Однажды вечером за ужином в череде собранных за день новостей мелькнула и польская армия, которая по всем подсчётам должна бы была уже прибыть.

— Стало слышно, почему ожидаемого войска польского пока нет, — рассказывал Фёдор. — Поначалу-то они бодрым маршем шли. Окраины Белой Руси — одни деревушки малые. Половина панов помещиков полякам обрадовалась, а то, может, и поболее.

— А не панов? — неожиданно спросила магичка Юля и нахмурила тонкие бровки.

— Простых крестьян кто ж спрашивать будет? — рассудительно ответил Фёдор. — Да и что бы они могли противопоставить целому войску?

— Но ополчение… — не соглашалась так просто сдаться Юля.

— Ополчение успеть собрать надо, — возразил Горыныч. — И потом, не забывайте, у крестьян нет боевого опыта, нет навыков планирования подобных действий. Собранную людскую массу необходимо направлять, иначе она превращается в подверженную стихийным эмоциям толпу.

— И, кроме того, — Болеслав успокаивающе накрыл ручку жены, сердито сжимающую вилку, своей ладонью, — перед любым отрядом немедленно встаёт вопрос снабжения. Даже если им не нужно восполнять оружие — а еда?

— Мда-а-а, — протянул Матвей, голодное войско или разбежится, или начнёт мародёрствовать.

— Или то и другое вместе, — почти единодушно согласились мы.

— И, тем не менее, — продолжил Фёдор, уже под Минском пшеков встретили первые неприятности. Неизвестно откуда взявшиеся партизанские отряды атаковали растянутые на походе колонны в сумерках, а ночами и вовсе устраивали нахальные вылазки в спящие лагеря. Деревни, в которых поляки рассчитывали запастись продовольствием и отдохнуть, стояли пустые в полном смысле слова — никакой живности, ни старой хлебной корки, всё выметено подчистую, а дома выстужены, со снятыми дверьми и вынутыми окнами, даже и печь растопишь — не согреешься.

— Однако! — высказал общее мнение Горыныч.

— Литовские князьки, сидящие в редких городках, встретили польскую шляхту с поклонами и даже с ключами от городов, — Матвей на это выразительно фыркнул, — но сетовали, что им тоже носа из своих стен не высунуть. Заготовительные отряды попадают в засады, никакой жизни нет… Всё это замедляло продвижение войска польского, а у Смоленска они завязли окончательно. Непонятно, на чьей стороне оказался Смоленск, но местное ополчение однозначно выступило против поляков. Отрядов там множество, все разношёрстные. Кто, говорят, за Василия Скопин-Шуйского, кто за избрание нового царя, а кто вовсе за отделения Смоленского княжества в независимую землю, да и среди этих ладу нет, ещё не отделились, а уже власть делят. Какие-то вовсе казачьего атамана выкрикивают и вольность крестьянскую. Но все воюют против поляков кто во что горазд, да и город пока держится.

— А что же новое супер-оружие? — с профессиональным любопытством спросил Болеслав.

Ожидаемым невиданным боевым устройством были так называемые «польские железные псы», которых ехидная молва тут же переименовала в «пся крев».

— Да непонятно, — поморщился Фёдор, — насколько оно супер. Вроде бы, страшное. А с другой стороны — есть информация, что завалы и рвы их задерживают не хуже, чем обычную колёсную технику.

— Я по своим каналам тоже интересовался, — подал голос Талаев. — Вот, извольте видеть, лучшие из тех фото, которые удалось достать.

Вдоль стола, из рук в руки, начали передавать магофон, на экране которого светилось два несколько смазанных изображения. Всё, что можно было понять из этих фото о железных собаках — то, что они действительно железные (во всяком случае, серо-металлические). Ни человеческих фигур рядом, ни строений, чтобы хоть примерно оценить соотношение размеров, не было видно. К тому же, похоже, снимали сквозь довольно густую траву (скорее всего, в засаде же лежали).

— Похожи на големов, — с сомнение сказала Аристина. — Только не архаичных, знаете, цельнолитых, которым магически придаётся пластичность, а шарнирных.

