Уже в Департаментах Государственного Совета часть проектируемых Основных Положений вызвала некоторые разногласия, а частью и исправления, и результат работ, представленный Государю, являлся компромиссом между началами, пригодными для свободного политического строя, и другими началами, подсказываемыми консервативными соображениями <…>
Широко намеченная компетенция суда присяжных была тогда же ограничена. В Департаментах Государственного Совета говорилось, что преступления государственные, «как направленные не против частных лиц или отдельных членов общества, а против всего государства или Верховной власти, гораздо важнее и опаснее всех других преступлений, но по особому свойству своему не всегда и не во всех членах общества возбуждают такое отвращение, какое возбуждают другие преступления, особенно если прикрываются ложной наружностью мнимого желания общественного блага <…> С другой стороны, часто вследствие случайного стечения совершенно посторонних обстоятельств, некоторые действия получают в глазах большинства всего населения такое преступное значение, что оно, увлекаясь мщением, страхом и ненавистью, готово придумать для них такие казни, от которых давно уже отказалось правосудие, а еще чаще, вследствие болезненной подозрительности, способно даже действия, вовсе ничего не значащие, принять за важные преступления. При таком настроении умов предоставить присяжным решение вопроса о виновности или невиновности лиц, обвиняемых в государственных преступлениях, значило бы отдать их на жертву народной мстительности». В результате рассмотрение этих преступных деяний было передано суду палат с сословными представителями и Верховному Уголовному Суду.
Таким образом, уже Основные Положения отразили на себе следы некоторой борьбы и вынужденных соглашений и уступок. Позднейшее их обсуждение внесло в них еще больше изменений. Но эти изменения были ничтожны в сравнении с теми, которые явились результатом более позднего законодательства[21]. Вот крупнейшие из них.
В 1866 г. издан закон о печати, судопроизводственные постановления которого составили ст. 12131 и сл. <…> уст. уг. суд. В нем заключались уже значительные изъятия из общих правил судопроизводства по Уставам 1864 г. в сторону усиления полицейского элемента на счет судебного.
В 1870 г. состоялось Высочайшее разрешение министру юстиции на откомандирование для исполнения обязанностей судебных следователей чиновников министерства юстиции <…>
В 1874 г. приостановлено открытие Советов присяжных поверенных и закреплена зависимость адвокатуры от суда. Этот порядок вновь изменен только в 1904 г. (прим. 1 и 2 к ст. 357 учр. суд. уст.).
В 1885 г. сильно поколеблено начало судейской несменяемости (ст. 243, 295, 2951, 2952 учр. суд. уст.).
В 1887 г. установлены значительные ограничения начала публичности судебных заседаний (ст. 620 и сл. уст. уг. суд.).
Законы 1871, 1872 и 1878 гг. постепенно вытеснили судебное разбирательство государственных преступлений, заменив его разбирательством административным. Порядок этот изменился только в 1904 г. (ст. 1030 и сл. уст. уг. суд.), но его новые правила, по содержанию своему, весьма далеки от начал Судебных Уставов.
В 1878 и 1889 гг. сокращена компетенция суда с присяжными заседателями (ст. 2011 и сл. уст. уг. суд.).
В том же 1889 г. закон о земских начальниках нарушил один из основных принципов Судебных Уставов, соединив в лице земского начальника судебную и административную власть.
Недавний закон 18 марта 1906 г. нарушил и еще одно начало Уставов, допустив по важнейшим уголовным делам немотивированные приговоры судов с сословными представителями и отменив по этим делам предварительное следствие и предание суду (прим. 1 и 2 к ст. 2011, прим. к ст. 1031 уст. уг. суд.).
Своего апогея реакция достигла в половине девятидесятых годов прошлого столетия. Ее идеологом явился Министр Юстиции Н. В. Муравьев, вошедший с всеподданнейшим докладом о пересмотре законоположений по судебной части <…> Министр признавал, что реформа 1864 г. имела некоторые положительные качества; но она имела, по его мнению, крупнейшую отрицательную сторону: «несоответствие некоторых ее начал особенностям нашего государственного и общественного быта» <…> Россия получила весьма стройный процессуальный кодекс, вполне пригодный для действия в любом государстве западной Европы, но недостаточно приспособленный к условиям нашего отечества с его историческим складом <…> Попытки частичных исправлений Судебных Уставов не могли помочь делу, именно потому, что они были частичны, и в результате положение у нас судебного дела стало совершенно безотрадным. Необходима коренная, обнимающая всю область судоустройства и судопроизводства реформа, проникнутая единой целью, выполненная по определенной программе, в определенном порядке <…> Исходя из такого взгляда, продолжал министр, «я нахожу прежде всего, что в основу предпринимаемой реформы должно быть положено начало незыблемого утверждения государственного характера и правительственного направления суда и судебного ведомства <…> Принятие мер к укреплению и выяснению истинного назначения суда и судебного ведомства представляется необходимым. При правильном устройстве суд должен быть прежде всего верным и верноподданным проводником и исполнителем самодержавной воли Монарха, всегда направленной к охранению закона и правосудия. С другой стороны, суд, как один из органов правительства, должен быть солидарен с другими его органами во всех законных их действиях и начинаниях. На сем основании он должен оберегать не только существующий законный порядок, но и достоинство государства и его правительствующей власти всюду, где это достоинство может быть затронуто в делах судебного ведомства»[22].
