Гвардеец приуныл. Тот, что вез Рикарда и остальных, наоборот, приободрился и миролюбиво добавил:

– Да брось, как прибудем – с меня пиво!

На том и порешили. Рик краем уха слушал перебранку, но в основном всматривался вперед, глядя, как на глазах вырастают наблюдательные вышки и приближаются ворота. Сначала они были точкой на горизонте, потом пятном с кулак, и вот перед глазами появились деревянные створки с трех взрослых мужчин высотой. Стена была куда внушительней, чем казалось с холма. На башенках стояло по гвардейцу, которые, несмотря на ранний час, не томились, оперевшись на древко, а стояли ровно, провожая телегу взглядом. Один из них махнул рукой и крикнул вниз, отпирайте, мол.

Створки без скрипа разошлись в стороны, и телеги вкатились внутрь, оставляя ровные борозды на искрящемся песке. Гвардейцы перекинулись парой слов, капитан направил лошадь мимо пары сторожек в сторону правого частокола. Клетки выкатились на небольшую площадь: торцом она упиралась в небольшой гарнизон, а с другой стороны, в отдалении, белели рунные скалы. С того направления раздавался равномерный глухой стук, словно удары киянкой по дереву. Гвардеец спрыгнул, оставив козлы и подняв облачко пыли. Подошел к клетке и буркнул:

– Давай, выходи!

И вот они стояли в лучах рассвета. Гвардейцы молча чего-то ждали, смотря перед собой пустыми глазами – мыслями они были уже дома. Кто в кабачке с кружкой пенного, кто с женой в одной руке и непоседливым дитем в другой, ведь у каждого свой дом. Капитан тихо переговаривался с одним из стражников. Лошади трясли гривами и фыркали, искрящаяся пыль им явно не нравилась. Даже Корин не ухмылялся, лишь свесил руки сквозь решетку и нет-нет, а поглядывал в сторону белых камней. Долан наклонился и шепнул Рику в ухо:

– Интересно, срут они тут тоже в масках?

Рик промолчал, хот понял, о чем речь. Некоторые встречные стражники носили на лицах защитные маски из тонкой металлической сетки. Со множеством мелких отверстий, застегнутые на затылке, они полностью закрывали нос и рот. Не идеальная защита, но разумная мера предосторожности. Они были сделаны из серебристого металла, того же самого, из которого были отлиты доспехи каждого присутствующего гвардейца. Их конвоирам маски не полагались, поэтому военные нервно переминались с ноги на ногу, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Услышав шепот, ближайший гвардеец повернулся к ним. Возмутиться он не успел, капитан зычно рявкнул:

– Идут! Ну-ка, выпрямились, не позорьтесь!

Гвардейцы подобрались. Со стороны гарнизона, поднимая пыль, надвигалась кучка всадников. Минута, и они поравнялись с клетками, осадили лошадей, слезли на землю. На пару гвардейцев Рик не обратил внимания, привык к блеску доспехов перед глазами. Другие двое представляли куда больший интерес хотя бы тем, что выглядели до смешного карикатурно.

Ближе всего стоял священнослужитель, болезненно худой, в простой белой рясе, с бритой налысо головой. Выражение его лица было сухим, как бумага. Скользнув глазами по клеткам, он замер, буравя взглядом колонну новоприбывших.

Второй был толстяком, в темно-синих, богато драпированных одеждах. Позолоченная фурнитура искрилась в лучах солнца, как бы соревнуясь с серебряным блеском доспехов, на пухлых пальцах поблескивали перстни, по одному на каждом, а не некоторых и по два. На фоне гарнизона и унылого пыльного пейзажа он смотрелся как инородный организм, который выдернули со столичного приема и заставили играть театральную роль.

В отличие от церковника, толстяк широко улыбался, потирал пухлые ручки и выглядел очень бодро для рассветного часа. Живо покивал всем, с кем встретился взглядом, поцокал языком. Потом, словно устыдившись своего энтузиазма, покачал головой. Мол, ну и дела… Капитан тем временем приложил пальцы ко лбу и поприветствовал священника.

– Ваша святость.

Худой склонил голову. Капитан повернулся к толстяку, приложил кулак к груди.

– Рад приветствовать вас.

Тот развел руки, будто желая подарить гвардейцу свои объятия.

– Взаимно, безусловно, взаимно! Капитан Гектор Коска, если я правильно понимаю? Впервые у нас?

Гвардеец склонил голову.

– Вы правы. Я получил назначение на конвой этой весной.

