— Все будет хорошо. Я смогу тебя защитить, ты же знаешь.

Лицо девушки было горячим и влажным. Я чувствовал, как ее дыхание, прерываемое приступами плача, увлажняет мою рубашку, как мокнет ткань от ее слез.

— Знаю! Конечно, знаю! — Марина подняла раскрасневшееся лицо, заглянула мне в глаза. — Но я устала, Витя! Я больше не хочу ходить по улицам и оглядываться! Я очень устала от всего этого! Кто-то вечно стреляет рядом со мной! Что-то вечно взрывается! Я как магнит для всех этих дурацких стрелок и прочей бандитской дряни!

— Обещаю, — я погладил девушку по волосам. — Я сделаю так, что ты всегда будешь в безопасности. Что тебе больше не надо будет обо всем этом беспокоиться.

Марина перестала плакать, очень забавно, совсем по-детски всхлипнула, утерла опухшие глаза.

— Я тебе верю, — сказала она убежденно. — Верю, Витя. Ты ведь мне никогда не врешь.

— Не вру.

— Но… Но я боюсь…

— Будь сильной, — я улыбнулся. — Помнишь наш договор? Видишь же, что я свою часть исполняю.

— Я знаю, — она сглотнула. — Просто… Просто я все равно боюсь. А вдруг… Вдруг с тобой что-то случиться? Ведь все это так опасно… Вдруг в один из дней случиться так, что ты…

Лицо ее снова искривилось, и по щекам побежали новые дорожки слез.

— Спокойно, Марина, — обнял ее я, когда девушка опять припала к моему плечу. — Спокойно. Такого не случится.

— Вот. Теперь врешь. — Приглушенно проговорила она. — Может случиться все что угодно. Ты же понимаешь.

Я вздохнул.

— Понимаю, Марин. Действительно, иногда моя работа бывает опасной. Иногда приходится иметь дело с очень нехорошими людьми. Но я выдержу. И выживу. Я всегда выдерживаю. И никому не позволю навредить ни тебе, ни кому-то из моих близких.

— Ты так уверенно об этом говоришь, Витя, — отстранилась она. — Уверенно, словно это уже наступивший факт. Но…

Девушка замолчала. Потом сглотнула, словно бы не решаясь договорить.

— Но, что?

— Но что, если ценою для этого станет твоя жизнь? Сегодня, когда взорвалась та бомба, на миг я подумала, что тебя тоже задело… А что, если когда-нибудь и правда заденет? Что тогда? Что будет, если тебе будет угрожать очень большая опасность? Что, если нам будет угрожать большая опасность? Ты тоже пойдешь до конца? Как всегда? Ты защитишь меня, но… оставишь одну?..

С этими словами Марина заглянула мне в глаза. Теперь взгляд девушки был холодным и жестким. Решительным. Таким, которого я у Марины еще ни разу не встречал. Будто бы она говорила о чем-то, что сейчас считала самым важным в жизни.

А в следующий момент я сделал то, что не делал никогда. И этот поступок изумил меня самого. Я не выдержал ее взгляда и отвел глаза. Я знал ответ на ее вопрос. Марина тоже знала.

Вся моя прошлая жизнь, которую я провел в инвалидном кресле, была для меня чем-то не сильно отличающимся от ада. Беспросветность изо дня в день. Чувство, когда душа твоя кипит, и ты постоянно хочешь что-то сделать, что-то свершить, но не можешь. Для меня мало какая физическая мука могла бы с этим сравниться.

Я понимал, что, если отступлюсь, если проиграю, могу прийти к такому же, а может быть и к более печальному результату. Могу снова обречь моих друзей и других, новых людей, что стали для меня близкими, на смерть. Могу снова стать слабым. И смерть для меня — лучшая доля, чем слабость.

— Ты все еще исполняешь свою часть договора? — сказала она монотонным, словно робот, голосом.

Не ответив, я поджал губы.

— Знаешь, Витя. Сейчас я бы хотела, чтобы ты солгал мне.

Мы оба замолчали. В квартире стало тихо. Свет мы не включали, и потому табло электронных часов, стоящих у телефона на столике, светило своими зелеными черточками цифр особенно ярко. Приятный запах Марининого, разгоряченного от плача тела, смешался с ее духами и щекотал нос.

— О чем ты мечтаешь, Марин? — Вдруг зачем-то спросил я.

— О том, чтобы у нас с тобой всегда все было хорошо. О том, чтобы нам было безопасно, — проговорила девушка.

