А вот у Карины настолько запущенный случай, что никакие спреи бальзамы не помогут. Скорее всего, только состригать.

Девочка молча садится за стол и берет вилку в кулачок, как делают детки поменьше, которым еще тяжело держать приборы правильно. А ее к шести годам так никто и не научил этому.

─ Это все мне, или вы тоже есть будете? ─ несмело спрашивает Карина и косится то на тарелку, то на меня.

Вот это вопрос. Неужели ее нормально не кормили даже с денег Леши? Хотя, о чем это я? Конечно, не кормили. Не ребенок, а кожа да кости. И все ведь из знакомой мне оперы про нехватку денег на продукты, ведь нужно для мамы купить очередную бутылку, или что похуже.

─ Все тебе. Ешь, ─ дрогнувшим голосом произношу я и спешно покидаю кухню.

Не могу долго находиться рядом с ней ─ слишком тяжело. Я будто вижу в этой девочке свое отражение. Знаю, как ей тяжело, больно и страшно. Знаю, как сильно она нуждается в чьей-то помощи. И я хочу ей помочь, но пока не понимаю, как это сделать. Рядом с ней я начинаю ощущать себя такой же беспомощной девочкой, какой и была тридцать с лишним лет назад.

Все дело именно в этом. И вовсе не в том, что она дочь любовницы моего мужа. Леша сообщил мне об этом, и я сохранила эту информация в памяти, но пока вообще еще никак не восприняла.

То ли это защитная реакция, то ли шок… Но пока нет никакого эмоционального отклика к измене мужа. Испытываю только удивление от необдуманности его действий и животный страх за ребенка.

Опускаюсь на диван и прячу лицо в ладонях.

─ Кать, ты как? ─ Леша садится рядом и гладит меня по спине.

─ А как должно быть? ─ отстраняю руки от лица и смотрю на мужа. ─ Как? Скажи мне! Потому что я пока ничего не понимаю.

─ Понимаю, Катюш. Я таких дел натворил, что теперь не знаю, как расхлебать. По всем фронтам накосячил. Но я все исправлю, слышишь? Все будет хорошо, обещаю.

─ Для кого хорошо? ─ с горечью усмехаюсь. ─ Не будет уже ничего хорошо. Ты открыл ящик Пандоры, и уже ничего не исправишь.

─ А я все же постараюсь, ─ выдыхает он и обнимает меня за плечи, но я отползаю от него в дальний угол дивана.

─ Все, что ты теперь можешь сделать, так это вылечить свою Лизу и вернуть дочь нормальной матери. Вот о них и думай теперь, а я… Я как-нибудь сама позабочусь о себе и своем ребенке.

─ О нашем ребенке, ─ поправляет меня муж. ─ И от вас я никуда не денусь. Мои девочки всегда будут со мной, под моей защитой.

─ У тебя теперь есть другие девочки, о которых надо заботиться, ─ протягиваю я и смотрю на семейное фото, что висит на стене. ─ Мы ведь были хорошей и счастливой семьей, Леш. Как же ты мог предать меня в самый трудный момент?

─ Я уже сказал тебе все по этому поводу. Мне больше добавить нечего.

─ Кто из нас уйдет из дома ─ ты, или я? ─ спрашиваю безжизненным голосом. ─ Наверное, лучше мне уйти, а ты останешься здесь со своей дочерью, если сможешь оформить на нее опеку.

─ Что? ─ в неверии спрашивает Леша и разворачивает меня за плечи, чтобы видеть мое лицо. ─ Кать, ты что такое говоришь? Никто никуда уходить не будет! Мы семье, мы будем вместе. И малыш у нас скоро появится. Не говори ерунды, пожалуйста.

─ Это ведь логично, ─ пожимаю плечами.

Сейчас я руководствуюсь лишь логикой, а не эмоциями. Потому что толком не чувствую ничего.

─ После измены люди расстаются, ─ продолжаю я. ─ Когда ты решил рассказать мне про свою измену, ты ведь не мог не думать о последствиях, верно?

─ Это было семь лет назад, ─ цедит он по слогам. ─ Неужели ты хочешь развестись из-за того, чтобы хрен знает когда?

А я вообще не знаю чего хочу. И не понимаю. Разве что забыться и заснуть.

─ Дело ведь не только в измене, Леш, ─ покачиваю головой, уставившись в его темные глаза. ─ Ты ведь даже не спросил, хочу ли я, чтобы твоя дочь жила с нами. Ты просто поставил меня перед фактом. И, похоже, когда ты ее вез сюда, то вообще не сомневался в том, что я молча приму все это, и мы продолжим жить, как и раньше, будто ничего не произошло.

