НЕ ВЫСОВЫВАЯСЬ

Я пока тоже сидел в своём имении, наблюдая за развитием событий. К полякам и альвам я бы однозначно ни при каких условиях примыкать не стал, но и насчёт московской группы у меня были определённые сомнения, уж больно они там одеяло каждый на себя рвали.

Поэтому мы собирали новости и куркулили запасы (отовсюду, откуда только можно). Все имеющиеся в наличии маги занимались по весьма плотному графику. Некоторые — интенсивно, как никогда. Кстати, Болеслав вспомнил про тихо и скромно сидящего в гостевых покоях Фарида. Не знаю, был ли рад сам перс, основная задача которого, как мы помним, была присматривать за мной для Марварид, но теперь наш боевой преподаватель гонял его ежедневно, как сидорову козу.

Себе Болеслав тоже спуску не давал. Видать, заусило его, что я смог так быстро прокачаться. Аристина, по его просьбе, готовила эликсир для повышения манопроводимости. И что меня радовало особо, получив массу свободного времени, алхимичка занялась попытками усовершенствовать состав средства. Эксперименты проходили с разным успехом. Про вылетевшие окна я уже рассказывал. Помимо этого пару раз нам пришлось откачивать Болеслава, безоговорочно соглашавшегося быть подопытным кроликом. Хорошо, жена у него медичка.

По итогу Аристине удалось-таки доработать формулу, и теперь у «улучшателя манопроводимости модифицированного» исчезла побочка в виде тошноты, головокружений и прочих прелестей. Правда, стоимость выросла практически на порядок, но я готов был платить.

Каждое утро Болеслав получал внутривенный укол, Выходил на середину двора и шарашил в небо чем-нибудь сверхмощным. Юля, жена его, стояла тут же рядом в сопровождении пары кхитайцев. Солдаты подхватывали падающее тело, Юлия более-менее приводила его в приличный вид, после чего Болеслав полтора часа (пока его запас маны полностью не восстанавливался) грузил и гонял Фарида.

Ещё один заход с обмороком — и боевой декан магической академии давал урок младшим клановцам. Иногда это была физкультура, иногда — какие-то переделанные для детей рассказы об устройстве мира и энергий, но Юля сказала, что с детьми надо заниматься, чтобы они не остались неучами — и Болеслав воспринял это как вызов. Надо? Будем!

Потом ещё один заход и обед, на котором наш боевой магистр сидел бледной тенью.

Далее — небольшой перерыв и ещё заход, после которого Болеслав шёл муштровать уже юных оборотней.

И ещё несколько заходов, в промежутках между которыми он тренировал отдельные кхитайские подразделения — на всяческие боевые и тактические задачи.

Общим числом получалось девять обмороков в день. В таком режиме Болеслав прибавлял примерно по десятке в неделю, считал это великолепным результатом и тормозить не собирался. Юля Монтеева страдала от жалости к мужу, но молчала, потому что (как по секрету рассказал мне Матвей) Болеслав пригрозил ей отказаться от её помощи, ежели она будет причитать. Мол, ребятишек попрошу, они мне Аристинину лечилку в рот вольют, и нормально будет. Поэтому Юля страдала молча.

Аристина, кстати, занята была по самые уши. Кроме волшебных уколов она готовила нам и всяческие микстуры-эликсиры: лечилки, усилины, ускорители и прочие, прочие, какие мы только с Горынычем смогли счесть полезными. Увидев Горушеву коллекцию драгоценных камней и минералов, разрешённых к использованию, она чуть в обморок не упала от счастья, а за рецепт превентивного антипохмелина прониклась к Горынычу глубочайшим уважением.

В один из вечеров забега́л Токомерий, рассказывал, что Ипатьева кондотта вывела свои семьи в Валахию и размещена во временных жилищах, а вокруг княжеского замка начато строительство домов, которые образуют единый массив и станут второй линией обороны на случай осады.

— А вот построились бы вы кру́гом, — мудро сказал Горыныч, — удобно было бы защитный купол ставить.

— Умный, да? — ухмыльнулся Негру Вода. — Череп не жмёт тебе, э, ара?

— Чё — кру́гом строитесь?

