— Не съел⁈ — хором удивились мы с Талаевым.

— Ну, да. Сгорят ещё от такого счастья.

— Простите за любопытство, Тихон Михайлович, — начал юрист, — а этот… мнэ… артефакт — он имеет сходство с неким продуктом?

— Да как сказать, — Горыныч развёл руками, — печёнка да печёнка на вид.

В этот раз я смог удержаться от возгласа. Кажись, я понимаю, куда ветер дует. Но Талаев страшно удивился:

— Животная печень?

— Человеческая. Почти.

Вот явно Горыныч за три столетия размножения личности отвык от некоторых вещей, но тут, глядя в глаза юриста, он, кажется, понял, что надо объяснить подробнее:

— Видишь ли, когда орёл прилетал у Прометея печень клевать, я попросил несколько кусков принести мне.

В каком охренении вытаращился наш юрист на Горыныча — меня аж смех разобрал.

— Ну, для опытов, — оправдался тот. — Я как раз вопросами ускоренной регенерации занимался, а тут такой экземпляр! Каждый день, считай, регенерирует. Разложил по пробиркам, условия задал… А на следующий день смотрю — все образцы вокруг сварились! А некоторые сжарились.

— Она греет, что ли?

— Ну, да! Видать, он когда божественный огонь нёс, к правому боку прижимал, что ли?.. Я даже подозревал, что Зевс на него из-за этого разозлился. Типа: нёс-нёс — не донёс.

— С другой стороны, она так и называется: «печень», — пробормотал Талаев, — вроде как от слова «печь».

Горыныч выпрямился, словно осознал какую-то новую для себя идею, а Талаев поражённо бормотал:

— Но Прометей?..

— Так, изобретатели! — остановил эту дискуссию я. — Как артефакты выглядят?

— Как колбы, — пожал плечами Горыныч, — с кусками печёнки внутри.

— Поместим в чугунные контейнеры на ножках, замкнём, чтоб никто не лез.

— Пойдёт!

— Общий план крепости готов?

— А как же!

— Значит, завтра всех свободных мужиков — туда, пусть жилые казармы строят. Давайте уж я с ними пойду, а вы с Игорем — за живой силой, у вас больно ловко получается. А землю выровнять для лес из него повыдергать и мы с Кузьмой можем, дурное дело нехитрое.

На том и порешили.

А ХОЧУ БЫТЬ ВОЛЬНОЮ ЦАРИЦЕЙ!

Марина

На другой день, как обещала альвийская ведьма, с раннего утра начались приготовления к торжеству. Откуда-то в большом количестве явились разряженные русские женщины. Судя по золоту и драгоценностям на их старинного вида платьях, все они были из небедных родов, потому что даже в фантастическом сне Марина не могла себе представить ситуации, когда простолюдинкам выдали бы подобные наряды, пусть даже на короткое время. А ну как попортят? Или жемчужину оторвут?

Женщины почему-то постоянно подвывали (наверное, так положено?) и изображали скорбь, но каждый раз, когда Марина что-нибудь говорила, начинали изо всех сил жмуриться и прикрывать рты ладонями, словно она говорила нечто невообразимо смешное. Дальше — хуже. Пришлось раздеться до простой рубахи, идти в баню и мыться в полутёмном закутке. Здесь же, в подслеповатом предбаннике, ей заплели вместо причёски косу.

— И что? — раздражённо спросила Марина. — Это будет моя свадебная причёска⁈

— Не переживай, милая, — ответила ей одна из женщин, уже откровенно посмеивающаяся, — дойдём и до свадебного убора.

Снова вернулись в избу, где они ночевали. Здесь наконец к Марине были допущены фрейлины — Настя с Лизой. Они тоже затянули что-то протяжное и слезливое, но забывали слова и сбивались. Старшие женщины шикали на них и подсказывали слова.

Невесту усадили перед большим зеркалом, Настя распустила расплела ей косу, и разделила пробором надвое, после чего… они с Лизой принялись заплетать ДВЕ КОСЫ!!!

Некоторые женщины почему-то заплакали, как на похоронах. И этот факт до того выбил Марину из седла, что она начала подозревать: а не назначена ли дочь польского магната на какое-то страшное жертвоприношение⁈ Может быть, вес остальные уже в курсе?