─ Я не знаю, о чем я вообще думал, ─ рычит, злится сам на себя. ─ Просто хотел спасти ребенка от непутевой матери, и все. Ты ведь сама жила в полном кошмаре, разве ты не понимаешь, каково ей?

─ Да я как раз это прекрасно понимаю! ─ громче прежнего произношу я. ─ Мне жаль девочку, и я понимаю, что ей нужна помощь!

─ Ну так давай поможем ей!

─ А со своей жизнью мне что делать? ─ прикладываю руки к груди. ─ Просто забить на себя и свою гордость? Продолжить жить рядом с предавшим меня мужчиной и воспитывать его дочь?! Я это должна сделать?

─ Кать, послушай, ─ качает он головой, опускается передо мной на колени и сжимает мою ладонь. ─ Я обещаю, что заглажу свою вину. Нет, не так. Я постараюсь сделать все возможное, чтобы ты меня простила, и мы вернулись к нормальной жизни, воспитывали нашего общего ребенка. И я не собираюсь становиться семьей Карины, просто хочу вытащить ее из ада, понимаешь?

─ Леш, я понимаю твои мотивы, правда. И я рада, что ты не бессердечный скот, который забил бы на несчастного ребенка и просто ушел, лишь бы сохранить свою тайну и не разрушить семью. Но…

─ Катюш, пожалуйста, не нервничай, ─ спокойно и по слогам произносит Леша. ─ Давай мы просто успокоимся. Не нужно принимать поспешных решений, ладно?

─ Действительно, хватит уже разговоров, которые ни к чему не ведут, ─ выдыхаю я и откидываюсь на спинку дивана. ─ Займись сейчас своей дочерью, вернее, ее матерью. Предложи ей медицинскую помощь, не ради нее самой, а ради дочери. А если откажется… Там уже сам думай, что делать: обращаться в органы опеки и отдавать девочку им, или оформлять опеку на себя. Но знай, что я в этом участвовать не буду.

Алексей

Слова Кати бросают меня в еще большее отчаяние. И дело не в том, что она не хочет помогать девочке, нет. Она-то как раз хочет, но отчаянно сдерживает свои порывы позаботиться о ней.

Ей инстинкты подсказывают, что нужно делать в такой ситуации. И именно она сказала мне, как нужно действовать дальше, хотя я об этом даже задуматься не успел.

И если бы сейчас перед ней сидел точно такой же несчастный ребенок, но совсем чужой, то она бы кружилась над ним, как наседка.

Но обида на меня и осознание, что этот ребенок мой, не дают ей этого сделать. Она сама себе это запрещает.

И винить мне ее не в чем. Кто из нас виноват, так это я и только я.

Да как же я мог так облажаться?!

Можно ведь было отвезти девочку к моей матери на время и затем решать, что делать с ней дальше. Или еще какой-то выход придумать, не знаю.

Но это я только сейчас начал понимать, да и то вариантов нарисовалось немного. А в момент, когда я забрал Карину, у меня голова вообще не соображала и крутилась в ней лишь одна единственная мысль ─ отвести ее к нам домой. Туда, где она точно будет в безопасности.

И я сразу понимал, что разговор с женой будет нелегким, но на тот момент не осознавал последствий. Будто у меня не было сомнений в том, что она примет мою измену и ее результат. Думал, что расстроится, будет кричать, плакать, переживать… Но все равно примет.

Идиот. Одним необдуманным решением подвел наш брак под откос.

Нельзя ничего решать и делать на эмоциях, но я поступился этим правилом и совершил огромную ошибку. Теперь надо все это исправлять каким-то образом, потому что терять свою жену и нашего еще нерожденного ребенка я не намерен. Но пока еще не понимаю, что делать.

Тонкий детский голосок вырывает меня из размышлений. Поднимаю взгляд и вижу Карину в дверях гостиной. Смотрит на меня, как волчонок, и теребит юбку своего замызганного платьица.

─ Ты что-то сказала? ─ переспрашиваю ее.

─ Можно мне медведя? ─ осторожно спрашивает она. ─ Пожалуйста.

─ Какого медведя? ─ хмурюсь, не сразу соображая, о чем речь.

─ Которого вы подарили мне. Он остался в машине.

─ Принеси ребенку медведя, ─ тихо проговаривает Катя, но не просит, а требует.