— У нас есть занятия, на которых будет присутствовать Ибан? — спросила она, и я практически услышал угрозу в ее голосе. Я не знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, намерена ли она довести дело до конца или планирует просто продолжать использовать его, чтобы надавить на мои кнопки.

Ковен сделал бы все возможное, чтобы уложить меня в могилу, если бы я убил мужчину-ведьмака, пожертвовавшего своей магией ради потомства. Они не были обычными, и поэтому их вознаграждали другими способами. Ибан был на обеспечении Ковена до тех пор, пока не нашел себе подходящую пару, и получал роскошь, которой не было даже у других мужчин — членов Ковена.

Отдельная комната в Холлоу Гроув, чтобы он мог принимать любую компанию по своему усмотрению. Он мог выбирать ведьм для спаривания.

Не было сомнений, на кого он положил глаз. Я только не знал, подтолкнул ли его к этому Ковенант или интерес был искренним. Я полагал, что это не имеет значения, так как Сюзанна согласится на это, независимо от того, что произошло.

Я ухмыльнулся, понимая, что мне не придется рисковать ее гневом, чтобы избавиться от вмешательства мальчика.

Уиллоу сделает это за меня, если догадается о его намерениях.

— Почему ты преподаешь историю ведьмам? — спросила Уиллоу.

Я повернулся и увидел, что она стоит у меня за спиной. Ее соседки по комнате задержались у двери, настороженно наблюдая за ней, словно за тикающей бомбой. Я подозревал, что ее поведение было для них довольно странным, учитывая, что все они были воспитаны одинаково, совсем не так, как я предполагал, воспитывалась Уиллоу.

— Кто может лучше преподавать историю, чем тот, кто был жив и видел ее? — спросил я, опуская ластик на выступ у основания меловой доски. Я скрестил руки на груди, ожидая следующего неизбежного вопроса.

— Это кажется странным выбором, учитывая твое явное предубеждение против Ковена, — сказала она, ее нижняя губа слегка подергивалась. Я отметил это действие, поняв, что она делала это всякий раз, когда задумывалась о чем-то, что не имело для нее смысла. Губы подергиваются, когда она пытается разгадать загадку.

Какой бы ни была жизнь Уиллоу, одно было ясно. Она не руководствовалась исключительно тем, чему ее учила мать. Ее не внушали так, как ведьм Ковена с самого рождения.

В ней был элемент справедливости. Желание знать правду, которое невозможно было отрицать. Я чувствовал, что, как бы ни воспитывала ее мать, она также дала ей дар мыслить самостоятельно.

Этого дара многие лишены.

— Назови мне хоть одного человека, который бы не имел предвзятого отношения к преподаванию истории, — сказал я и рассмеялся, увидев, как зловеще сверкнули ее разноцветные глаза. Она поняла, что я прав, и улыбнулась, чтобы подтвердить это, обратив свой взгляд к окну в конце комнаты.

— Я просто хотела сказать, что это интересно, что Ковенант позволяет тебе преподавать…

— Ковенант не контролирует меня. Я делаю все на благо Кристальной Лощины, потому что сохранение ее служит моей цели. Что бы тебе ни говорили об иерархии власти здесь, учитывай предвзятость источника. Конечно, ведьмы считают, что они сидят на самом верху и заправляют всем, — ответил я, усмехнувшись тому, как снова дернулась нижняя губа.

— Может быть, вам стоит подумать о том, что историю всегда пишет победитель? Мне очень трудно поверить, что Сюзанна не против того, чтобы ты делился историей и намекал на то, что, возможно, тебе достался лучший конец сделки, заключенной между дьяволом и Шарлоттой Гекатой, — сказала Уиллоу, ее бровь поднялась в знак протеста.

— Возможно, но я не дал ей повода возражать против моего метода преподавания. Я придерживаюсь фактов и не приукрашиваю. Так будет лучше для всех нас. Такие ведьмы, как Сюзанна, могут и дальше считать себя победительницами, а такие, как я, умеют быть терпеливыми, — сказал я, подходя к своему столу. Я прислонился к нему задницей и потянулся вниз, чтобы ухватиться за край, когда взгляд Уиллоу упал на мои обнаженные предплечья.

