Кроули хотел, чтобы Йорк приехал посмотреть шоу, но он также хотел, чтобы Йорк понял, в чем он был замешан. Его советы впечатляют:

Вы, кажется, думаете, что Орден — это салонная игра.

Такое мышление — ваша основная ошибка в отношении Жизни.

Вы находитесь в очень большой опасности стать «обозревателем». Их очень много! В этом году теософия, затем христианская наука, затем психоанализ, затем внутренний свет.

[…] Вам нужна Дисциплина больше, чем любому другому из тех, кого я когда-либо знал. Я каждый день благословляю свои звезды, что у меня были такие жестокие животные, как Экенштейн и Ананда Меттейя, которые запугивали меня, и что у меня есть чутье прислушиваться к их предупреждениям.

Надежды нет т. д. Всегда проклятие трусов. Не было никакой надежды на разгром испанской армады, не так ли?[498]

8 октября The New York Times фотографировала Кроули и выставку, в то время как Гермер оскорблял Берту. Кроули отказался подать ему руку. У Гермера случилась истерика, когда он сказал фон Альвенслебену и Штайнеру, что не будет платить свою долю. Кроули обсуждал случай Гермера с доктором Адлером, который находился в Берлине[499]. Гермер успокоился.

Шоу Кроули началось в субботу, 10 октября 1931 года. Прибыв в 11 часов утра, художник застал Билл разговаривающей с Марселлусом Шиффером, новатором кабаре и пионером немецкого мюзикла»[500]. Нирендорф сообщил посетителям, что Кроули мог предложить больше, чем британские артисты, находящиеся под французским влиянием, боявшиеся собственной тени:

Я сразу заметил его понимание Дикса, Нольде, Бекмана, Отто Мюллера, Шмидт — Ротлуффа и Шольца. Он впервые увидел работы этих художников, и его интуитивное суждение было абсолютно здравым и в то же время непритязательным, которого никогда не проявляют равнодушные зрители художников. В более поздних беседах он также показал себя сдержанным, совершенно свободным от притворства и без излишней чувствительности перед лицом критических возражений против своих картин.

Нирендорф заключил: «Критическая оценка его картин — не мое дело. За ними стоит необычайно яркий и энергичный аутсайдер, настоящий мужчина с элементарной инстинктивной силой»[501]. Ванилла Бир, одна из ведущих абстрактных экспрессионистов современности, так говорит об искусстве Кроули: «Суть в том, что он никогда не повторял себя: скорее рисковал, чем уверенно завершал картину; понимал искусство как внутреннее путешествие, оставляющее внешние следы».

Берлин приветствовал Алистера Кроули, и шоу получило положительные отзывы.

* * *

Уцелел поразительно современный билет на выставку Ньюманн-Нирендорф в галерее Порца. На обороте — примечание, написанное от руки. Кроули сообщил «Нику» — полковнику Картеру — о нестабильных политических событиях. Обычно он не мог удержаться от острот о вмешательстве Картера в его брак:

Гогенцоллерны заполнили Гефсиманкирхе в ««Мертвое воскресенье». Толпа Гитлера-Гинденбурга хотела вернуть их. Вероятно, они будут у власти до Рождества. Но это будет означать французское вмешательство, а также революцию, которая закончится анархией с вероятной попыткой Советов захватить страну. Это означает, что Ник не годится для своей работы, если он беспокоится о личных делах других людей в вопросах морали или религии. И он слишком много говорит! 666[502].

Несмотря на юмор, отчет Кроули был серьезным. «Мертвое воскресенье» относится к ноябрьскому «Totensonntag», установленному в 1816 году королевским указом как священный день для лютеранских церквей в память о погибших, особенно прусских погибших на войне. Пели «Пробудитесь, голос зовет нас» Филиппа Николая. Это песнопение теперь звучало со всей справедливостью призыва к сопротивлению со стороны антиреспубликанцев, стремившихся восстановить монархию Гогенцоллернов, которая рухнула с горькой капитуляцией Германии в 1918 году, когда старый порядок пал перед непопулярной республикой.

