— Дело обычное, — подтвердила Кики. — А ты что скажешь?
— Да вот утром видал Ивана-царевича… За жар-птицей идет. Если дойдет — коня он проворонил.
Кики и Яга прыснули.
— А что так?
— Волк серый съел. К тебе он собирался, кстати, Ягуся, дорогу спрашивать.
Яга переглянулась с Кикиморой и пожала плечами.
— У меня только дурак был. Недолго, правда.
Кики покачала головой и встала проверить котелок.
— Не любит наша Ягуся гостей.
— Вот, корешков докинь, — вытащил Леший из сумы добычу. — Иван-царевич поболее дурака умом слаб. Еще его увидишь, наверное… Корил он волка серого и гнобил. Да так, что тот готов был в слуги себя ему на всю жизнь и отдать.
— За что же это?
— Так за коня. Съеденного.
Вся троица долго смеялась.
— Вот идиот… — пробормотала Яга. — Говорю ведь вам — туго с людьми, очень туго.
И взялась в турку кофе насыпать да речной водой заливать, да в пепел возле костра закапывать. По-турецки, значит, чтоб изготовить.
— Ну, второй парень удивил — и за волка заступился, — почесал бороду Леший. — Сказал, дескать, служба должна быть в дружбу. А иначе — все вкривь и вкось пойдет. Давно не видывал я таких. К чужим бедам душой не ровных. И Ивана-царевича пешком отправил.
— Царевича? Пешком?! — изумилась Кикимора. — Да как же он дойдет-то?
— Парень говорит «пешочком», — ответил Леший и расхохотался.
— Остряк, — фыркнула Яга.
— Добрая душа, — сказал Леший. — Светлая. Помогать ему станем, вот что я вам говорю.
А потом был вечер, и была ночь, и были звезды, и были загадки, и были песни, и был кофе, так что Яга и думать забыла про какого-то парня со светлою душой, и что помогать божества лесные ему поклялись перед костром.
4. Яблочком да по блюдечку
…все демоны, бесы и ангелы смотрят кино
С нашими ссорами, ранами, прощальными письмами. Они
Мечтают вслух, читая нам истории, где все хорошо.
Вельвет. Все хорошо.
— Эх, Кики… жаль мне Ягусю нашу. Смотри, как спит сладко.
— Сладко-то сладко, а на лбу складка — видишь? От хорошей жизни в бабы Яги не подаются. В мужиков она и вовсе не верит. Обидел кто, что ли? Не рассказывает ведь.
— А что, если подсобить? Божества мы с тобой иль нет?
— Ты что ж, этим, как его, угентством по знакомствам хочешь для нее сделаться?
— Это что ж за бусурман такой?
— Ягуся рассказывала. Тоже, наверное, шуточка айтишная. Так она это называет. Вроде в перевернутом мире, там, у нее — есть такое заведение. Портретик свой даешь, и тебе пару ищут.
Леший задумался, покопался в бороде, выудил березовый листик. Светало, небо на востоке зеленеть начало. Яга заснула на бревне, старики заботливо накрыли ее одеялом из прошлогодних листьев.
— Мне тот парень вчерашний понравился. Иваном кличут. Все одно мы его защищать поклялись. Может, его возьмем?
— Всех их Иванами кличут. Человеком порядочным имя не делает.
— Непорядочных лесные боги не защищают. Мы вообще давно никого под покровительство не брали.
— Ну, убедил… Что делать будем? Ему ведь Ягусю надо увидеть без носа и без волос этих ее стариковских. Чтоб настоящий портрет, так сказать.
Кикимора почесала в голове, Леший тоже призадумался. А потом пришла светлая мысль в его лохматую голову:
— Речка Смородина! Устрой, чтоб Ягуся пошла в ней искупаться. А я Ивана заманю. Вот и посмотрим, хорошо твое заведение по знакомствам или нет.
— Это ты придумал, Леший! Значит, и заведение твое!
— Наше, душа моя, наше. Яблочко на блюдечке поищи. Вернусь — смотреть будем.
Иван-дурак потянулся сладко. Первый луч солнца просвечивал сквозь молодой березовый листик. Красота какая. Будто что в бок толкнуло… а и хорошо — зорька утренняя, она всегда к хорошему дню. И значит, что к Яге идти можно счастья пытать.
— Иван!
И тут стало ясно, отчего так тепло спалось. Серый Волк под боком. И в глаза преданно так смотрит.
