Маша. Какой Цой, Толя? Какой снег?

Толя. Белый. Пушистый. Который падает на фонари и тает.

У одних людей, которые жили в долине, никогда не было огня, поэтому ночью им приходилось сидеть в кромешной темноте и мерзнуть. Спать по ночам они боялись из-за ночных хищников, поэтому спали днем – но какой днем сон? Люди из долины не высыпались и ходили потом остаток дня раздраженные и злые, а ночью садились в кружок и боялись. Ели они мало, невкусно и постоянно болели.

В горах над долиной жили другие люди, у которых огонь был давно. Понятное дело, жили они намного лучше людей из долины. Хорошо ели, ночью спали вдоволь – вокруг костра, которого боялись ночные хищники.

Один из горных людей, внимательный и зоркий, видел сверху, как плохо живут без огня люди в долине. Он долго наблюдал за тем, как долинные люди чихают и кашляют, бродят бесцельно с серыми лицами или просто лежат на холодной земле, пытаясь выспаться. Сердце горца постоянно больно сжималось из-за увиденного, и в один из особо неприятных пасмурных дней он не выдержал и пошел к своему отцу, который был самым главным горным человеком.

– Отец, – сказал зоркий горец, – люди в долине совсем извелись без огня, а у нас его много. Можно я отнесу им несколько горячих угольков?

Отец подумал, оглаживая длинную бороду, несколько долгих минут, а после сказал, что в этом нет смысла. Потому как, обретя огонь, долинные люди обретут и силу. А кто знает, не захочется ли им после этого забрать у горных людей вообще все и – что еще хуже – самим поселиться в горах?

– Ты прав, отец, – сказал зоркий горец и ушел, вздыхая, к жене и детям.

Однако следующей же ночью он бесшумным зверем пробрался к костру, не беспокоя спящих, и вынул из него несколько самых больших угольков. Положил их на плоский камень и стал осторожно спускаться с гор вниз, стараясь не уронить драгоценный груз.

Между горами и долиной тянулась узкая полоска старого, полумертвого леса – черные ели и корявые сосны с мишенями паутин на ветвях. В лесу жили поджарые черные волки, и зоркий горец об этом знал, поэтому предварительно вымазался вонючей дрянью из помойной ямы, чтобы пахло от него противно и несъедобно. Шел он по лесу медленно, выверяя каждый шаг и прикрывая угольки на камне ладонью.

Горец был человеком смелым, но черных волков все-таки побаивался. Старые люди говорили, что черные волки – это бывшие люди, которые умерли на огне еще в те давние времена, когда одни люди употребляли других в пищу, предварительно зажарив. Теперь же волки, по словам стариков, в отместку ели тех, кто пользовался огнем, а у горца как раз светились угли на камне.

Горец почти уже вышел из лесу, как вдруг зацепился ногой за торчащий дугой из земли корень и растянулся во весь рост, выпустив из рук драгоценный камень с углями.

Горец чуть не заплакал от ужаса и досады и хотел было, вскочив, собрать угли на камень, но тут из-за деревьев вышли узкие острые тени с горящими ядовитой зеленью парами глаз. «Волки!» – закричал про себя горец, готовясь умирать.

Однако волки не тронули его. Они молча проглотили все угли, кроме одного, из которого высунулся вдруг тонкий оранжевый язычок и принялся пожирать усохшую траву.

Горец ринулся было бежать обратно в горы, но зацепился за тот же корень и упал, ударившись головой и потеряв сознание. Маленький огонек вырос в большой и подобрался к лежащему без движения горцу. Одежда на нем загорелась, только горец ничего не почувствовал. Он не очнулся – даже когда его руки вытянулись в тонкие черные лапы и…

– Дашунь, подожди, телефон. Да. Нет, Дашку укладываю. Да. Нет, мам, не надо завтра. Прекрати извиняться, никто не спит еще. Ну забыла, ну и что? Нет, не приезжай, я дома буду. Да, дома. Целую неделю дома. Ничего, все в порядке, просто на больничном. Нет, не грипп. Порезался на работе. Нет, ерунда совсем. Честно. Честно. Да, честно. Все, мам, пойду. Да. Спокойной ночи.

