— Разве не я должна им это сказать? — Резко спрашиваю я, и Агата бросает на меня взгляд.

— Вы можешь приберечь острый язык для своего мужа, миссис Морелли, — спокойно говорит она. — Я лишь следую указаниям дона. Мы разделим обязанности по управлению этим местом, и я уверена, что с моей помощью вы не будете чувствовать себя перегруженной.

То, как она это сказала, задевает, как будто она явно считает меня избалованным ребенком. Все так думают. Горечь пробирается сквозь меня, потому что Петр хотел меня такой какая я есть. Для него я была подарком. Петр хотел меня для себя. Вместо этого я здесь, с мужем, который отказывается трахать меня, и с домом, полным персонала, который, кажется, считает меня раздражителем. Кем-то, с кем нужно работать, а не уважать.

— Отлично. — Я сажусь, выпрямляя позвоночник, и смотрю на нее ровным взглядом. — Введи меня в курс дела.

Остальные сотрудники расходятся, а три другие женщины — Агата, Фрэнсис и Лия, занимают свои места.

— Сальваторе любит рутину, — говорит Агата. — Каждый день еда подается в одно и то же время. Завтрак в семь, обед в полдень, а ужин в шесть. Он принимает пищу в неофициальной столовой, и я думаю, что он захочет, чтобы вы присоединились к нему. В остальное время он не следит за всем. Он требует аккуратности, и персонал привык к этому, так что я уверена, что они будут рады убрать за вами беспорядок, если это ваш путь.

Я не могу удержаться от того, чтобы не вздрогнуть.

— Я знаю, как убрать за собой.

— Лия будет приносить вам чай или кофе по утрам, когда вы проснетесь, в шесть часов, — продолжает Агата, как будто я не говорила. — Так что вы сможете насладиться им в уединении, пока будете собираться.

По ее словам, я понимаю, что Сальваторе, должно быть, не сообщил ей об изменении планов, о том, что у меня больше не будет своей комнаты, а я буду жить в его.

— Сальваторе сказал, что я буду спать с ним, — жестко отвечаю я. — Значит, она должна принести его в нашу комнату.

У меня язык еле повернулся сказать это. На лице Агаты появляется неодобрительное выражение.

— Он сказал мне вчера, что, поскольку он женился на своей крестнице, вас поселят в комнатах напротив его.

— Все изменилось. — Я не уточняю, что именно изменилось, потому что мне нравится видеть, как эта женщина корчится. Наслаждаюсь тем, что она воображает, будто похоть ее драгоценного босса взяла верх над ним, и он изнасиловал меня в нашу брачную ночь, намереваясь продолжать делать это и в будущем, а не правдой, тем, что на нас напали, и он хочет держать меня рядом для моей безопасности.

Так он сказал, а я не совсем в этом уверена.

— Ну… — Агата прочищает горло, и я вижу, как она обменивается коротким взглядом с Фрэнсис. — Тогда Лия принесет его вам туда. Она будет заниматься стиркой, поручениями и всем, что вам понадобится.

— Я думала, что приглашу сюда Клэр, горничную, которая заботилась обо мне дома. — Я знаю, что спорить бесполезно, но не могу удержаться от попыток. Все планы, которые я для себя вынашивала, кажется, постоянно срываются.

— Теперь это ваш дом, — жестко говорит Агата, вторя Сальваторе. — И я следую указаниям дона. Если вы не согласны, обсудите это с ним.

— Я так и сделаю. — Я делаю медленный вдох. — Что еще?

— Вам разрешено использовать дом и территорию по своему усмотрению, но вы не имеете права покидать поместье без разрешения дона. Вся охрана знает об этом. Если вы захотите что-то изменить в доме, дайте мне знать, и я прослежу за этим.

Я сжимаю руки на коленях, раздражение нарастает с каждой секундой. Теперь мне нельзя выходит. Видеть своих друзей. Мне хочется накричать на Агату, но в глубине души я знаю, что это не ее вина. Это вина Сальваторе. И у меня есть все намерения отыграться на нем.

Агата встает.

— Вы можете обсудить еду с Фрэнсис. Лия, пойдет со мной. Я прослежу, чтобы ваши вещи были доставлены, а Лия разложит их в вашей комнате.