7 апреля 1894 г. Император Александр III утвердил этот доклад и начертал на нем: «Твердо уверен в необходимости всестороннего пересмотра наших Судебных Уставов, чтобы наконец действительное правосудие царило в России». Тогда же была образована комиссия для пересмотра законоположений по судебной части. К 1900 г. работа комиссии была закончена. Ею выработаны были проекты новых редакций учреждения судебных установлений и уставов уголовного и гражданского судопроизводства. В 1901 г. они были внесены в Государственный Совет, но не получили силы закона. Стремление «освободиться от всякой тенденции», считаться только «с указанием трезвой действительности и с соображениями государственной пользы» завело участников муравьевской комиссии слишком далеко <…> Проект был возвращен в Министерство юстиции.
Но как ни серьезны и ни значительны были отступления от начал Судебных Уставов в нашем позднейшем законодательстве, было бы ошибкой и несправедливостью думать, что все оно было направлено только на расшатывание и колебание названных начал. Все эти печальные отступления диктовались особыми политическими воззрениями того времени и особой идеологией стоящих у власти людей, которым были не только чужды, но и невыносимы принципы, заложенные в основание судебной реформы 1864 г. Напротив, в ту область процесса, которая стояла вне соприкосновения с общей политикой, наше позднейшее законодательство внесло много новых постановлений, являющихся или дальнейшим развитием положений Судебных Уставов, или результатом новейших уголовно-политических требований, или, наконец, требований более развитой процессуальной техники. В первую группу могут быть, напр., отнесены постановления законов: 1871, 1878 и 1882 гг. об освидетельствовании обвиняемых и об осмотре и выемке вещественных доказательств (прим. к ст. 353, 3551, 3681 уст. уг. суд.); 1887 г. – об улучшении порядка составления списков присяжных заседателей и о расширении права их участия в постановке вопросов (ст. 762, 764, 808 уст. уг. суд.), а также о расширении прав сторон при апелляционном и кассационном разбирательстве (ст. 157, 879, 882 и др. уст. уг. суд.); 1891 г. – об улучшении условий подготовки к судебной службе (ст. 407 и сл. учр. суд. уст.); 1897 г. – об особенностях в производстве по делам о несовершеннолетних; к ним примыкают более новые законы: 1910 г. – об отмене запрещения касаться на суде с присяжными вопроса о грозящем подсудимому наказании (ст. 673, 746, 801 уст. уг. суд.) и о зачете в наказание времени, проведенного обвиняемым в предварительном заключении (ст. 1911, 968 уст. уг. суд.); 1912 г. – об учреждении кабинетов научно-судебной экспертизы (ст. 4291 и сл. учр. суд. уст.); 1912 г. – о местном суде; 1913 г. – о назначении суточных и путевых денег присяжным заседателям (ст. 1091 учр. суд. уст.). Ко второй категории принадлежит, напр., закон 1913 г. о производстве по восстановлению в правах (ст. 9751 и сл. уст. уг. суд.; начала этого закона восходят к более раннему времени). В третью группу входят законы: 1873 г. – о более надежном порядке доставления повестки обвиняемым (ст. 57 прим., 378 прим. и др. уст. уг. суд.); 1880 г. – о сосредоточении в руках прокуратуры сведений о возбуждении преследования (2781 уст. уг. суд., ср. законы 1909 г., ст. 2961, и 1912 г., ст. 641 уст. уг. суд.); 1883 г. – о примирительном разбирательстве у судебного следователя (ст. 3031 уст. уг. суд., отм. ст. 35 того же уст.); 1886 г. – об отмене, по делам мировой подсудности, предшествовавшего обжалованию «изъявления неудовольствия» (ст. 128, 142 п. 7, 146, 181 уст. уг. суд.).