Его пальцы скользят между моих складок, и я чувствую страх. Не страх перед ним, я не верю, что он действительно причинит мне вред, не физический. Но страх перед тем, что он может заставить меня захотеть. Потому что, когда его палец скользит по моему клитору, касаясь меня там, где раньше касалась только я сама, я чувствую, как возбуждение пробирает меня до самых костей.

Я не могу сдержать свою реакцию. Ощущения бьют током, удовольствие пульсирует в том месте, где кончик его пальца скользит, а затем надавливает, растирая маленькими кружочками, а я задыхаюсь и выгибаюсь, инстинктивно желая большего. Я наблюдаю, как сжимается его челюсть, как сужаются глаза, когда он проводит пальцем по набухающей плоти.

Я хочу испытывать к нему отвращение. Я хочу прийти в ужас от того, что этот мужчина прикасается ко мне. Но этот человек, склонившийся надо мной, кажется совершенно другим, нежели тот строгий, немногословный мужчина, которого я знала всю свою жизнь, в его отглаженных и сшитых на заказ костюмах, с его выражением лица, всегда строгим и запрещающим, всегда безупречно собранным. Этот мужчина, пальцы которого поглаживают мои ноги, выглядит как нечто высеченное из камня: широкая грудь с пульсирующими мышцами, темные волосы, припорошенные пылью, вплоть до линии, проходящей от пупка до края брюк. Волосы спадают на лицо, челюсть отвисла, глаза потемнели от вожделения, когда он смотрит на меня сверху вниз — мужчина, воюющий с самим собой, борющийся с желанием отбросить всю свою сдержанность и трахнуть меня так, как мужчина вроде него должен был трахать женщину вроде меня — сильный мужчина, который взял то, что хотел.

Нет. Я закрываю глаза, борясь с жаром, разливающимся по моим венам. Это не то. Совсем не то. Но мягкое трение продолжается, его пальцы поглаживают меня, и я открываю глаза, чтобы увидеть, как он делает дрожащий вдох, а форма его члена подергивается на ширинке.

Мои бедра снова выгибаются вверх, и я задыхаюсь, а пальцы путаются в простынях. Я хочу притвориться, что мне это не нравится. Я хочу лежать тихо и неподвижно, чтобы он чувствовал себя виноватым за то, что делает. Я хочу, чтобы он чувствовал, будто принуждает и меня, и себя, но ощущения превосходят все мои ожидания. Это хорошо, так хорошо, и я чувствую, как между ног зарождается влажное тепло…

— Хорошая девочка, — рвано дышит Сальваторе, его голос низкий и темный, хриплый. — Вот так. Я хочу, чтобы ты была мокрой и готовой.

Слова пронзают меня, как электричество. Я дергаюсь под его прикосновениями, стон срывается с моих губ прежде, чем я успеваю его остановить, ноги сами собой раздвигаются шире, как будто для того, чтобы дать ему больше доступа. Сальваторе испуганно поднимает глаза, его внимание на мгновение прерывается из-за моей реакции. На его лице отражается какое-то непонятное мне осознание, и он делает дрожащий вдох.

Его пальцы скользят ниже, огибая мой вход, распространяя слизь возбуждения обратно к моему набухшему, ноющему клитору. Мое тело чувствует себя странно, горячо, кожа слишком натянута, а нервы расшатаны. Я чувствовала нечто подобное с Петром, раньше, в те дни, когда мы дразнились и флиртовали, но это гораздо больше…

Нет! Я пытаюсь сопротивляться. Я не хочу наслаждаться этим. Я не хочу доставлять Сальваторе удовольствие, но его пальцы так хороши, мягки и в то же время настоятельны, ощущения усиливаются с каждым движением, и мое тело жаждет того, в чем мой разум хочет нам отказать.

— Такая мокрая для меня, — бормочет он, проводя пальцами по обе стороны от моего клитора, потираясь рядом с ним, но не прямо там, где мне нужно. — Это приятно, не так ли? Как ты думаешь, Джиа, ты могла бы кончить для меня?

Я злобно качаю головой туда-сюда, отказываясь от этой идеи. Отказываюсь думать о том, что он может добиться этого и от меня, моего первого оргазма от чужой руки, удовольствия, которое я должна была получить сегодня ночью и которого так сильно хотела. Но я хочу этого. Я хочу, чтобы он перестал гладить меня везде, кроме тех мест, где мне нужны его пальцы, чтобы он заставил меня кончить, пальцами, языком…

Я задыхаюсь, выгибаясь навстречу его прикосновениям, и еще один всхлипывающий стон вырывается наружу, когда Сальваторе стонет. Я вижу, как он тянется вниз, поправляя себя, и толстая линия его члена резко выделяется.

