— Нет, — жестко отвечает Сальваторе. — Ночью мы будем жить в одной комнате, так что, если здесь произойдет нападение, я смогу лучше защитить тебя. А когда меня здесь не будет, к тебе постоянно будет приставлена охрана. — Последнее он произносит с укором, как бы напоминая мне, что бесполезно думать о попытках сбежать. То, что мы сменили место, не означает, что мне будет легче ускользнуть и попытаться отправиться к Братве.

Во мне поднимается разочарование. У меня был шанс вернуться к Петру вчера вечером. Я уверена, что он поверил бы мне, как только я смогла бы сказать ему, что Сальваторе на самом деле не трахал меня прошлой ночью. Но чем больше времени проходит, тем больше вероятность, что это уже неправда.

Прошлой ночью я была расстроена тем, что моя брачная ночь была прервана, возбуждена и плохо соображала, желая узнать все остальное из того, что мне обещали. Но теперь я снова начала бояться этого. Как только Сальваторе закончит начатое, вероятность того, что Петр захочет меня больше, будет очень мала. И тогда любая возможность нашего брака будет разрушена.

— Это были люди Братвы, — тихо говорит Сальваторе, как будто я могла подумать, что это кто-то другой. — Возможно, пытались вернуть тебя. Или просто отомстить.

— Я же говорила, что Петр придет за мной, — огрызаюсь я. Сальваторе ничего не говорит, и мой желудок сжимается. Я злюсь на него за то, что он поставил меня в такое положение, и злюсь на себя за то, что вчера вечером сомневалась в Петре и верила, что Братва пришла, чтобы убить и меня. При свете дня мои страхи кажутся глупыми. Я помню все, о чем мы говорили, все, что мы говорили друг другу, и мне стыдно, что я сомневалась в нем. — Что теперь будет? — Я вызывающе вскидываю подбородок, осмеливаясь спросить Сальваторе, что еще он задумал. — Что еще ты решил за меня?

Он снова медленно выдыхает, еще один многострадальный вздох, как будто даже сидеть здесь и рассказывать мне слишком утомительно для него. Ты даже не представляешь, как я планирую все испортить, внутренне скрипя зубами, произношу я.

— Простыни со вчерашнего вечера будут отправлены пахану, — спокойно говорит он. — Доказательство того, что брак был заключен. Сомневаюсь, что это остановит их планы кровопролития. Но это должно остановить любые попытки вернуть тебя.

Что-то в его голосе дрогнуло, как будто он не совсем уверен. Я хватаюсь за это, желая использовать все, что можно.

— Он не был завершен, — замечаю я. — Не совсем. Ты был слишком труслив, чтобы довести дело до конца.

Челюсть Сальваторе сжимается, глаза темнеют, его взгляд окидывает меня таким взглядом, что у меня мурашки по коже, прежде чем он возвращает себе самообладание.

— Со временем мы этим займемся, — жестко говорит он, его тон достаточно резок, чтобы я поняла, что не должна спорить.

Это выводит меня из себя. Я не привыкла к тому, что меня отодвигают на второй план, что меня не слышат, что с моим мнением обращаются так, будто оно стоит на втором месте после мнения окружающих. Я не привыкла, чтобы за меня принимали решения. И больше всего меня возмущает, что это решение, решение о том, что происходит с моим телом и как его используют, принимается за меня.

— Ты уверен в этом? — Я дразнюсь, откидывая одеяло. Умом я понимаю, что, если я буду дразнить его, чтобы он трахнул меня, мои шансы вернуться к Петру рухнут. Но я слишком зла, чтобы мыслить здраво, и хочу залезть ему под кожу. Я хочу причинить ему боль, заставить его чувствовать себя таким же разочарованным и разъяренным, как и я.

И это того стоит, потому что я вижу, как Сальваторе слегка вздрагивает, когда мое обнаженное тело вновь предстает перед ним, на этот раз в ярком утреннем свете.

— Потому что если ты не сможешь сделать это сейчас, то вряд ли сможешь когда-нибудь. Я ведь навсегда останусь девственницей, не так ли?

— Прекрати, Джиа. — Сальваторе встает, его лицо бесстрастно, но я вижу, как дергается мускул на его челюсти. — Ты ведешь себя как ребенок.