Толя, Антон и Маша сидят на кухне у Толи. Рядом с Антоном на столе – бутылка пива, с Машей – чашка чая. Толя сидит без всего, руки спокойно лежат на коленях.

Маша. Толя, а где пепельница?

Толя (привставая). Сейчас.

Маша. Да сиди ты, я сама возьму.

Толя. В духовке.

Маша (открывая духовку и вынимая из нее пепельницу). А почему здесь?

Толя. Она все равно не работает.

Антон. От Светки прячешь?

Толя. Я взрослый человек. Мне прятать нечего.

Совсем короткая пауза.

Маша. Толя. Ты курить, что ли, бросаешь?

Толя. Нет. Просто не хочется.

Антон. Тебе курить не хочется? Тебе?

Толя. Мне. Не хочется.

Маша. Ему нельзя, наверное.

Толя. Все мне можно. Просто не хочу.

Антон. Противно?

Толя. Нет, не противно.

Антон. Ну я не понимаю тогда.

Маша. Так, а сигареты у тебя есть?

Толя. В куртке, наверное.

Маша поднимается и выходит из кухни, поставив на стол пепельницу. Антон берет бутылку, смотрит на Толю, после ставит на стол, так и не выпив.

Толя (смеется). Да прекрати ты.

Антон. Может быть, ты и прав. Наверное, пора уже завязывать.

Толя. Ты меня неправильно понял.

Возвращается Маша с пачкой сигарет, садится, кладет сигареты рядом с пепельницей.

Маша. Новенькая, в пленке. Натурально бросил, да, Толя?

Толя. Нет.

Маша. Тогда я не понимаю. И скажи, где спички. Толя. На плите посмотри.

Маша идет к плите, находит спички, возвращается, садится.

Маша (показывая на сигареты). Я распакую,™ не против?

Толя. Нет, не против.

Маша неумело сдирает с пачки пленку, вынимает сигарету, закуривает. Спичку кладет в пепельницу.

Маша (Антону). Слушай, надо, наверное, еще подежурить в парке. Вдруг она вернется все-таки.

Антон. Маш, если ее полиция не нашла…

Маша. Полиция и не искала особо. Делать им нечего. Портреты повесили по магазинам, и все.

Антон. Я-то ее не видел. Что мне этот портрет.

Маша. Я видела – и что? Совсем не помню. Описала как могла, и, мне кажется, совсем непохоже получилось.

Антон. Ну, может, кто-то узнает. Сообщит.

Маша. Таких теток по району – вагон. Одинаковые все. Какая из них она? Я, наверное, узнаю, если увижу ее в парке как раз, с собаками, а так…

Толя тихонько встает и уходит.

Антон. Проверишь Дашку? Может, раскрылась.

Маша. Покурю и схожу.

Антон. Ты же не курила раньше?

Маша. А сейчас курю. Какая разница?

Антон. Ну… вредно.

Маша. Правда? Удивил, честное слово.

Антон. А я вот никогда не курил и не собираюсь.

Маша. Молодец. Можешь даже за это выпить.

Антон (берет бутылку и как бы отдает честь, слегка прикоснувшись бутылкой к виску). Твое здоровье. (Делает глоток.)

Маша. Как будто бы Толя с нами, да?

Антон. Маш, не начинай.

Маша. Нет-нет, со мной нормально все. Ощущение просто такое. Будто бы он тут сидел с нами – и на пару минут вышел. И сейчас вернется.

Антон. Ты у него дома, вот тебе и кажется. Аяне такой впечатлительный.

Маша. Ты просто козел, Антоша.

Антон. Ну и пусть. Мне не обидно, знаешь ли.

Маша. А зря. Лучше бы ты обиделся.

Антон. Ага. И драться к тебе полез бы.

Маша. Ну, это в твоем репертуаре. С женщинами драться. Антон. Это бред, Маша. Самый обыкновенный бред.

Очень длинная пауза, во время которой Маша и Антон смотрят в разные стороны.