— Да уж, — усмехнулся Иван, с себя девицу снимая, — это необязательно.

— Нет, я говорила, что провожу до Калинового моста, а и провожу, — откликнулась девица и хлопнула в ладоши.

Лесные да речные мавки уже и лодочку толкали по болотам.

— Садись, Иванушка, мы тебя быстро к Калиновому мосту довезем, — пропели мавки.

Кикимора и Леший переглянулись.

— Скорее яблочко у Кощея достань, — велела Кикимора. — А я задержу их маленько, реку запутаю.

— Ну и коварная ты женщина, — усмехнулся Леший.

— Да не стой столбом! Отправляйся к Кощею! А то продолжение пропустим.

— А что вы там смотрите такое? — заинтересовался и Цар Морской из своего озера.

— Ты мне весь домашний очаг испортил, — фыркнула Кикимора, — не покажем тебе ничего.

— А у меня зеркальце есть, — проказливо прищурился Царь Морской, как в детстве.

И дни летят серой пеленой,

Жизнь пуста без нее одной.

Канцлер Ги. История Воршулы.

Долго ли, коротко ли, доставили мавки под руководством Золотой Рыбки лодку с Иваном под Калинов мост. И сказками они пытались молодца развлекать по дороге, и песнями, и красой своей неземной, да только кивал им Иван и о своем думал. Как бы ему Ясю свою увидеть в зеркале волшебном. И что ей сказать. А чего не говорить лучше. И как назад вернуть или до нее как добраться.

— Только Горыныча до ночи не тревожьте, — наказала одна мавка. — Днем он спит, и если разбудить его, в три раза сильнее злится.

Выскочил Иван на берег, котомку за плечом одернул, на плечо энто опустился ему Вещий Олег.

— Улыбнись, Иванушка, радоваться надо, — прокаркал на ухо. — Скоро Ягу найдешь.

— Я думал, врут это все, что ни дня прожить без любимой нельзя. А это правда, Олежка, оказалась. И свет мене не мил, покуда Ясю не найду.

Золотая Рыбка подперла щеку ладошкой, да на смурного Ивана-дурака смотрела.

— Он всегда такой? — спросила у ворона. — Всю дорогу ни слова не сказал, лежал в лодке, в небо смотрел да вздыхал… Рыцарь печального ордена!

— Не-ет, — протянул Ворон. — Он у нас Иван-весельчак всегда был, бабу Ягу смешил.

Бросил Иван котомку под куст, на землю сам опустился, руки под голову положил, а на лицо — шляпу.

Ждать — так ждать. Советов мудрых слушаться стоит. А Калинов мост — мост как мост. И небо — как небо. Зорька вечерняя скоро. Значит, отвечерять надо, прежде, чем с Горынычем разговаривать да в мир подземных пещер спускаться. Силы нужны.

Вот только ни есть, ни пить Ивану не хотелось.

— Лихорадкой любовною такое кличут, — со знанием дела вещал Олег Вещий.

Вздохнул Иван. Лихорадкой, так лихорадкой. Ладони под щеку положил, на бок развернулся да и снова задремал.

И снилось ему, будто снова он с Ясей в речке Смородине купается, и смеется она заливисто, и брызгами радужными земля полнится.

Золотая Рыбка бродила-бродила по берегу, да и затрясла Ивана за башмак:

— Просыпайся, Иван-дурак! Научи меня веночки плести!

Сел Иванушка, глаза протер, испуганно на девицу в платье золотом косится.

— Что?!.

— Веночки, говорю, — надула Золотая Рыбка губки алые. — Все девицы умеют, а я нет…

Хмыкнул Иван-дурак.

— Так у девиц пойди и поучись. Коль отпустил тебя отец, вольна ты идти на все четыре стороны.

— Нет, — возразила ему Золотая Рыбка, — сказала мне мавка, что с тобой судьбу я свою встречу, а коль не ты это, Ивашка-дурашка, то все равно от тебя не отстану… Ой!

Замерла Золотая Рыбка, увидела что-то. Оглянулся и Иван-дурак.

К Калиновому мосту подбегал Серый Волк, а верхом на нем сидел не кто иной, как Иван-царевич, да на руках у него спала Елена Прекрасная.

— Иван-царевич! — воскликнул Иван-дурак.

— Иван-дурак! — удивился и Иван-царевич.

— Что ты здесь делаешь?! — в один и тот же час вопросили.

А Серый Волк затормозил поспешно, и едва не вылетел Иван-царевич со своею невестой носом вперед.