Я киваю, не в силах говорить. Если я что-нибудь скажу, мне кажется, что я не смогу остановить вспышку гнева, и они будут думать обо мне еще меньше, чем уже думают. Горло сжимается, на глаза наворачиваются слезы, но я не решаюсь заплакать.

Мне хочется думать, что меня воспитали более жесткой, чем сейчас, но правда в том, что это не так. Мой отец баловал меня, но не в том уничижительном смысле, о котором любит говорить Сальваторе. Он не готовил меня к тому, что мне придется столкнуться с подобными препятствиями, отношением неодобрительных сотрудников и холодным мужем, потому что я не должна была иметь дело ни с чем из этого.

Если бы Сальваторе не вмешался, я бы уже была счастлива в браке, обустраивая дом, который мы с Петром планировали разделить.

Фрэнсис прочищает горло, и я снова обращаю на нее внимание.

— Сальваторе может быть привередлив в еде, — спокойно говорит она. — Я могу дать вам представление о его предпочтениях, и вы сможете составить меню на неделю исходя из этого. В основном он предпочитает морепродукты и баранину, иногда курицу или утку…

— Мне все равно. — Пролепетала я это прежде, чем успела остановить себя, отодвинула стул и встала. Я чувствую, что вибрирую, что мне нужно выйти из этой комнаты, пока я не закричала, потому что мне невыносимо слушать о предпочтениях Сальваторе в еде, как будто в этом нет ничего страшного. Как будто все это… то, как должна была проходить моя жизнь. — Готовь все, что хочешь. Меня это не волнует.

Я вижу выражение лица Фрэнсис в ответ на мой выпад. Я вижу, что она думает обо мне — что я упрямая и избалованная, что я не заслуживаю Сальваторе, который, кажется, нравится всем этим людям. Но, похоже, всем наплевать на то, что нравится мне или чего я хочу.

— Сальваторе — хороший человек, — говорит Фрэнсис, как бы вторя моим мыслям. — Мы были удивлены, когда узнали, что он женился на своей крестнице. Но, должно быть, у него были веские причины. — Все, что она не говорит, капает из ее тона, — ему следовало бы выбрать жену получше. Кого-то, кто не стучит ногой и не спорит. Кого-то, кто не так избалован.

Вкратце, я не могу не задаться вопросом, может ли он передумать о браке, когда вокруг столько отговорок. Совершенно очевидно, что руководители его штаба, которых он явно уважает, не одобряют его. Что я им не нравлюсь, и они считают, что это брак по расчету, а не настоящий брак. И что мысль о том, что это может быть нечто большее, не дает им покоя. Может быть, если он увидит, что я не единственная, кто так считает, он вернет меня.

Но я знаю, что сейчас это практически невозможно. Одно дело, если бы мне удалось сбежать и добраться до Петра до того, как Сальваторе лишит меня девственности, или если бы Петру удалось украсть меня обратно первым. Возможно, мне удастся убедить Петра, что он все равно будет первым мужчиной, который действительно окажется внутри меня, кончит в меня, единственным мужчиной, который, возможно, станет отцом моего будущего ребенка. Но что касается всего остального в нашем мире… Брак был засвидетельствован. Он был публичным, на глазах у других семей, клятвы произнесены перед священником, простыни отправлены на просмотр главе семьи и пахану. Для нас теперь расторгнуть брак практически невозможно. Это может сделать только моя неверность, да и то не факт, если будет доказано отцовство наследника Сальваторе.

Все сводится к тому, что я пока не хочу сдаваться. Я не готова смириться с тем, что Сальваторе станет моим мужем, что это будет моя жизнь, что все мои желания теперь в прошлом, и единственное мое будущее, это то, что он выбрал для меня.

И если это правда, я заставлю его заплатить за это.

— Я серьезно, — говорю я Фрэнсис. — Готовь все, что хочешь. Сходи с ума. Сделай то, что, как ты знаешь, нравится Сальваторе. Меня все это не волнует.

А потом я поворачиваюсь на пятках и выхожу из комнаты.

Мне нужно выплеснуть энергию. Я чувствую себя как загнанный в ловушку зверь, и впервые в жизни мне хочется бегать. Но это никогда не было моим любимым упражнением. Вместо этого я поднимаюсь в спальню, пока не могу заставить себя думать о ней как о своей спальне, и вижу, как Лия распаковывает коробки и расстегивает мешки с одеждой.