— Логично было бы, — пробормотал Болеслав, как раз завладевший магофоном, — манозатраты резко сокращаются, поскольку конечности естественным образом имеют подвижность, не нужно обходить структурное сопротивление металла… Однако, мне кажется, эти конструкты всё же смешанные. Магия и механика, как в лучших образцах автомобилей.

— У меня сложилось впечатление чистой механики, — не согласился Талаев.

— Для полноты картины понаблюдать бы за ними, — тут же вступил Горыныч, мастер по магическим конструктам. — Трофейную собачку бы нам, да разобрать её на запчасти — другое дело. И всё-таки мне кажется, что…

Спор о природе железных собак занял несколько вечеров, но все наши разговоры, понятное дело, были переливанием из пустого в порожнее. Так что вопросы: что за устройства шли с «миротворческим» польским войском, и какая сила двигала этими собаками, остались открытыми.

Главное, что меня радовало: поляки застряли под Смоленском, словно кабан, которого окружила свора шустрых лаек. Плохо то, что направляющего охотника или хотя бы общего вожака у этих лаек не было. Но пока кабан топтался на одном месте, у нас прирастал день за днём, чтобы максимально спокойно совершить наш «извод». И первые деревушки переселенцев уже двинулись на новые места.

В АЛЬВИЙСКОМ ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Ярена

Яга лежала недвижно. Время от времени к ней подходили маги и тщательно сканировали её внутренний план. Ну, насколько могли тщательно. Яга каждый раз замирала, стараясь остановить не только процессы отвоёвывания частичек жизни у агрессивной смерти, но даже и поток мыслей. Пусть думают, что она превратилась в кусок мяса.

Эта приходила тоже. Не каждый день. Между её посещениями случались довольно большие промежутки. Но она всегда возвращалась. Не оставляла надежды. Сердито стояла рядом, разглядывая сплошную чёрную коросту, в которую было упаковано тело русской архимагини, хотела даже однажды в сердцах треснуть по нему своей тростью, но побрезговала. Спросила только:

— Какой у нас ошейник с чуть меньшим допуском?

— На восемьсот единиц, — почтительно ответили из-за плеча.

— Поменяйте.

— Но восемьсот единиц для архимагини такого класса?.. — ужасаясь, вопросил голос.

— Поменяйте, — холодно повторила старуха. — Возможно, слухи о всемогуществе этой особы давно и сильно преувеличены.

Тишина стала почти осязаемой, затем раболепный голос спросил:

— До каких значений вы хотите, чтобы мы ослабили блокировку?

Старуха раздражённо пристукнула палкой:

— Не знаю! Я хочу, чтоб она хотя бы разговаривала.

Яга постаралась не радоваться. Замерла. Как и в прошлые разы, старуха ещё постояла, потом прошлась по подземелью, запугивая и уговаривая, склоняя к сотрудничеству. Молодые голоса сопротивлялись, хотя угрозы старой ведьмы с каждым разом становились всё страшнее и страшнее.

Сегодня она, кажется, превзошла саму себя, потому что девичьи голоса плакали. Теперь Яга чётко слышала: их было двое. Парни пытались их подбадривать, но…

— Заткните им рты! — рявкнула ведьма. — Я не желаю больше слушать этот детский лепет!!! Или вы сотрудничаете со мной, — голос превратился в шипение, — или я отдам вас в лабораторию некромантов, на опыты! Меня как раз страшно волнует вопрос получения дееспособного плода от живой матери и мёртвого отца. Ну! Ты! Ты хочешь стать подопытной крольчихой⁈

Дёрнулись и проволоклись по полу цепи. Девичий голос в ужасе закричал:

— Нет! Нет, нет, перестаньте! Я не хочу!

«Сломала», — горько подумала Яга.

— Встава-а-ай! — послышался удар палкой и новый вскрик. — Хочешь сделать правильный выбор? Молодец. Вот тебе инструмент… — какая-то возня.

— Зачем?.. — растерянно спрашивает девочка.

— Это твоя ручка. Я хочу увидеть твою подпись. Они… вот эти двое… не хотят даже говорить со мной. Они — мои враги. Бей их. Расписывайся.

Некоторое время висела тишина. Неприятная тишина, пахнущая плесенью и нечистотами. Потом что-то легко ударилось о камни пола.