— Ну, конеч-ч-чно. Не считая прочих фортификационных хитростей.

Токомерий также был предупреждён о возможности голода, чтоб излишки не разбазаривал. Хотя, у них там климат всё же помягче…

Что касается лично меня, то я тоже упражнялся, не хуже, чем Болеслав. А смысл от безделья в деревне маяться? И до того доупражнялся, что к концу ноября моя манопроводимость уже близко-близко вплотную подкатила к архимагическим значениям. Это было важно не только в преддверии неминуемой войны, но ещё и потому, что в памяти у меня висела метка с обещанием. Но один я всё-таки опасался не потянуть. Не хухры-мухры, орган вырастить надо.

Я отправился на розыски Горыныча, который, впрочем, нашёлся совсем недалеко — со своими любимыми волчками.

— Змей, как закончишь — в лаборатории тебя жду.

— Что случилось? — насторожился он.

— Помощь нужна. Помнишь, я рассказывал, одному нашему управляющему местные бандюганы глаз высадили?

— Восстановить хочешь?

— Да поздно там восстанавливать, сразу не получилось, время ушло. Теперь, по сути, не столько целительство, сколько конструирование требуется. Поэтому и опасаюсь я один браться.

— Не вопрос, через четверть часа подойду.

Я вызвал Андрея, который слегка нервничал и раза четыре спросил:

— А не лучше ли, ваша светлость, с одним глазом я буду? Ну его, второй-то?..

— Не ссы, Андрюха! — подбодрил его вихрем ворвавшийся Горыныч, и Андрей понял, что операции не избежать.

И зря он переживал! Глаз получился вполне нормальный. Единственный косяк…

Второй глаз мы Андрею временно наглухо закрыли, чтоб не видел ничего и меньше боялся. А когда дошли до радужки, я сообразил, что напрочь забыл, какого цвета у управляющего оставшийся глаз. Андрей понял, что дело застопорилось, и напрягся:

— Ваш светлость, не так что-то?

— А какого цвета глаза у тебя, а, Андрюха?

— Дак… Обыкновенные самые. Карие.

— Ну, нормально! — обрадовался Горыныч. — Это проще простого.

Нда.

Только родной глаз у Андрея был светло-светло-карий, как чай ромашковый. А мы смастерили какой? Почти как дёготь!

Андрей смотрел на себя в зеркало так и эдак и явно нравился себе.

— Ложись обратно на стол, — махнул рукой Горыныч, — переделывать будем. Ну, что это? Один светлый, другой тёмный, два весёлых глаза!

— Не-не-не! — замахал руками Андрюха. — Это ж наоборот, какое мне подспорье! Специально слух пущу, что мне глаз не простой поставили, а волшебный, чтоб враньё и лажу всякую за версту чуять. А то мужичонки тут больно хитрожопые, так и норовят то обвесить, то обмерять…

БОЛЬНО

Ярена

Мир превратился в боль. Исчезли образы, звуки, остались только ощущения. Боль, накатывающая волнами размером с гору. Было слово для этого… Не осталось…

Эта боль двигалась на неё огромным раскалённым валом. Захлёстывала, не оставляя сил даже кричать. Она забыла своё имя и не понимала, что это за место, не слышала движущихся вокруг, ругающихся, плачущих…

Стоящая над Яреной женщина переживала страшную досаду. Как можно наслаждаться местью, не имея возможности вдоволь покуражиться над поверженным врагом?

— Принесите ошейник поменьше. Этак она сдохнет раньше времени.

— Может быть, не стоит… — начал один из помощников и осёкся под свирепым взглядом. — Слушаюсь, госпожа.

Широкий ошейник был разомкнут и бережно помещён в переносное хранилище, а из второго, подобного, извлечён новый, в два раза тоньше.

— Застегните, — велел голос.

Металлическая лента, обжигающая, словно арктический холод, обхватила её шею. Но за несколько секунд, пока кто-то возился рядом, меняя один вид боли на другой, русская магичка успела сделать единственное для себя возможное: собрала крохи окружающей её магии и поставила микроблок на энергетических потоках, ведущих к мозгу. На почти животных рефлексах. Всем остальным можно пренебречь.