— Просто трахни меня уже, — бормочу я, делая последнюю попытку издевки, чтобы заглушить удовольствие, которое он намерен мне доставить.

— Нет, принцесса. — Пробормотал Сальваторе, и от звука, слетающего с его языка моего любимого прозвища меня пробирает дрожь. Он хихикает, низко и томно, в глубине горла, а его пальцы нависают над моим клитором. — Ты кончишь для меня первой. Правда, милая моя девочка? Вот так… — Он проводит пальцами по моему клитору, и я беспомощно хнычу. — Да, ты кончишь. Кончи на мои пальцы, принцесса, а потом я дам тебе свой член.

Я чувствую, как его указательный палец, толстый и длинный, прижимается к моему отверстию, а его большой палец сменяет его на моем ноющем клиторе. Медленно он начинает вводить его в меня, и я мгновенно сжимаюсь вокруг него, обхватывая его палец, когда Сальваторе издает шокированный, болезненный стон.

— О, черт, — бормочет он, и я вижу, как сжимается его челюсть, а глаза ненадолго закрываются. — Ты такая чертовски тугая. Ты будешь так хорошо ощущаться на моем члене. Такая мокрая и тугая…

Похвала льется на меня, пульсируя по коже, подталкивая меня все выше. Я забыла, что нужно злиться, сопротивляться, ненавидеть его за это. Все, чего я хочу, это наслаждение, сладкое и густое, как мед, скользящее по мне, во мне, так… так чертовски близко.

— Хочешь еще один палец? Тебе понадобится хотя бы еще один чтобы взять меня. Ты можешь взять еще один, моя хорошая девочка? — Его голос скользит по мне, напевая, его большой палец продолжает медленно скользить по моему клитору, и я хнычу, кивая, когда мои руки вцепляются в одеяло подо мной.

— Да, — шепчу я. — Да, да…

— Хорошая девочка, — снова рвано дышит он, и я чувствую, как второй палец присоединяется к первому, проникая глубже. Растяжение, жгучая боль, и я стону, сжимаясь вокруг его пальцев, на секунду отклоняясь назад. Но наслаждение все еще здесь, так близко, и я отталкиваюсь от трения его большого пальца, испуская еще один всхлипывающий стон.

— Вот так. О, ты так близко, милая девочка. Моя милая принцесса. Просто отпусти. Кончи для меня, Джиа. Кончи на мои пальцы. Прямо сейчас…

Его голос затягивает меня глубже, дальше, в водоворот наслаждения, которому я не в силах сопротивляться. Он затягивает меня, заглатывает целиком, слова повторяются снова и снова, когда жар вырывается наружу и…

Оргазм обрушивается на меня, голова запрокидывается назад, рот открывается в бездыханном крике, когда я чувствую, как его пальцы проникают глубже, большой палец нажимает вниз, и я разворачиваюсь. Мои бедра вздымаются вверх, я скрежещу по его пальцам, бьюсь, извиваюсь, наслаждение гораздо сильнее, чем любой оргазм, который я когда-либо себе давала, поглощает меня. Я слышу, как кричу "да, да, пожалуйста, боже, да", и забываю, что не должна этого хотеть, что ненавижу его, что в мире есть какие-то эмоции или чувства, кроме экстатического блаженства, поглощающего меня в этот момент.

А потом оно начинает угасать. Я падаю обратно на кровать, задыхаясь, по моей коже все еще пробегают мурашки от удовольствия, и моргаю, перефокусируя взгляд. Сальваторе убирает руку с моих бедер, и я вижу, как на его лбу выступает пот, как вздымается его грудь, а член становится таким твердым, что кажется, будто он может разорвать ткань, на которую натягивается.

Он судорожно сглатывает, его рука тянется к поясу. Мое сердце замирает в груди, страх и предвкушение смешиваются, потому что в головокружительной дымке возбуждения я забыла, что не хочу отдавать свою девственность этому мужчине. Все, о чем я могу думать, это то, что я хочу знать, что будет дальше, что я хочу увидеть его член, толстый и твердый для меня, что я хочу знать, насколько лучше я буду чувствовать себя, когда он будет пронзать меня, а не его пальцы. Я смотрю на Сальваторе, темного и красивого покровителя, нависшего надо мной, как некая запретная вещь, и содрогаюсь от новой волны тревожной потребности.