— Лиза!.. — потихоньку спросила она. — А почему они так плачут⁈

— Это традиция такая, — шёпотом ответила Лизавета. — Ну… Ты вроде как в одном роду помираешь, а для другого рождаешься.

— А-а… — только и протянула Марина. Варвары.

Обряд длился и длился. Девушки раскладывали и развешивали по предметам какие-то ленты. Марина перестала смотреть. Дикий, дремучий обычай. Вместо этого она тщательнейшим образом обдумывала план своей мести. Вчера он только наклюнулся, а сегодня… Сегодня самый ответственный день для его исполнения. Состоится свадьба. А сразу за ней, сегодня же — посажение на царство. Значит, на брачное ложе она взойдёт уже царицей.

А проснуться должна вдовой. Собственно, она и уснуть может вдовой, чего тянуть, правильно? И способ для этого Марина выбрала самый простой и доступный.

Вода.

Когда-то давно мать научила её останавливать кровь в ране.

— Кровь — не вода, — наставительно говорила матушка, — но вода там тоже есть. А всё остальное к ней привязано. Смотри внимательно на суть вещей. Останови воду, а всё остальное остановится с ней вместе.

Это была магия лечения, но Марина решила, что для её цели она тоже сгодится. Надо только оказаться совсем близко, чтобы чувствовать чужую кровь. Надо полагать, в супружеской спальне ей предоставится такая возможность. Лучше всего была бы открытая рана. Но если положить руку поверх какой-то большой вены, тоже должно получиться. К шее, например. Если в вене под пальцами остановится кровь, организму должно стать не очень хорошо, правильно?

Уж Марина постарается, чтобы это было смертельно нехорошо.

Кто-то довольно бесцеремонно потрепал её по плечу, и Марина встрепенулась:

— А⁈

— Я говорю, барышня, облачаться пора, — ответила женщина с опухшим зарёванным лицом. Смотреть на неё было неприятно. Да что за традиции-то дурацкие⁈ Кошмар!

Марина сердито подумала, что станет царицей и немедленно отменит эту дикость. И тут все мысли разом выветрились у неё из головы.

— Это — свадебное платье⁈.. — с ужасом спросила польская невеста.

— Традиционное, — чуть не хором ответили старшие женщины, а Лиза с Настей дружно поморщились.

А она ещё сетовала на далёкий от современности вид европейского наряда, со всеми его корсетами и кринолинами! Этот… костюм?.. был вовсе архаичный! Тяжёлая шёлковая сорочка, которая и в одиночестве могла бы сойти за платье — скрывающая даже пятки, с рукавами безразмерной длины (кажется, до самого пола), совершенно глухая, с застёжкой под горло, вся сплошь расшитая непонятными рунами и узорами. Поверх полагался…

— Как это называется⁈ — требовательно спросила Марина.

— Сарафан, — немного испуганно ответила Лиза.

Сарафан был из шитой золотом парчи, но совершенно скрывающий фигуру! Нет, скрывающий всё то, что не смогла скрыть сорочка! Силуэт в зеркале был Марине совершенно незнаком — нечто монументальное, расширяющееся книзу, как… как морковка, да.

— Это наш родовой венчальный набор, — с гордостью сказала одна из женщин. — Кремлёвский взять не смогли, Васька там крепко засел, но наш-то даже подревнее будет!

Женщины согласно закивали головами, сделавшись похожими на стайку куриц, и Марина внезапно поняла, что не получится у неё традиции отменить. Заклюют.

— И фата напоследочек! — женщина наклонилась за названным предметом в сундук. В сундук, кто бы мог подумать! Марине хотелось нервно смеяться. А боярыня, распрямляясь, провозгласила: — Чтоб не сглазили!

— А я думала, фата прозрачная, — не выдержав, пролепетала Марина.

— Ты не переживай! Там напротив глаз нитки реже сделаны, чтоб невеста всё видеть могла, — утешила её боярыня.

И, ни секунды не медля, накинула на Марину огромный, скрывший её почти до колен, платок. Можно было вообще не переживать за платье! Всё равно почти ничего не видно.

Платок-фата оказалась ещё и тяжёлой, словно шубу на голову набросили. Но зато… Марина внезапно подумала о преимуществах. В этом платке она сможет беспрепятственно разглядывать всех, кого только вздумается, и при этом не будет замеченной! Ха!