– Чудесно, просто чудесно! Всегда рад новым лицам на нашем руднике! Если вы понимаете, о чем я, ха-ха. Шучу. Ну а я – привратник Пинкус Стулус, обойдемся без прочих титулов. Сомнений нет, именно мое имя указано в ваших сопроводительных бумагах, не так ли?

Капитан вновь склонил голову и протянул пару листков. Пинкус схватил их и, не взглянув, начал помахивать ими в воздухе, продолжая представление:

– Также обязан вам представить священнослужителя Иглу, да-да, не удивляйтесь. Со всей ответственностью могу заявить: под его светлым взглядом добыча рун проходит ровно так, как было бы угодно богам!

Толстяк даже коснулся лба, настолько его переполняли чувства. Игла перевел взгляд на него – ничего светлого и доброго в его выцветших глазах не было. Скорее, желание заткнуть привратника, за шкирку забросить всех присутствующих поглубже под землю и отправиться обратно в келью. Пинкус подобный настрой проигнорировал и наконец впился взглядом в бумаги. Побегал глазами по пергаменту, покачиваясь на пятках, помурлыкал что-то себе под нос. Казалось, его единственная дочь выходит замуж, а гвардейцы привезли три телеги приданого, накинув сверху бочонок вина в подарок.

– Ммм, указом владыки… Доставлены в соответствии… Да-да, чудесно! Скажу честно, бумаги раз от раза не меняются, лишь имена вписаны новые, но обязан был проверить, а то будет бардак! А бардак что? Такого нам не надо, все верно! Позвольте ознакомиться?

Не дожидаясь ответа, он бойко зашагал вокруг клеток. Каждые пару шагов останавливался, цокал языком, снова утыкался взглядом в бумаги, шел дальше. Юноши сквозь прутья смотрели мрачно, некоторые отводили глаза. Игла так и стоял, не моргая, и, кажется, не дыша. Поравнявшись с шеренгой, Пинкус еще больше оживился, впился взглядом в Долана.

– Молодой человек, вы…?

Рыжий посмотрел непонимающе, живость привратника даже его выбила из колеи. Пинкус с интересом пялился на него, помахивая бумагами. Рик бы предпочел, чтобы нижнюю часть лица привратника скрывала маска, поскольку смотреть на растянутые в жабьей улыбке пухлые губы было невыносимо. Наконец его напарник по клетке сообразил:

– Долан.

Толстяк снова вперился в бумаги, даже поводил пальцем по строчкам. Удовлетворенно покивал, перевел взгляд на Рика. Тот облизнул сухие губы.

– Рикард.

Следом представились Альбус и Крид, вся их клетка. Пинкус так и кивал, точно его голова была подвешена на шарнирах. Повернулся к капитану.

– Все с юга?

Тот согласно кивнул.

– Этих забрали первыми.

– Так-так, посмотрим. Девятнадцать, восемнадцать, еще раз восемнадцать… Четырнадцать, ого!

Привратник повторно вперся в Альбуса взглядом, от его восторга, казалось, даже Коске стало неуютно. Толстяк шагнул обратно к клеткам.

– Не имею желания оспаривать ваш выбор, капитан Коска! Вы бы знали, что порой нам пытаются впихнуть! Юноши, которым пошел третий десяток – возраст чудесный, не спорю. Но от силы полгода или год, а потом место снова пустует. Или смотришь, а сквозь ошейник даже шею уже не видно, кошмар! А потом возникают вопросы, почему добыто определенное количество, хотя ожидалось абсолютно иное… Нет-нет, такого нам не надо. Бардак никому не нужен, согласны?

Пинкус аж замер на мгновение, настолько его выбили из колеи одни лишь мысли, что может начаться бардак. Игла кашлянул, впервые за все время издав какой-то звук.

– Да-да, к слову об этом…Вижу, в этот раз кара постигла совсем юное дитя, какой кошмар. Конечно, если впредь боги будут милостивы, он пробудет у нас достаточно долго. Но взгляните! Он же худ как жердь! А теперь представьте его с киркой или, того страшнее, на выгрузке камня?

Коска непонимающе молчал, гвардейцы переглянулись.

– Так о чем это я… Ах да! К остальным претензий нет, но этого хотелось бы… уравновесить. Вы же не станете спорить, что во всем важен баланс? Не смотрите на меня так, – Пинкус замахал руками, – понимаю, вы у нас впервые. Вы же не будете против, если я выберу еще одного?