Губы подергивались, и я подозревал, что это не имело никакого отношения к тому, как разгадать тайну, а имело отношение к тому, как получить то, что она хочет.

— Ты не кажешься мне особенно терпеливым, — сказала она, склонив голову набок, когда подошла к моему столу. Никто из других моих учеников не осмелился бы подойти так близко, а ее друзья у двери обменялись быстрыми взглядами и разбежались соответственно. Она шагнула между моих раздвинутых ног, потянулась вверх и поправила мой галстук с непринужденностью, которой не должно было быть.

— Жизнь ведьмы — это всего лишь миг по сравнению с моей. Я видел, как бесчисленное множество таких, как ты, увядает и умирает. Когда это поколение ведьм, которых я учу, умрет и исчезнет, я все еще буду здесь, — сказал я, взяв ее за запястье и медленно отводя ее руку от моего галстука.

— Не все ведьмы умирают, — пожала она плечами, не пытаясь освободиться от моей хватки. Я держал ее осторожно, с опаской. Я не хотел причинять ей боль, хотя мысль о том, что ее кожа покрыта укусами и синяками от более приятных занятий, наполняла меня странным теплом.

— Вряд ли мы можем считать Ковенант живым, — возразил я, глядя на то, как слегка приоткрылся ее рот, когда она улыбнулась. Сильный изгиб ее губ был манящим, притягивая мой взгляд к их розовому цвету при каждом движении.

— Я говорила не о них, — пробормотала она, прикусив губу, словно почувствовав жар моего взгляда.

Неверие захлестнуло меня, заставив вновь обратить внимание на эти странные, несовпадающие глаза.

— А чему тебя учила твоя мать, когда рассказывала о Шарлотте Гекате?

Ведьма, которая первой заключила сделку с дьяволом, получила бессмертие, чтобы контролировать свой Ковен, чтобы править им, но она не захотела получить эту власть. Она отдала свою роль лидера Ковенанту, подняв их из могилы, так как они были ее наставниками в жизни.

Эта ошибка дорого обошлась ей, когда они оторвали плоть от ее костей и похоронили. Где-то в садах была похоронена ее плоть, не способная гнить благодаря дарованному ей бессмертию.

Ее дух и магия продолжали жить в костях, переданных потомкам. Именно поэтому хранительница костей, избранница рода Гекаты, оберегала их своей жизнью. Именно поэтому ее родственники делали все возможное, чтобы защитить ее, когда другие дома были охвачены соперничеством.

— Она не умерла, — сказала она, и торжественность в ее голосе сказала мне, что она знает, что это не было благословением. Она провела целую вечность, не имея возможности исцелить себя; ее тело разделилось и рассыпалось. Кости пальцев, оставшиеся в мешочке, который несла с собой линия Гекаты, были лишь ее фрагментом, и даже эти кости не могли позволить ей быть со своей семьей в смерти.

Это было жестоко, возможно, это было самое отвратительное из деяний, совершенных Ковенантом в жажде власти.

— Ты не Шарлотта Геката, Ведьмочка, — сказал я.

Предупреждение повисло между нами, оставшись невысказанным. Не было смысла напоминать ей, что она не должна стремиться быть похожей на ведьму, которая бесконечно страдала.

— Нет, — сказала она, наклоняясь вперед.

Я крепче сжал ее запястье и почувствовал, как ее пальцы сгибаются под силой моей хватки, когда она оттолкнула его в сторону и откинула голову назад, глядя на меня сверху. Я наклонился к ней, встретившись с ней взглядом, привлеченный озорным блеском в этом взгляде. Ее язык слегка пробежался по нижним зубам, когда она замерла на расстоянии вдоха от моего рта.

— Но я достаточно дерзка, чтобы заключить сделку с дьяволом, как это сделала она.

От ее слов у меня по спине пробежал холодок, я понял, что эта юная особа не имеет ни малейшего представления о том, с чем она имеет дело. Какой ужас эти слова и это обещание могут навлечь на ее жизнь. Я не шевелился, когда она прикоснулась своими губами к моим, и слегка рассмеялся, когда ее запах заполнил мои легкие.

— Тебя очень легко соблазнить для того, кто обладает таким терпением, — сказала она, и мои глаза закрылись, когда ее мурлыканье, казалось, погрузилось внутрь меня.