Задуманный отреченным от престола кайзером Гогенцоллерном Вильгельмом II как оплот против социализма, коммунизма и атеизма, Гефсиманкирхе из красного кирпича на Старгардер-штрассе, 77 вместо этого превратился в убежище для радикальных республиканских социалистических групп. Когда антиреспубликанские, промонархические «Гогенцоллерны» выбрали именно эту церковь для «толпы», они не могли быть более провокационными или болезненно политическими. О погибших на войне действительн7о будут помнить! Они не зря погибли! Не сдаваться! Германия должна подняться! Британские, американские, французские и русские идеи демократии должны быть отвергнуты! Навязанная чужеземцами республика — пятно на немецкой душе!

«Мертвое воскресенье» еще называли «Вечным воскресеньем».

Полагая, что Гитлер поддержит восстановление Гогенцоллернов, экс-кайзер разрешил своим сыновьям Августу Вильгельму и Оскару вступить в нацистскую партию в 1930 году. Гитлер подыгрывал Гогенцоллернам, пока они были полезны. Как наглядно демонстрируют обе стороны билета на арт-шоу, Кроули был в курсе дела. Он предвидел скорый конец Веймарской республики.

***

Через несколько дней после открытия арт-шоу Джеральд Гамильтон, берлинский корреспондент The Times, «прислал приглашение со своим мальчиком». Кроули нравилось общество журналиста-гея. Немецкий правительственный шпион, коммунист и сторонник Шинн Фейн, Гамильтон познакомил Кроули с высокопоставленными коммунистами, включая Эрнста Тельмана, в то время как Кроули познакомил коммунистов с их потребностью в Телеме, если они действительно хотели революционизировать мир. Он также шпионил за ними и за Гамильтоном, который переехал в квартиру Билл и Зверя в качестве жильца в январе следующего года.

Возможно, Кроули думал о создании собственного кабаре, потому что 21 октября он провел «совещание с Шифферсом в кафе» с инвестором Жаком Крабо. Билл хорошо ладила с Марго Шиффер. Марго была лесбиянкой; она сыграла сценическую «подругу» Марлен Дитрих. Они оба обожали Марлен.

После сумасшедшего ноябрьского дня на «плохом коньяке» в студии художника Макса Брюннинга Кроули и Билл «сошли с ума»: «Мы сорвали с себя одежду и трахались, трахались и трахались. Она прокусила мне губы и язык — кровь залила ее лицо. Мы трахались. И внезапно у нее случился приступ ревности по поводу трех дешевых шлюх у Брюннинга, и я придушил ее». На следующий день: «Проснулся рано и закончил трахать». Кроули провел 12 ноября, восстанавливая силы: «Самое дикое время, которое мы когда-либо проводили». Кроули и Билл дали клятвы целомудрия, любви в согласии с волей: «И пока я звонил по телефону после обеда, она вошла в кабинет и ждала меня с обнаженной задницей».

Двумя днями позже, когда Билл и Марго «переводили Берлинский манифест», в Гессене нацисты праздновали огромный успех на муниципальных выборах.

Воскресенье, 15 ноября

Занимаюсь любовью все утро.

То же самое днем. Прервался из-за (а) Алой женщины, которая мазала свой анус ментоловым вазелином для облегчения… (б) звонка Гамильтона в 5.

Это первое упоминание вазелина в длинном послужном списке Кроули, какой практичной женщиной был Билл! В тот вечер она написала Йорку: «Мой дорогой мальчик, большое спасибо за 5 фунтов стерлингов, что вы отправили мне. Это было облегчением — ты для меня настоящий друг»[503]. Кроули также написал Йорку с Карлсрухерштрассе 2, Берлин-Халензее:

Распутайте свою ««честность». План состоит в том, чтобы отправить меня в Германию, как они сделали с Бернардом Шоу, Фрэнком Харрисом и Оскаром Уайльдом. Тогда и только тогда за нами последуют англичане. Нам нужен штаб здесь, чтобы организовать переводы, продвигать постановки пьес и фильмов и т. д.