— Да? — Я откидываюсь на подушки, медленно раздвигая ноги на дюйм, а потом еще на дюйм. — Или я веду себя как женщина, чей муж показал ей, каким приятным может быть брак, а потом бросил ее? — Я позволила своей руке скользнуть по плоскому животу и спуститься к мягким завиткам между бедрами. — Похоже, теперь ты будешь оставлять меня в таком состоянии чаще, чем раньше. Думаю, мне придется позаботиться об этом самой.

Я тянусь вниз, мои пальцы скользят между моими складками, раздвигая их настолько, что если бы Сальваторе посмотрел, он мог бы увидеть всю нежную розовую плоть между моих ног.

— Ты боишься своей девственной жены? — Дразню я, потирая пальцами по обе стороны клитора. По коже пробегает прилив тепла, за ним — адреналин, и я понимаю, что мне это нравится. Действительно наслаждаюсь. Я чувствую влагу на кончиках пальцев, мой клитор пульсирует, и боль начинает нарастать. Я понимаю, что могу так возбудиться, и снова провожу пальцами по бокам клитора, издавая тоненькое хныканье. — Все в порядке, — говорю я ему, наслаждаясь выражением его лица. Он снова выглядит как измученный мужчина, как и прошлой ночью. Хорошо. Если я собираюсь вытерпеть это, то и он тоже. — Мои пальцы ощущаются лучше, чем твои, во всяком случае.

Я смотрю ему в глаза, двигая пальцем так, что он трется о мой клитор, и откидываю голову назад, когда тянусь вниз и начинаю вводить в себя два пальца, готовая отдаться наслаждению… и чувствую, как Сальваторе крепко сжимает мои запястья, отрывая руки от тела и прижимая их к моей голове.

Я испускаю разочарованный стон, прежде чем успеваю остановить себя, скрипя зубами от того, что мне отказали. Сальваторе склоняется надо мной, его челюсть напряжена, и, когда я смотрю вниз, вижу, что он тверд.

— Значит, ты просто трус, — дразню я. — Ты действительно хочешь меня. Просто ты настолько виноват, что боишься что-то сделать.

Сальваторе испускает разочарованный рык, глубоко проникающий в горло, и, несмотря на себя, я чувствую, как по позвоночнику пробегает дрожь. Его руки скользят вниз по моим рукам, все еще сжимая их, и на долю секунды мне кажется, что он собирается присоединиться ко мне на кровати. Что именно сейчас он сдастся и возьмет то, что украл вчера.

Мое сердцебиение учащается. На краткий миг я не совсем понимаю, от страха или от предвкушения.

И тут Сальваторе хватает меня за руки, более грубо, чем раньше, и рывком поднимает с кровати на ноги. Он трясет меня один раз, его взгляд темный и злой, и я вздрагиваю от неожиданности. Он никогда не был так груб со мной раньше, и на этот раз быстрое биение пульса в моем горле вызывает страх. Я на мгновение задумываюсь, не завела ли я его слишком далеко.

— Что именно ты думаешь делаешь, Джиа? — Сальваторе рычит, и я вскидываю подбородок, отказываясь позволить ему сломать меня. Позволить ему запугать меня.

— Ты нарушил доверие моего отца, — шиплю я. — Он никогда не хотел, чтобы я выходила за тебя замуж. Чтобы я была голой в твоем доме, чтобы ты… — Я прерываюсь, потому что Сальваторе крепче прижимает меня к себе, его лицо напрягается, когда он смотрит на меня сверху вниз.

— Не смей. — Его рот сжимается в тонкую линию, и я чувствую, как край кровати упирается мне в бедра, а его тело настолько близко к моему, что я почти чувствую текстуру его одежды на своей голой коже. — Все, что я сделал, это защищал тебя, Джиа! Ты можешь продолжать протестовать, называть меня лжецом, быть неблагодарной, но я знаю правду. Я знаю, почему ты здесь, и это не имеет никакого отношения к этим… твоим извращенным фантазиям…

— Моим извращенным фантазиям? — Я пытаюсь вырваться из его объятий, но его хватка слишком крепкая. — Это ты вчера вечером засунул в меня свои пальцы, ты…

— Чтобы не причинить тебе боль! — Рычит он, его голос заполняет пространство между нами, и я не могу не сжаться. — Ты всего лишь глупая девчонка, которая настолько наивна, что думает, будто твой драгоценный принц из Братвы хоть на мгновение задумался бы о границах твоего тела, прежде чем трахать тебя так, как ему вздумается.