— С добрым утром, Серый Волк, — улыбнулся Иван.
Конечно, случалось ему мечтать просыпаться не одному. Только тут не девица красная нужна — сердца у них… без огонька, ну что интересного-то? Ни мнения, ни жизни собственной, только коса да краса.
Правда, и не про волка он мечтал. Так… знать бы про кого. Чтоб тепло и хорошо. Может, если дом построить, этого хватит?
— А по что нет у тебя красной девицы? — спросил Серый Волк.
Иван-дурак тут челюсть и потерял.
— Так а зачем она мне, красна девица, — сказал рассеянно, а сам башмаки искать принялся да на ноги надевать.
— Ну, как. У добра молодца должна быть красна девица, — почесал Волк под бородой.
— Да ведь и я не добр молодец. Так… дурак.
— Ну, Ваня, зря наговариваешь ты на себя. Очень ты даже умный. Про службу и дружбу мудрость? Мудрость.
— Это так… иногда просветления случаются. Из странствий привез.
Встал Иван, нахлобучил шляпу свою походную, рубаху в штаны заправил, котомку за спину закинул. В небо посмотрел. Ни облачка. Эх, погожий будет денек. Искупаться бы. В ледяной да речке.
— А что, Волк, далеко тут до речки Смородины?
— Так близехонько… Лапой подать.
— Пойдем, искупаемся.
Серый Волк даже сел.
— Я… мне и так хорошо. Речка-то холодная, Вань! Это только сказывают, что огненная. А так — самая обычная. Ну, разве что Змея Горыныча на ней можно встретить. Надо оно тебе?..
— Чистота — залог здоровья. И не смотри так, это тоже из странствий. Уже не помню, кто так говорил. Так, если что, и Горынычу скажем. Давай! Чтоб зуб на зуб не попадал!
Хлопнул Иван в ладоши, да вприпрыжку понесся вперед. Песни насвистывая. Был он уверен, что сегодня случится что-то хорошее. Он каждый день был так уверен. И потому хорошее и случалось.
Кикимора хихикнула и потерла ладошки.
— Давай, голубок, даже лучше получится!
Потянулась зеленой рукой к стакану с чаем. Да нашарила желтую вазу. Яга притащила. «Цветы ставить», — сказала. «Для интерьеру».
Выпила, не отрываясь от блюдечка. Поморщилась — чтой-то энто такое?.. Ах, вода цветочная. Когда задул ветер сзади, пригнулись деревья.
— Ну как там? Получилось? Встретились? — присоседился к супруге Леший.
— Чаю подай, — потребовала Кикимора. — И себе возьми. Он тоже купаться идет. Ой, будет весело! Как хорошо ты придумал, муженек!
— Я вообще умный, — гордо сказал Леший.
Это, конечно, каждый знал, но все равно приятно.
Яга весело покачивала корзинкой и мчалась по тропинке вприпрыжку. Пирожки от Кики. Как мило с ее стороны. Вот вроде и сидит в овраге и за злой дух ее все почитают, а на деле — душенька, как Леший ее и называет. Варенья, которые она варит, соленья, припарки, пирожки и компоты. Да там целую марку можно открыть — «Kiki’s». Только по что им — людей Леший и Кикимора не уважают за редким исключением. Вроде вчерашнего.
Как того парня зовут? Иван? Кто бы сомневался, ха. И как же именно ЭТОГО Ивана среди иных узнать. А узнать надо. И быть на его стороне. Они поклялись, а она, кроме того, что барышня с милым каре, еще и баба Яга, божество лесное.
Пирожки — с дикими вишнями из компота. Ах. Сейчас домой прибежать и с чаем…
Кики еще и шапочку дала. Красную, вязаную. Говорит, чтоб голову не простудить, как искупаешься. А непременно иди на Смородину, искупаться в ней на рассвете — хорошая примета. А парик твой, мол, постирать надо — на него ночью енот нагадил. Бывает… Не углядела, уж прости старую.
Хотелось смеяться. Так легко на душе сделалось и светло, как давно не бывало. Будто смыло с нее все горькое и тяжелое. И теперь там прозрачно, и солнышко на дне отражается. Вон оно какое нежное, утреннее. Конечно, горечь снова нарастет, и вновь все будет как раньше, и наденет она парик Яги, и в мир свой «перевернутый», как Кики называет, вернется, но… Сегодня есть сегодня, и это прекрасно. Сегодня не надо быть какой бы то ни было, достаточно того, что ты просто есть.