— Надо же, — хмыкнул я горько. — Я тоже мечтаю об этом. Я мечтаю сделать мир лучше и безопаснее. Если не могу для всех, то хотя бы для близких. Но мечты не исполняются просто так. Для этого надо работать. И чем-то жертвовать. И я готов.

— Какой тогда смысл? — Всхлипнула Марина. — Какой тогда смысл делать мир лучше для меня, если для этого тебе придется рисковать своей жизнью?

— Рисковать — еще не значит расстаться с ней. Давай заключим новый договор. Еще один.

— Какой? — Спросила она тихо.

— Я пообещаю тебе, что со мной все будет хорошо. Ты пообещаешь, что не станешь…

— Я всегда буду переживать и бояться за тебя… — Перебила Марина торопливо.

— Знаю. Но ты пообещаешь, что не станешь накручивать себя. Не станешь переживать напрасно. Иначе это чувство съест тебя с потрохами. Уж поверь. Я знаю, о чем говорю. Лучше надейся. Надейся, что все будет хорошо.

Марина вздохнула и снова посмотрела мне в глаза. Теперь ее выражение было другим. Оно смягчилось, и я видел в нем надежду.

— Ладно, Витя. Если так, то я буду надеяться. Надеяться, что дальше все будет хорошо.

Когда мы поговорили, Марина ушла в ванную, чтобы умыться. Я же направился в свою комнату и разыскал там записную книжку Брагина, а еще визитку, которую дал мне Вадим.

С ней я пошел к телефону и позвонил разведчику. Трубку взяли далеко не сразу. Мне пришлось набрать номер трижды, чтобы дозвониться. Признаюсь, я думал, что Вадим и вовсе не ответит. Вдруг номер, что он дал мне, не принадлежит разведчику?

Однако в один момент длинные гудки кончились, и на том конце подняли трубку.

— Да?

— Вадим?

— Кто это? — Обеспокоенно прозвучал его голос.

— Говорит Летов.

— А-а-а-а-а… Витя. Откуда у тебя этот… Ах да… Я же сам дал его тебе.

— В чем дело, Вадим? — Начал я. — Ты говорил, позвонишь, но на связь так и не вышел.

— Если честно, — начал он почему-то вполголоса. — Сейчас не лучшее время для всех этих разговоров. Давай я свяжусь с тобой…

— Сегодня в центре города мясуховские взорвали гранату. Маленький Чоба убит. Я сам видел, как он взлетел на воздух. Граната взорвалась едва ли у меня не под носом.

— Ты ранен? — Спросил он вдруг.

— Нет. Но оружия у них все больше, Вадим. А времени у нас все меньше. Ты тянешь. Если ответ твоего командира будет негативный, мне придется самому принимать меры, чтобы обеспечить безопасность себе и своим людям.

В трубке некоторое время шумела тишина.

— Нет, он готов встретиться, — ответил наконец Вадим. — Просто, ты тоже пойми, у нас своя работа. Оперативная работа. А в сутках, к сожалению, всего двадцать четыре часа. Я не сплю уже вторые.

— Сочувствую, — сухо ответил я.

— М-да… Ладно. Мы и сами видим, что ситуация обостряется. Есть кое-какая информация… Короче. Ладно, убедил, Летов. Медлить нельзя. Завтра вечером мы с тобой увидимся и поедем к Хазировичу. Он не против встретиться, но что он решит, я сказать не могу. Короче. Жди звонка завтра в шесть вечера.

— Ты понимаешь, что, если не позвонишь, сотрудничества не будет, — покачал я головой.

— Понимаю. Потому и позвоню. До связи, Витя.

Вечер следующего дня. Трасса Армавир-Отрадная

Сегодня вечером из Майкопа должна была прийти первая машина с грузом, и потому Адам с Русланом отправились в путь. Им нужно было проследить, чтобы разгрузка товара прошла в штатном режиме, осталась никем не замеченной, а главное, чтобы все привезенное соответствовало спискам, которые передали им чеченцы.

До этого, днем, Руслан говорил с Корастелевым, и тот сообщил, что все должно быть четко, патрон к патрону.

— Это люди серьезные, — сказал он тогда. — Если чего недосчитаются, будут проблемы. Это тебе не бандюки с окраины, с которыми можно договориться на месте, если в схроне не достанет автомата.

Конечно, после этого у Руслана с полковником случился конфликт. Багиров предъявил Корастелеву, что то, что он замыслил — ужасная затея. Снабжать оружием боевиков, силой отколовшихся от страны людей, кто уже во всю промышляет заказными похищениями и ведет гражданскую войну со своими же пророссийскими гражданами — что может быть ниже?