.

Он приблизился, стал развязывать узел у меня на затылке, потом сорвал тряпку, которая заполняла мне рот. Дал продышаться.

— Ну так что? Жить хочешь? — Улыбнулся он, будто бы совсем по-доброму.

— Какая разница? Раз уже это решать не мне, — проговорил я, чувствуя, что веревка за спиной заходила намного свободнее, чем раньше.

— И верно, — он вздохнул. — Ну, знаешь что? Нам бы хотелось, чтобы ты хотел жить.

— Хотите за меня денег, — проговорил я.

— Догадливый, — он улыбнулся. — А может, и чего посерьезнее. Если на то будет воля Аллаха.

Мужчина замолчал, продолжая улыбаться.

— Как тебя зовут? — Спросил он вдруг.

Тогда я смекнул, что, если чечен почувствует выгоду, почувствует, что с меня можно что-нибудь стрясти, я смогу потянуть время. Пожить еще немного и придумать, как выбраться. А может быть, подоспеет Тургулаев. Правда, на это надеяться было глупо. Всегда лучше в первую очередь рассчитывать на себя.

— Вадим, — солгал я.

— А меня Алим. Алим Исмаилович, — снова улыбнулся он.

Сказал ли он мне правду, понять было нельзя. Да и какой смысл сейчас об этом думать?

— Не скажу, что рад знакомству, — проговорил я.

— Скажи, Вадим, — продолжал Алим Исмаилович. — А что ты делал там, на берегу реки? Почему решил ввязаться в перестрелку?

— Охотился, — проговорил я. — Услышал стрельбу. Увидел, что человек в беде. И решил прийти на помощь.

— Как благородно, — сказал он с едва уловимым сомнением в голосе.

— Мой дед воевал в Великой отечественной, — заглянул я ему в глаза. — Отец — в Афгане. А до этого в Чехословакии был. По-другому я не могу. Так уж воспитали.

— Отец у тебя живой?

— Да.

— Чем занимается?

— Бизнесмен, — снова солгал я.

— Богатый, наверное, — показал он в улыбке немного щербатый рот.