— Ваня! — обрадовался и Волк, да хвостом завилял, да к нашему Ване бросился.

А царевич с королевишной спящею в траву упали.

Запрыгал Волк вокруг Ивана-дурака, хвостом виляя, а Золотая Рыбка смотрела и диву давалась. Вещий Олег пояснил дочери Царя Морского:

— Это друг… то есть, недруг… тезка, в общем, Ивана нашего, дурака.

— Волк?

— Нет, я про царевича. Волк… ну, он Волк.

Подошел Иван-царевич к Ивану-дурак, да Иван-дурак к Иван-царевичу.

— Я за зеркалом волшебным.

— А я за водою живою.

— Умер у тебя кто, царевич?

— Елена… не Еленой Прекрасной оказалась, — вздохнул царевич, а Волк прижал уши да попятился за спину Ивана-дурака. — Что хоронишься, друг ситный? Кого мне подсунул? Рассказывай!

Бедный Волк Серый — делать нечего — признался Ивану-дураку, что далече было в королевство Елены Прекрасной ехать, вот и сообразили они с Вещим Олегом побежать в дом семи богатырей, гроб камнем разбить да царевну выкрасть. А она не спящая оказалась, а мертвая. Правда, все равно ворочается иногда. Значит, надежда не потеряна.

— Видишь? — показал беду свою и любовь Иван-царевич дураку-Ивану. — А я ее больше жизни люблю…

Почесал затылок Иван-дурак под шляпою.

— Двое уже с лихорадкою любовной, — загнула пальцы Золотая Рыбка и вздохнула.

Вещий Олег каркнул из солидарности.

— Только не всегда такая лихорадка хорошо кончается… — вздохнул, про птицу жар вспоминая.

— На привале я и приметил, да Волка говорить заставил. Спросили мы клубочек волшебный, где тут ближе всего живой воды сыскать, вот и привел он нас к Калиновому мосту. А что дальше делать, я не знаю.

— Не тужи, Иван-царевич, — похлопал его по плечу Иван-дурак. — А в уста сахарные целовать пробовал?

— Это если бы он гроб открыл, подействовало бы, — вмешался Волк Серый. — А гроб разбили мы с Олегом. Но не нам же…

— Пробовал, — сказал Иван-царевич да сурово брови сдвинул, на Волка глядя. — Не работает.

Серый Волк потрусил под кустик, где котомка Ивана-дурака лежала. От греха подальше. И увидел Золотую Рыбку.

— А ты кто такая, красавица?

— А я — Золотая Рыбка, — накрутила Рыбка локон волос рыжих на пальчик белый.

Она подумала, а вдруг это Волк — судьба ее, мавками нагаданная? Но Волк только морду на лапы положил и вздохнул громко, трава даже дрогнула. И ворон слетел ему под бок, да голову под крыло положил.

Вздохнула Золотая Рыбка и пошла ромашки искать да венок плести учиться. На царевну мертвую посмотреть да на Ивана-царевича ей не интересно было — они ей точно не судьба.

А оба Ивана сели на бережку, узами одной беды соединенные.

— А тебе по что зеркало волшебное?

— Да я, это… — сколупнул Иван-дурак корочку с царапины на щеке затянувшейся, — суженую ищу. В перевернутый мир она попала. И только зеркало волшебное может дорогу к ней открыть. В пещерах Змея Горыныча оно хранится. Наверное, там и источник воды живой. Спросим. Говорят, со Змеем ночью говорить лучше.

— Поговорим, — кивнул Иван-царевич да на меч руку положил.

— Не мечом, Иван, не мечом. Языком говорить будем. Так правильнее.

— Иван, мы к Змею Горынычу в логово идем! А ты — «говорить»!

— Так мы ж к нему с просьбой. Как можно просить и меч к горлу приставлять?

— У него три горла, сказывают… А кто твоя суженая? Волк говорил, будто ни одна девица тебе не по нраву.

— У бабы Яги… познакомился. Ясей ее зовут. Иные говорят, и двенадцать голов да горл.

— Не видал я у нее в избе девицы.

— Так что ж, думаешь, побыл полчасика и все повидал? Нет, брат… Яся — это солнышко ясное. Кочевряжиться, конечно, она тоже мастерица, да врать, да вредничать, но настоящая она. Не то что девицы здешние бумажные.

Иван-царевич усмехнулся.

— А Елена что ж, тоже бумажная?

— Это ты узнаешь, когда она проснется. Да ее и не Еленой, небось, величают.

— Твоя правда… Но мне она и Еленою нравится.